— Сольвейн?

— Не знаю, девчонка, похоже, сдалась, ей такое раньше переживать не приходилось, вот и не выдержала. Терять друзей всегда тяжело, терять тех, кого обещал защитить, еще тяжелее. Так что…

— Что? — в комнату ввалилась растрепанная волшебница с красными от бессонницы глазами. — Я, пожалуй, поучаствую в вашем разговоре. Никто не против?

— Не думаю, что это хорошая идея, в таком-то состоянии, — Кайл строгим взглядом оценил готовность Сольвейн к конструктивному разговору.

— Спасибо за ваше мнение, оно чрезвычайно важно для нас, — Соль рухнула на свободный стул, — заодно можете засунуть это мнение сами знаете куда.

Глаз охотника непроизвольно дернулся, а руки потянулись к перевязи с оружием, но остановились на полпути и вернулись на стол:

— Ситуация сейчас тяжелая, если ты, проклятая, не готова нам помочь, то лучше не мешайся.

— Я-то не готова? Да я во всеоружии. Как там Аника себя чувствует?

— На что ты намекаешь? — охотник начинал выходить из себя.

— Ну знаешь, как там теперь ее территории поживают, которые она так мечтала сохранить. Нет, мы не можем собраться единым кулаком в Саду, нам нужно держаться своих земель, и девчонок не переведем, недостаточно охраны, чтобы их вести по городу, — писклявым голосом передразнила Сольвейн старшую Цветов.

— Хватит! — Кайл вскочил. — Мы все приняли это решение, все согласились, и ты в том числе.

— Действительно, я тупая, бесполезная скотина. Мы все тут такие: я, ты, Аника и целая толпа до зубов вооруженных мужиков не смогла сберечь тридцать девушек, мы все бесполезны! Все облажались!

— Да то ты понимаешь! — Кайл подошел к волшебнице вплотную. — Думаешь, мы всесильны, стоило только захотеть, и все, думаешь, те, кто отдали свои жизни, виновны в том, что их сил оказалось недостаточно, а те, кто выжили, виновны вдвойне?!

— Да, мать твою, так и есть! А о чем думаешь ты? Ну не вышло, извиняйте, в следующий раз постараемся лучше? Как бы не так, мы были в ответе за все, мы дали себя обмануть, обвести вокруг пальца, и не важно, при каких обстоятельствах это случилось. Смотри! — между пальцев Сольвейн вспыхнула молния. — Я могу щелчком пальцев прожарить человека до костей, но не смогла справиться с обороной одного дома. Аника и ты лет десять управляете целыми кланами, а Ючген сделал вас, как малолеток.

— И что?! Что теперь?! Реветь в подушку?! Если знаешь, кто справится лучше нас — говори, а если нет, то заткнись и не мешай, вали к себе и хоть захлебнись своим самобичеванием, у меня на это времени нет.

— Поработать головой тоже времени не нашлось, Анику интересовал рабочий инструмент пониже?

— Ах ты… — Кайл с размаху впечатал кулак в лицо Сольвейн. — Еще?!

— Ну давай! — та растянула губы в безумной улыбке, не обращая внимания на разбитый нос.

Охотник зарычал и продолжил молотить по голове проклятой, та только улыбалась и отпускала едкие комментарии между ударами. На очередном замахе рука Кайла попала в стальной захват Коротара:

— Прекрати, видишь, она не в себе.

— Нет, старик, я как никогда в трезвом рассудке, чувствую всю полноту жизни, так сказать, — Сольвейн наклонилась вбок и выплюнула выбитый зуб. — Дергаемся, как петухи с отрубленными бошками, толку ноль, зато возни на целый курятник.

Коротар хмыкнул и, обойдя стол по кругу, вытащил из ножен свой меч:

— Подарок, — он повернул рукоять, продемонстрировав идеально наточенное лезвие. Оружие было самым простым и незатейливым, никаких украшательств и дизайнерских изысков, обычный инструмент профессионального солдата, за исключением дорогущего металла. — До того, как я осел в Амиладее, пришлось помотаться по миру в группе так называемых Искателей. Не люблю это прозвище, мы себя по-иному величали. Отважная пятерка бесстрашных мечтателей, грезился нам мир без монстров, без загнанного за стены человечества, без страха и войн. Истребляя искаженных — приближали победу, ту самую мечту, казалось достаточно просто: не сдаваться, и рано или поздно выход найдется, разыщется управа на бесконечные орды тварей, но всему приходит конец, особенно жизни на острие меча. Рано или поздно это должно было произойти, нам попалась тварь не по силам. Чудовище терроризировало целый город, постоянно угрожая его жителям уничтожением стен, настоящий гигант, мог разметать двухметровый слой камня, даже не заметив. Пойди такой во главе волны, участь защитников была бы предрешена. Мы справились, превзошли самих себя в этом сражении, отдали все силы, но справились, только победа досталась мне одному.

Старик тяжело опустился на стул и убрал меч в ножны:

— Тяжело это, остаться последним выжившим. В голову начинают лезть всякие мысли: почему именно я? Почему не кто-нибудь более достойный? Чувствуешь себя предателем, как будто оплошал, не сделал все, что мог, отступил, когда надо было сделать шаг вперед, уклонился, когда надо было бить, может, тогда они бы выжили. Честно ли это? Твои товарищи остались лежать в чаще безымянного леса, а ты продолжаешь топтать эту землю. С этим ничего не поделать, вопросы, предположения и чувство вины терзают тебя, и от них не убежать. Просто такова моя природа, встречаются среди нас балбесы, принимающие все слишком близко к сердцу, — взгляд Коротара упал на Сольвейн, та в ответ поморщилась и отвернулась к стене.

— Я много пил, крепкое варево надежно укрывало рассудок спасительной пеленой невменяемости, нанимался черт знает к кому, лез в самое пекло, чудо, что жив остался. Все это продолжалось до тех пор, пока в очередном пьяном угаре весь мой отряд пришел ко мне в видении. Они ничего не говорили, даже не двигались, просто стояли и смотрели, от этого взгляда мне сквозь пол провалиться хотелось. Я далек от мысли, что ко мне явились их духи или еще что, в том свинячьем состоянии мог и сам Яростный в обнимку со Лжецами померещиться, но, как ни странно, это подействовало. Стыдно стало, за то что жизнь свою, их жертвой сохраненную, на помойку выкидываю.

— К чему это все? — Сольвейн не выдержала и перебила рассказчика. — Это что, какая-то запредельная мудрость для глупой меня? Я должна проникнуться и забить на произошедшее?

— Ничего подобного, — старик устало улыбнулся, — просто бредни ветерана. Приходят в голову время от времени, так и хочется на кого-то скинуть. Особенно если этот кто-то возомнил, что ответственен за саму судьбу, вообразил, что отвечает за каждого знакомого человека. Я спрошу прямо, кто ты такая, чтобы так думать?

— Я взялась за их защиту, значит, поражение — тоже моя вина. Все элементарно, командир, угробивший своих солдат и допустивший врага в город, должен понести наказание, и это даже близко не подходит к твоей истории.

— Ну так что тогда? — Коротар встал, его голос приобрел силу и рычащие нотки. — Казни этого командира, выброси за стены и возглавь защитников сам? А если больше некому? Кто-то принимает на себя эту ношу, берет происходящее в свои руки в безнадежных ситуациях, когда враг сильнее и многочисленнее, когда шансов на победу вообще нет. Если остается последний выживший, он должен перерезать себе горло? Или возглавить других, еще способных сопротивляться, встать рядом в строй, потому что больше некому.

— Значит, меня некому заменить? — с сарказмом спросила Соль.

— А до тебя, видимо, не доходит. Открой глаза, оглянись вокруг, город катится с горы в пропасть, и никто не может ничего сделать. Нас тут трое собралось, тех, кто хотя бы пытается, и сейчас ты решила забиться в темную щель?

— По-твоему, я не имею права убежать? Это ведь не мое дело, я тут даже полгода не живу, просто совпадение, чистая случайность, — Сольвейн запрокинула голову и съехала по стулу вниз, мучаясь от непонятного давления, распиравшего изнутри.

— Можешь, конечно, хочешь, беги, но я не позволю тебе оправдать свою трусость возвышенным самообманом. Разбить голову об стену в память о произошедшем — это не поступок, это слабость. Побег от реальности, самобичевание, назови как хочешь — итог один: либо сломаешься, либо выдержишь. Вот только времени у нас впритык, и как бы не пришлось сожалеть о гораздо большем, чем сейчас.