— Даже пожирателей просто посадили пожизненно, — удивился Рон.

— Вот именно. Я не хочу втягивать в подобного рода дела вас.

— Но мы уже втянуты, хотим или нет. А если ты думаешь, что нас остановит опасность… — тут же завёлся Гарри, но она не дала ему закончить.

— Вас остановлю я. Либо я делаю это сама, либо никто этого не делает.

На самом деле проблема возможной ответственности за содеянное стояла для неё на втором месте. На первом — фактический переход морального горизонта событий. Как ещё назвать сознательное причинение вреда по сути невиновному человеку с полным знанием гарантированных последствий, нейтрализовать которые шансы есть, конечно, но никакой уверенности в успехе? Попросту говоря, хладнокровное покушение на убийство. И вот уже в это втягивать друзей, позволить и им тоже взять грех на душу, Гермиона не согласилась бы ни на каких условиях. Очевидно, у неё был достаточно бескомпромиссный вид, чтобы они не начали спорить, только Гарри проговорил упавшим, разочарованным голосом:

— Я думал, ты нам доверяешь.

— Да ведь речь совсем не о доверии! — взвилась Гермиона. — Это ради вашего же блага!

— И ты всё решила за нас, — вставил Рон обиженным тоном. — Ну точно Дамблдор.

— Если бы я могла, если бы имела право… — она не договорила — слова встали поперёк горла, — сглотнула, невысказанное упало в желудок противным свинцовым комком, а на глазах помимо воли выступили слёзы.

— Гермиона, ты что? — испугался Гарри и с виноватым видом похлопал её по руке. — Прости нас, пожалуйста, только не надо плакать.

— Прости, — поддержал его Рон всё ещё немного недовольно, но с изрядной долей раскаянья.

— Это мне надо извиняться, — выговорила она с трудом, зубы у неё постукивали.

— Слушай, а может, можно как-то сделать так, чтобы мы ничего толком не знали, но всё равно оказались полезны? В одиночку наверняка туго придётся, — вдруг предложил Рон. — Мерлин с тобой, можешь ничего не рассказывать: ты умная, уж точно намного умнее меня или Гарри — прости, дружище, — и я тебе верю.

— Как и я.

Если до этого момента Гермиона ещё как-то держалась, то его слова окончательно переполнили бурлящий внутри неё котёл с эмоциями, и она, бросившись на шею Рона, разрыдалась в голос: от ответственности, беспокойства и незаслуженного доверия; успокоилась только минут через пять, когда Гарри, всё это время утешающе поглаживавший её по спине, паническим шёпотом предложил сбегать за мадам Помфри.

— Не надо, — хрипло попросила Гермиона, отпустив смущённого Рона и вытерев глаза. Она перевела дух и попыталась переключиться в конструктивное русло, чтобы не повторить своё позорное выступление. — Уже всё.

— Точно? — недоверчиво уточнил Гарри.

— Да, — она попыталась улыбнуться. — И в чём-то Рон прав: вероятно, я ещё раз или два воспользуюсь твоими мантией и картой.

Ей ведь понадобится найти некоторые весьма специфические заклинания, интерес к которым может стать косвенной, но серьёзной уликой в случае чего.

— Так держать, узнаю нашу Гермиону, — Рон усмехнулся и показал большой палец. — А ингредиенты?

Она помотала головой. Зелье было сложнейшим из всех, о которых она когда-либо читала, и для его приготовления понадобятся самые разные вещества — от банальных океанической соли и вереска до уже готовых других зелий, — но ничего достаточно редкого, чтобы это нельзя было приготовить самостоятельно или купить в аптеке завтра в Хогсмиде без опаски вызвать подозрения.

***

Если раньше Спайка всего лишь терзали сомнения относительно просмотра только входящих писем и посылок, то Филч с детектором, скрупулёзно обследовавший каждого ученика на выходе из школы — учителя процедуры избежали, — превратил подозрения в убеждённость: проверяют оба направления.

В переписке с матушкой можно было использовать понятные ей туманные намёки и иносказания, выглядевшие совершенно невинно для тех, кто перехватывал почту, хотя Дамблдор наверняка догадался бы — и Снейп, конечно, тоже, — но полной уверенности, что перлюстрацией занимается кто-то из них, не было: слишком уж важные и занятые люди, и без того обременённые кучей разнообразных и более важных обязательств. Тем не менее для полноценного сотрудничества с Горбином требовалась ясность и однозначность в выражениях, чтобы чего не напутал, вольно или невольно, и уж такое не пропустил бы никто, а облюбовать соседнюю с отцом камеру в Азкабане Спайку как-то не улыбалось. Он вяло похвалил себя, что так и так собирался воспользоваться Хогсмидской почтой, которую, можно надеяться, если и контролировали, то слабее.

Паркинсон, сославшись на нежелание гробить причёску по такой отвратной погоде, осталась в замке, так что тянуть с визитом в отчий дом ни причин, ни повода не было.

Насколько помнил Драко Малфой — а вместе с ним и Спайк, — камин в главном зале «Трёх мётел» всегда оставался забран толстенной кованой решёткой, изукрашенной виноградными лозами, между прутьев которой можно было спокойно просунуть очередное полено для поддержания тепла и уютной атмосферы, но никак не получилось бы пролезть даже самому тощему третьекурснику. Не желала Розмерта делать из своего паба проходной двор или отвечать за потерявшихся в каминной сети малолетних любителей приключений, он понятия не имел, но зато знал, что у мадам Паддифут более свободные взгляды: за несколько сиклей она разрешала старшекурсникам пользоваться камином, расположенным в её кафе. Небольшая доплата позволяла уйти из отдельной комнаты, так что никто из посетителей не смог бы подслушать адреса, но эта услуга предоставлялась исключительно парочкам. В «Кабаньей голове» же склянка с летучим порохом просто и незатейливо стояла на каминной полке — и она никогда не пустовала, — но главное, что владельцем кабака был некто Аберфорт Дамблдор, о чём Спайк узнал летом — чисто случайно — из обмолвок некоторых гостей Тёмного Лорда. Естественно, он воспользовался для визита домой именно тем камином, который находился не только под наблюдением министерских соглядатаев — за которыми, в свою очередь, следили пожиратели смерти, — но и директора, где-то в глубине души немного наивно понадеявшись, что, если не вернётся вовремя, тот, чем чёрт не шутит, не сделает вид, будто так и надо.

На выходе его уже поджидала матушка, ещё более бледная и осунувшаяся, чем Спайк помнил, но с великолепной маской спокойствия и даже некоторой скуки на лице. Почтительно её поприветствовав, как и положено примерному сыну, он приложился к тонкой руке с родным ароматом фиалок, но она потянула его к себе и крепко, почти с остервенением обняла.

— Он ждёт, — прошептала матушка и отпустила его. — Я провожу.

Для Спайка это была фактически первая встреча с Тёмным Лордом — после принятия им метки тот до недавнего времени словно бы потерял к нему интерес, — от которой он и не знал, чего ждать.

В столовой, очевидно, выбранной чем-то вроде тронного зала за размеры и торжественную помпезность обстановки, кроме Тёмного Лорда обнаружилось ещё несколько пожирателей смерти, в том числе тётка Белла, с довольным видом шептавшая что-то своему хозяину на ухо. Тот, заметив вошедших, одним взглядом заставил её умолкнуть и подобострастно скорчиться у его ног.

Спайк поклонился и застыл с опущенной головой, не спеша поднять взгляд. Было страшно — не за себя, конечно, а за родителей, — но куда сильнее, ярче и острее в нём горели злость и желание удавить мерзкого змееподобного урода.

— Ну что, Драко, мой юный друг, есть тебе чем меня порадовать? — с долей нехорошего предвкушения спросил Тёмный Лорд.

Рассказывая о найденном шкафе, планах о его починке и усыплении бдительности противной стороны, выясненных — по большей части случайно, но об этом лучше умолчать — подробностях о защитных чарах Хогвартса и предпринятых Дамблдором мерах безопасности, Спайк гипнотизировал взглядом подол платья тётки Беллы, так и оставшейся сидеть на полу, прижавшись к ногам Тёмного Лорда. Спиной он чувствовал взгляд матушки, и это придавало ему сил, позволяло голосу оставаться ровным и в достаточной степени безразличным.