И увидела Верочка, что вышло опять недурно, и, смеясь, пропела в смотровое окошечко биоинкубатора: „Эй вы, звери, птицы, рыбы! Плодитесь и размножайтесь!“

И был Вечер, и было Утро. День пятый…

И Верочка вдруг вспомнила, что завтра Пятница, вспомнила, что надо бы домой, что именно в этот шабат она обещала позвонить Маринке, та будет ждать её вечером в скайпе. Они давно уже не болтали с подругой, хотя говорить было, в общем-то, не о чем. А скайп в лаборатории не разрешался, и служба безопасности контролировала все компьютеры, в том числе и приносные. Надо бы домой… Да и дочка может заехать в эти выходные… А может и не заехать…

Как ни хотелось домой, но Верочка тем не менее понимала, что завтра никак ей не оставить лабораторию, знала, что делает. Ей не впервой было сутками жить в своём кабинете, и она не могла и не имела права остановить эксперимент.

А что Маринка? Она с кем-нибудь другим всё равно поболтает. Мало ли сейчас народу в сети! Раньше бабки на скамейках судачили у подъездов, а теперь вот – по скайпу трындят… а дочка – она если и заедет, так всё равно только чтобы денег перехватить…

И занялась Верочка классификацией и маркировкой всех штаммов, и произвела она её достаточно быстро и профессионально, дав каждому штамму имя и идентификационный номер и зарегистрировав их в реестре.

И увидела Верочка, что получилось отлично. И провозгласила, наконец: „А теперь сотворим Гидру, чтобы она сама разобралась со всем этим бардаком!“

И сотворила Верочка Гидру. И Гидра была и мужского, и женского пола одновременно.

И воцарилась Гидра над всем множеством и разнообразием организмов, населяющих её биопространство, и стала она употреблять некоторых из них в пищу, а некоторых приручила для той же цели.

И установилось тогда биологическое равновесие, которое Гидра сама же и поддерживала, и было так. И увидела Верочка, что прошло всё как нельзя лучше, и возрадовалась она результатам трудов своих.

И был Вечер, и было Утро. День шестой…

И приняли тогда все компоненты биосистемы свой цвет и свой окончательный вид. И закончила Верочка эксперимент в седьмой день трудов своих. И прекратила тогда Верочка работать.

И благословила Верочка этот седьмой день, и осветила его баночкой холодного „Туборга“, усевшись удобно в своем кожаном троне перед экраном ультразвукового монитора в окружении нескольких сослуживцев и дежурных офицеров, столпившихся посмотреть, как у быстрорастущего эмбриона Гидры пульсируют чёрными пузырьками все три её шестикамерных сердца…»

– Что это за бредятина? – вдруг спросила у засидевшегося перед компьютером Пса его всегда ласковая супруга.

Она давно уже затаилась у него за спиной, подглядывая, как появляются на белом вордовском поле всё новые и новые строчки.

– Это не бредятина, – обиделся Пёс. – Это «Сверхновый Завет»… «Евангелие от Крылана…»

– От кого? От Крылана? Ну, ты совсем уже притомился! Ладно, зови детей с улицы – будем ужинать. И перестань дуться! Пиши, что хочешь. Только народ не пугай.

Она поцеловала его в ухо и ушла на кухню. Пёс посидел ещё немного. Потом без сожаления перевёл в корзину только что написанный файл и выключил компьютер. Прихватив сигаретку, он отправился в зной городского парка разыскивать детей, которые давно уже должны были прийти сами, но, конечно же, не соизволили.

Проходя мимо синагоги, у ворот которой трое по-стариковски серьёзных ультраортодоксальных юношей сгружали со старенького фиата аккуратно перевязанные стопки книг, Пёс подумал вдруг: «А ведь действительно – бредятина! и зачем я всё это пишу? Тем более что всё уже написано до меня… А Верочка – она, конечно же, в своём роде Создатель, а Гидра – вроде как первочеловек… возомнивший себя богом… Но зачем я трачу время, выкладывая всё это на бумагу? Ведь и читать-то, наверное, никто не станет! Вот этим ребятам, например, и так всё давно ясно – читают одну и ту же книгу круглый год, дочитают – И заново начинают. В ней всё для них уже написано, вся их история и всё их будущее. Для них время остановилось. Его у них как бы и нет. А мне-то что делать, мне-то как за ними угнаться? и вообще, куда мне продвигаться? Назад к воспоминаниям или вперёд к вечности…»

Поравнявшись с фиатом, Пёс узнал в одном из ортодоксов сына соседей с третьего этажа. Давно его не было видно, в прошлом году уехал в Бейт-Лехем в ешиву[2]. Наверное, на выходные заехал к родителям.

– Ма нишма, Шломо?[3]

– Аколь беседер. Ма шлом ха?[4] – отозвался юноша. Щёки Шломо уже закудрявились, он подрос на голову, и уже стал похож на юного старичка. Так почему-то выглядели все ортодоксальные юноши в своих чёрных шляпах.

Пёс вспомнил, как ещё в прошлом году Шломо гонял мяч на пустыре с ещё одним парнем постарше, забыл, как его имя, и другими пацанами поменьше. Малыш, непоседливый сынок Пса, тогда ещё не мог играть с такими большими мальчиками и был беспредельно счастлив хотя бы смотреть на их игру и приносить им всё время улетающие мячи. Шломо ушёл учиться в ешиву, а парень постарше, он был из соседнего дома, ушёл два месяца назад в армию. Две недели назад он погиб в Ливане. Может, Шломо не знает?

Пёс хотел было опять заговорить со Шломо, но другой подросток подхватил тяжёлую перевязь книг, Шломо бросился ему помогать, и они засеменили к входу в синагогу.

Пёс дошёл до парка и не успел ещё осмотреться и открыть рот, как оттуда, оглашая окрестности весёлыми воплями, выпорхнули к нему навстречу два его взъерошенных ангела – один на самокате, другой на велосипеде.

– Куда вы запропастились? – как всегда поругал двойняшек ворчливый Пёс. – Мама ужинать зовет.

Малышка просвистела мимо, бросила с размаху самокат у подъезда и унеслась вверх по гулкой лестнице, звонко тарабаня сандалиями. Малыш ещё крутанулся по двору, прокричал «Тизаэр!», что на местном языке обозначало «Поберегись!», зарулил прямо в подъезд и, отбросив велик в сторону, последовал за сестрой.

– Вот банда… – довольно пропыхтел Пёс им вслед. Затушил окурок и шагнул в показавшийся после уличного зноя упоительно прохладным подъезд.

«…Гидра родилась в пробирке. Она, конечно, ещё не знала, кто её мать, кто её отец, кто она сама. Собственно, она не родилась, а зародилась, как и всякая другая жизнь, из яйцеклетки, но в её случае – искусственно оплодотворенной. Тоненькая стеклянная наноканюля осторожно проткнула мембранную оболочку и впрыснула внутрь перепуганной человеческой яйцеклетки наглый активизированный сперматозоид, не имеющий ни рода, ни племени, его хромосомный набор содержал специально смоделированный уникальный генетический код, набранный как бусы из тысяч отдельных геномов различных живых существ, населяющих эту грешную землю. Как говорится, с миру по нитке – голому рубаха!

И чего тут только не было: от кольчатых морских червей до синих китов, от фотосинтезирующих простейших до кенгуру и высших приматов. И все-таки Гидра была дитя человека, давшего ей материнство, и примитивного беспозвоночного Hydra vulgaris, давшего ей базовую модель органогенеза, так ловко вплетенного людьми в пёструю цепь геномов. Но главным коньком программы стал, конечно, ген человеческого голоса, координирующий работу голосовых связок, языка, мимических мышц, гортани и подкорковых ганглиев, отвечающих за речь, – ген FOXP2. И этот ген хитроумные инженеры связали с геном телепатии и интуиции.

Вот будет забава-то! Если, конечно, получится…

И вот слияние произошло – оболочка сперматозоида растворилась, ядра сосватанных клеток сблизились, и хромосомы немедленно принялись за свою волшебную ювелирную работу – считывание генетических кодов. Виртуозный обман завершился абсолютным мужским триумфом, ведь хитрый сперматозоид содержал в своих хромосомах абсолютно идентичный человеческому набор геномов, и, чёрт возьми, именно в тех местах, по которым яйцеклетка и должна была распознать своего нежданного жениха!