И хоть улыбка так и продолжала сиять на губах Микото-сан, я видела, как глаза её потускнели. Может, в этот самый момент ее взгляд обратился в прошлое, и едва ли я могла даже примерно представить, каково это разойтись с человеком, прожив с ним больше половины жизни. И если в моем случае половина жизни — число крайне несерьезное, то в случае Микото-сан оно означает целиком прошедшую молодость.

— Так, приехали, — Шисуи заглушил мотор, а затем залез в бардачок, достал оттуда два маленьких кейса с беспроводными наушниками, открыл и протянул нам. — Это вам. Спрячьте их как-нибудь за волосами получше. — Мы взяли по маленькой черной «капле» и переглянулись. — Микрофон у них довольно мощный, поэтому не орите, как будто у кого-то проблемы со слухом. Но сесть лучше поближе к Куренай, чтобы ее тоже было слышно.

— А у Итачи такого не будет? — резонно поинтересовалась я, на что Шисуи как-то странно ухмыльнулся и неопределенно качнул головой.

— У него с контролем эмоций и выстраиванием речи и так всё в порядке. Он сам справится. — Стало быть у меня со всем этим непорядок. Замечательно. — Но ты можешь просто отдать ему один наушник, когда он придет. Кстати, надо позвонить узнать, где его носит. До Суны пара кварталов, так что ему недалеко идти.

Шисуи сам набрал Итачи и обрисовал ситуацию. Микото-сан, судя по тому, как интенсивно она теребила ремешок сумки, уже начинала нервничать. Что ж, ее можно понять. Неизвестно, что ей может наговорить моя мама на эмоциях, даже несмотря на то, что у них всегда были хорошие отношения. Впрочем, оставалась надежда, что у нее получится держать себя в руках. Вчера ведь она не набросилась на Итачи и сохранила приличия, хотя могла этого и не делать.

Затем Шисуи попросил нас обеих дать ему телефоны, чтобы подсоединить наушники и подключить нас к аудиоконференции. Три минуты мучений проверки связи, и вот мы, как настоящие шпионы, снабжены переговорными устройствами. Дикость какая-то. Никогда не думала, что мне понадобится помощь психотерапевта, чтобы общаться с собственной матерью.

— Итачи присоединится к тебе минут через пятнадцать. Зайдете внутрь только когда я скажу, — продолжил он раздавать свои инструкции и протянул мне брелок для сигнализации. — Нажмешь на верхнюю кнопку, когда будете выходить. Радио не включай, а то динамики будут трещать.

— Как всё строго, — протянула Микото-сан и, подмигнув мне, вылезла наружу.

Шисуи тоже уже стоял на улице и собирался закрыть дверь, когда мне вдруг приспичило выкрикнуть:

— Ты чудила, но у меня нет к тебе неприязни.

После разогретого в поездке воздуха, холод с улицы вползал просто арктический, и я невольно поежилась, втягивая руки в рукава.

— Ну сознайся, что есть чуть-чуть, — Шисуи с ухмылкой нагнулся, показывая мне воображаемо зажатые между большим и указательным пальцем пару сантиметров, — примерно вот столечко.

Я хитро прищурилась и показала ему полсантиметра.

— Скорее, вот так.

Он рассмеялся, и напряжение между нами окончательно спало. Дверь хлопнула, и Шисуи проследовал к уже ждущей его у входа Микото-сан. Было странно слышать всё, что они говорят, через наушники, но это даже пробуждало некоторое любопытство. Я попробовала разглядеть маму в окнах первого этажа, но там сидела лишь парочка незнакомцев.

Микото-сан присоединилась к маме уже через минуту. Они тепло поприветствовали друг друга, сразу же начали обсуждать погоду, интерьер ресторана, мамино самочувствие и еще какие-то не очень интересные мелочи. Конечно, было бы странно, если бы их разговор сразу коснулся наших с Итачи взаимоотношений, но всё же я надеялась, что это произойдет хотя бы в ближайшие полчаса. Шисуи, похоже, тоже об этом подумал, потому минут через десять после начала встречи начал подсказывать наводящие на тему вопросы. И с того момента, как он вступил в дело, мне стало не по себе. Всё-таки это как-то ненормально вот так влиять на людей.

— Скажи, Микото… — мамин голос стал настолько тихим, что я едва различила следующую фразу. Интересно, насколько далеко они сидят? — Итачи тебе что-нибудь рассказывал о моей дочери? Или о том, что произошло вчера?

— Выдержи паузу — ты осознаешь, насколько серьезную тему затрагивает Куренай, — и медленно кивни, — подсказал Шисуи. — Позволь ей продолжать.

Нет, это ведь реально жуть! Будь я на месте Микото-сан, я бы и так среагировала примерно так же, но делать это с чьей-то подсказки?..

— Я так и подумала, — снова заговорила мама. — Мы, конечно, хотели как-нибудь встретиться, но мне показалось странным, что ты позвонила на следующий день после…

— Скажи, что не знаешь деталей. Будет лучше, если она расскажет всё сама.

— Я… — Микото-сан прочистила горло, — не особо в курсе, что произошло. Итачи такой скрытный, он совсем не вдавался в подробности.

— Мне кажется, я сотворила нечто ужасное, — мамин голос дрогнул, а у меня внутри что-то оборвалось. — Нами хотела быть со мной честной, как я её учила, и, наверное, надеялась на поддержку, а я повела себя как ополоумевшая истеричка.

В горле встал ком, а на глаза навернулись слёзы. Она сожалеет. Ей больно. А я ушла из дома и оставила её одну в таком состоянии.

— Скажи, что…

— Нет, Куренай, нет! — Микото-сан не стала дослушивать Шисуи. Похоже, не мне одной это всё не нравится. — Ты — мать. Ты испугалась и оказалась сбита с толку. Такое случается с каждой из нас.

— Но я не должна была так реагировать! — ее голос так и не прекратил дрожать, как будто она была готова заплакать. — Меня тошнило с самого утра, прямо как когда я была беременна Нами. Я целый день вспоминала, как Киоши заботился обо мне в этот период и как потом со мной поступил. А вечером приходит Нами и представляет Итачи — своего учителя! — в качестве парня! У меня совсем в голове всё помутилось.

— Но мой сын никогда бы не…

— Я верю, что Итачи — прекрасный человек, но я знаю свою дочь. У нее сейчас такой возраст, когда она стремится доказать всем свою зрелость, но это не означает, что так и есть на самом деле. — Бессмертная сага «Она же еще совсем ребенок», том второй.

— Спроси, почему она так думает.

— Нами казалась мне весьма рассудительной девочкой, когда мы с ней виделись в последний раз.

— О, она такая, — мамин голос потеплел и наполнился грустью. — Но у нее ведь только год назад был другой мальчик, и, ты ведь знаешь, в этом возрасте каждая симпатия кажется любовью всей жизни. Сегодня Итачи, через неделю кто-то другой. А у нас переезд на носу! И только любовной драмы на фоне нам не хватало.

— Мы не можем знать наверняка, настоящие ее чувства или нет, — возразила Микото-сан. — Мне было шестнадцать, когда я встретила Фугаку. Он не был моей первой любовью, но остается последней. И, знаешь, Итачи относится к Нами очень серьезно. Он даже…

— Слушай, я не думаю, что стоит… — Шисуи повысил голос, чтобы быть услышанным.

— Он даже готов переехать в Токио, как только представится возможность. Он рассматривает предложение о переводе на место другого учителя, что через пару лет уйдет на пенсию.

О. Боже. Мой! Сердце в груди забилось так сильно, что стало больно. Итачи не говорил мне об этом. Не говорил, что готов оставить родной город, семью, чтобы быть рядом. Тело бросило в жар волнения. Всё серьёзно. У нас действительно всё серьёзно, но два года кажутся таким сумасшедшим сроком!

Дверь машины неожиданно распахнулась, вызвав у меня мини-инфаркт — настолько я была погружена в свои мысли, — и рядом со мной сел Итачи. Он всего лишь улыбнулся, а у меня навернулись слезы и дыхание сперло оттого, насколько я не хочу с ним расставаться. Ни слова не говоря, я взяла его лицо в ладони, ощущая под пальцами прохладную кожу, и, подавшись вперед, поцеловала в губы, холодные и чуть влажные от дождя. Я уже не слышала, о чем говорят мама с Микото-сан — кажется, их дискуссия всё еще была в разгаре, — но всё, что меня волновало, это Итачи и то, с какой нежностью он отвечает на мои прикосновения.