К чертовой матери ехать не пришлось – очень скоро вырисовался вектор направления. Друг по той самой горячей точке предложил непыльную работу. Колян послушал и тоже согласился. Они закатили прощальный банкет в ресторане у памятника Ленину, и поезд умчал их на восток, в Ростов. Работа заключалась в перекраске легковых автомобилей. Уже через неделю они получили по двести рублей в беленьком конвертике. Они не спрашивали, за что такие деньги, – догадывались. Потом им велели перебивать номера на двигателях и кузовах. Платить стали больше, но работать приходилось в поте лица и даже по ночам. Часть денег отсылали домой. Нестор два раза в год, ко дню рождения Юлечки и к Новому году, ехал в Шахтово и после этого еще долго носил в сердце счастливый смех крестницы и улыбку Марины – любовь его оказалась вечной. Марине он тоже делал подарки, то колечко, то цепочку, но ходили упорные слухи, что Генка подарки эти проигрывал. Почти шесть лет Нестор и Колян горя не знали, но внезапно нагрянула милиция, и ОПГ, как их окрестили в деле из восемнадцати пухлых томов, пошла по этапу за угоны и убийства владельцев авто, о которых Колян и Нестор догадывались, потому как иногда салоны были забрызганы кровью. Через пять с половиной лет их освободили по амнистии, и они рванули домой – проведать могилы матерей, которых то ли они в гроб загнали, то ли жизнь, то ли все вместе взятое. Нестор с подарками наведался к Марине, а она какая-то чумная – Генка ушел к очередной любовнице в верхний поселок, и все было бы как обычно, но любовницей оказалась подружка детства и по совместительству крестная мама Юльки. Марина угостила Нестора чаем и пирогами и сказала, что видеть никого не хочет и его, Нестора, тоже. Нестор чаю выпил, перекинулся с крестницей парой слов, и они с Коляном снова уехали. На северо-запад, в Киев, там их уже ждали. Но теперь они не красили автомобили, теперь они работали на умного человека, а в телевизионных новостях и прессе такая работа называлась «рейдерство». Деньги потекли рекой. Колян влюбился в полудохлую интеллигентку Лилю, превратил ее в утонченную куколку, завернутую в меха, купил квартиру ныне покойным тестю с тещей, себе тоже купил и отвел Лешку в детский сад. Нестор же смотреть не мог на женщин – его сердце под завязку было наполнено любовью к Маринке. Он усыновил Дениса, приобрел подержанный «мерседес», хороший костюм, дубленку и рванул в Шахтово. На что он надеялся – неизвестно…
Тома уже отправилась спать, а Николай Петрович, пока сын разговаривал по скайпу с бухгалтером клуба, потягивал какой-то премерзкий, но очень полезный витаминный коктейль, который жена заставляла его пить, и пялился в телевизор, ровным счетом ничего не понимая и ничего не видя.
– Тварь! – Алексей заскрежетал зубами и ударил кулаком по стене. – Мы все оплатили!
Николай Петрович посмотрел на сына:
– Это не имеет никакого значения…
– Папа, но ведь я все делал честно…
– Дело не в твоей честности. Дело в жадности Ревы. Ночной клуб не хоспис и даже не ресторан, и мы с Нестором предупреждали тебя о рисках. Теперь надо спокойно обдумать, как сохранить свои бабки. – Он подался вперед и поставил стакан на дизайнерский журнальный столик. – У тебя есть какие-то идеи?
– Убить его! – выпалил сын.
– Ну… Это плохое решение.
– А какое решение ты предлагаешь?
Колян задержал взгляд на сыне.
– Я завтра позвоню Гоги. Против лома нет приема, окромя другого лома.
Глаза Лешки ожили.
– Ты… Ты серьезно?
– Конечно. За Гоги маленький должок, – продолжил Петрович, надеясь, что вор в законе Гоги до сих пор живет по понятиям, иначе бы его лишили столь высокого звания. – А насчет того письма… – он скривился, – детский сад какой-то. – Он прикусил губу и пожевал ее. – Расскажи Наташе и забудь.
Алексей отрицательно мотнул головой:
– Я расскажу, я письма этого не боюсь… Но Лена… Наташа не простит меня. – Он сел на диван рядом с отцом и прижал руку к груди. – Я не знаю, как получилось… Я не оттолкнул Ленку, понимаешь? Не оттолкнул из-за ее отца. Я боялся… – Он пожал плечами. – Я ненавижу себя за это! Я повел себя как… как последняя проститутка. – Он откинулся на спинку дивана и закрыл лицо руками.
– Не оскорбляй проституток, среди них есть очень порядочные девочки.
– Папа, – Леша взглянул на отца с упреком, – сейчас не об этом речь. Речь идет о нас с Наташей.
– М-да, бабы такого не прощают, – задумчиво произнес Петрович, – твоя мама мне ничего не простила… Ничего… – Он печально качнул головой. – А ведь я ее люблю… Все еще люблю… Так-то вот…
– Я тоже люблю Наташу, а с Ревой у меня ничего нет. Ты мне веришь?
Николай Петрович скривился:
– Я тебя умоляю! Даже если было… Какое это имеет значение? – Николай Петрович тяжело вздохнул. – Сынок, ты должен понять: бабы – они другие. Они могут простить нам все, кроме измены. У них на первом месте отношения. – Последнее слово Петрович произнес с нескрываемой иронией и потянулся к коктейлю. – Вот я пью эту гадость, давлюсь, но пью. Знаешь почему? Потому что если я вылью ее в унитаз, то Томочка увидит это в моих глазах и накажет меня. Такие вот они, женщины. В этом их прелесть.
Повисла пауза. Отец и сын внимательно смотрели друг на друга.
– Вот что, идем-ка спать. Я устал. Я очень устал, – сказал наконец Николай Петрович.
– Папа, а где твой телефон?
– Кажется, я оставил его на тумбочке в коридоре.
Леша выскочил в коридор и вернулся с телефоном.
– Ты что, Наташе собираешься звонить?
– Нет, я просто напишу, что люблю ее. Ты не против?
Его пальцы забегали по экрану.
– Я-то не против… – Петрович усмехнулся. – Но только напиши, что это ты, ну и что айфон у тебя забрали. А то Томочка мне все открутит по часовой стрелке, она такая…
Николай Петрович уже храпел под боком супруги, а Леша все сидел в гостиной и сжимал телефон в руке.
Ответа он так и не дождался и уснул прямо на диване.
Глава 13
Наташа проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо.
– Что такое? – испуганно спросила она.
– Нестор Петрович… – жалобно сказала Люба, испуганно глядя на нее. – Ему плохо…
Через считаные секунды Наташа вбежала в спальню отца и в ужасе отшатнулась – он лежал на спине, веки опущены, дыхание сиплое, рот приоткрыт, подбородок, шея и грудь в крови. Постель в крови… Кровь везде… В ногах его стоял Денис.
Наташа бросилась к кровати:
– Папа! Папа! – Она схватила его за руку. – Денис, что с ним?
– Я не знаю… я вызвал скорую.
– Что с ним?! – закричала она, всматриваясь в мертвенно-бледное лицо.
– Не знаю… – простонал Денис.
Люба сдавленно всхлипнула и зашептала: «Отче наш, Иже еси на Небесех…»
Наташа сжимала руку отца:
– Папочка, родной мой, потерпи… Сейчас скорая приедет… сейчас… – Она провела рукой по его седым волосам.
Слезы душили ее. Внезапно губы отца дрогнули, на них появилась слабая улыбка.
– Папуля… Папочка… – И поток слез хлынул из глаз Наташи.
Нестор легонько сдавил ее пальцы.
– Не надо… – сказал он одними губами, – не плачь… – Он поднял руку и коснулся холодными пальцами ее щеки. – Наташенька, дочка… – Его рука упала.
– Папа! – закричала Наташа. – Папа! – Она перевела взгляд на Дениса. – Да сделай же что-нибудь! Сделай! – истерично завизжала она.
Люба рыдала в голос, и вдруг среди всей этот вакханалии прозвучал голос отца, слабый, но повелительный:
– Перестаньте! Все перестаньте… Я пока жив… Завещание я уже написал, оно у моего нотариуса… Все вам поровну… Там и Любе… Не обижайте ее… Никого не обижайте… Это грех…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
