— Доброй ночи, — он заходит в гостиную следом за тестем и тихо здоровается. Немного помявшись под напряженными взглядами родителей Гермионы, он беспокойно выдыхает и усаживается в свободное кресло возле двери.
— Доброй, Драко, — сухо здоровается в ответ миссис Грейнджер. — Хорошо добрался?
— Да. Спасибо, что спросили, — несмотря на то, что он был готов к презрению во взглядах Грейнджеров, в реальности это все равно колет слишком сильно. Он безвольно опускает голову, ощущая на шее огромный валун вины и стыда перед ними. — Как… как Гермиона?
— Спит, — миссис Грейнджер не спускает с него напряженного взгляда. — Хочешь ее увидеть?
— Да, пожалуйста! — Драко практически подскакивает на месте от неожиданности — он думал, что ему сначала устроят жесткую выволочку и только потом подпустят к Гермионе, но, видимо, он ошибался, к своему счастью. — Но вы… разве вы не…
— Если ты думаешь, что я опять буду на тебя кричать — ты ошибаешься. Я уже высказала тебе все, что думаю по этому поводу, и повторяться нет смысла. Сейчас для меня самое главное — это счастье дочери, а ее счастье — это ты, к моему огромному сожалению, — миссис Грейнджер тяжело вздыхает и качает головой. — Она тебя звала сквозь сон. Она сильно нуждается в тебе. Я не могу пойти против ее воли.
Миссис Грейнджер выглядит раздраженной — она то и дело потирает жуткие царапины на своей шее, кривясь от неприязненных ощущений. Драко ее искренне жаль, он понимает, что ей пришлось пережить, но все же не может сдержать радостного вздоха от ее слов.
Гермиона ждет его, зовет. Нуждается в нем, несмотря ни на что.
— Я… простите, — в поезде Драко наивно казалось, что извиняться перед Грейнджерами будет проще. Но вот когда дело дошло до реальных извинений, он понимает — ни черта. Слова предательски застревают в глотке и душат огромным слизким комком, мешая дышать, а валун вины все еще неподъемно давит сверху. Это так… сложно. — Я знаю, что виноват. Знаю, что сплоховал и это из-за меня Гермиона в таком состоянии, но… я осознал. Поверьте. Гермиона мне очень дорога, и я сделаю все, что угодно, только бы она выбралась из этого кошмара. Я обещаю, что больше не брошу ее. Я оплачу полностью все лечение и буду ей постоянной поддержкой, все время буду рядом с ней. Только бы она в этом нуждалась.
— Хорошо. Хорошо… я рада, что ты это понял, — голос миссис Грейнджер дрожит. Она крепко, до побеления пальцев, держит в руках чашку ромашкового чая и смотрит куда-то за спину Драко. — Ты любишь мою дочь?
— Да, люблю. Без какого-либо сомнения, — Драко действительно не сомневается, так как Гермиона — это вся его жизнь. Жаль, что понял он это только после того, как едва не потерял.
— Хорошо, — повторяет миссис Грейнджер, а потом тяжело вздыхает и слабо улыбается. — Ты слышала, Гермиона?
Драко резко оборачивается и, увидев позади себя едва стоящую на ногах Гермиону, чувствует, как в груди что-то болезненно обрывается. Гермиона смотрит на него широко раскрытыми глазами и не двигается, держась за дверной проем в качестве опоры.
— Гермиона…
— Но Рон кричал… он сказал, — она всхлипывает и крепче обхватывает деревянную балку, — что ты не придешь. Ты…
— Нет, Гермиона, я здесь. Я пришел, — Драко мгновенно бросается к жене, подхватывая ее за талию, не позволяя упасть из-за дрожащих конечностей. — Я дурак, прости меня, пожалуйста. Я люблю тебя, действительно люблю, и не позволю какому-то Рону забрать тебя, — он судорожно шепчет на ухо все, что так хотел сказать целый день, одновременно утирая ей слезы тыльной стороной ладони. — Прошу, доверься мне вновь. Я обещаю, что больше не предам и буду рядом с тобой до самого конца.
Гермиона ничего не говорит, только плачет. Родители давно ушли на кухню, решая дать им время объясниться. В голове у Гермионы совершенно пусто, только одна вещь крутится на закорках сознания:
— Ты п-правда… ты правда любишь?
— Угу, — Драко крепко прижимает ее к себе, нежно гладит по голове и тоже плачет. Гермиона в его руках такая крохотная и худая, до невероятности хрупкая — как кто-то подобный может в одиночку справляться с огромным грузом проблем? Как она с этим боролась, будучи настолько слабой физически, а теперь еще и морально? — Очень люблю. Ты можешь на меня положиться. Я сделаю все, что угодно, ради тебя, и никакая болезнь меня не остановит.
Гермиону до боли душат эмоции. Слишком много. Невыносимо сложно для ее неокрепшего тела и помутневшего из-за болезни сознания. Она цепляется за мужа, как за последний оплот спасения, и впервые за долгое время чувствует себя в безопасности — Рон ненавидит Драко. Он не пойдет против него.
— Тихо, тихо, — Драко ласково обхватывает ее лицо руками и немного приподнимает, чтобы посмотреть в заплаканные глаза — Гермиона жадно всматривается в серую радужку, от которой всегда, все десять лет млела до крайности, и тянется к губам. Она просто невыносимо скучала по нежному и любящему Драко. Тот охотно отвечает на поцелуй, а потом, оторвавшись от губ, подхватывает на руки и несет в кровать, чтобы уложить ее отдыхать — в этот раз он будет добросовестно ухаживать за ней. Обнимать, целовать по первой же просьбе и приносить еду прямо в постель. Укутывать в одеяло и защищать от монстров, если они появятся. Охранять ее сон и говорить приятные вещи, которые развеют плохое настроение.
Сейчас его очередь быть для Гермионы. Единственное, чем он может искупить свою вину — это вновь сделать свою жену счастливой.
***
— Драко, может не надо? — Гермиона дрожит в его руках, с испугом посматривая на позолоченную табличку с именем психиатра. — Мне, вроде, уже лучше…
— Что, голоса опять тебе угрожали расправой? — Драко крепче обнимает ее со спины, успокаивающе поглаживая живот большим пальцем. — Не слушай их, они меняют свое мнение каждую секунду. А врач поможет тебе избавиться от них навсегда.
— Они так кричали на меня, Драко…
— Хочешь, я пойду с тобой? Если я буду рядом, они не посмеют на тебя кричать, — он мягко целует ее за ухом и крепче прижимает к себе, пытаясь придать жене больше уверенности.
— Ты правда можешь пойти?!
— Конечно. Кто меня от тебя оттащит? — фыркает Драко, улыбаясь Гермионе краешком губ. — Ну же, ты сможешь.
Гермиона судорожно вздыхает и хватается влажными от волнения ладонями за прохладную ручку. Она сможет. Угрозы Рона, голосов и монстров ее не остановят — Драко не даст ее в обиду.
— Я не позволю никому и пальцем к тебе прикоснуться. Ну же, решайся.
Гермиона сначала хмыкает, а потом смеется в голос — Драко будто мысли ее читает. Ей действительно не о чем переживать. Она верит своему мужу, как верила всегда.
Ручка легко поддается нажатию, и Гермиона входит в обширную светлую комнату, надеясь, что не зря выбрала этот путь. Она больше не одна.
Гермиона постарается.
***
И только через полгода, сидя в уютном кресле собственной гостиной в горячих объятиях мужа, она осознает, что Рон, скорее всего, был не просто рандомной личностью, возникшей в ее больном сознании. Он был чистым воплощением ее болезненных чувств к Драко. Она была измучена, одинока и, как ей казалось, уже безответно влюблена в собственного мужа по уши. Она хотела избавиться от этих тяжелых чувств, и они, с помощью шизофрении, обрели личность, чтобы напоминать ей о себе все время. А та самая амортенция, о которой все время твердил Рон, — просто еще один способ сбежать и уберечься.
Она поворачивает голову и мягко целует уснувшего Драко в уголок губ — как хорошо, что ей больше не нужно убегать от собственных чувств. Как хорошо чувствовать себя свободной и единственной хозяйкой собственного сознания.
