Originally published under the title DER HEXENJA..GER

Переведено по изданию:

Fritz A. Der Hexenа. ger: Roman / Astrid Fritz. – Reinbek bei Hamburg: Rowohlt Taschenbuch Verlag, 2018. – 448 p.

Перевод с немецкого Олеси Малой

Він прийшов у її дім, коли юна Сюзанна поринула в самотність. Її мати Маргарита загинула за загадкових обставин. Ходили чутки, що вона була відьмою, бо ходила уві сні… Настоятель місцевого домініканського монастиря отець Генріх обіцяв Сюзанні заспокоєння та відпущення усіх гріхів, а також упокій душі матері. Та турбота Генріха переросла в дещо інше, у небезпечну залежність… Якби дівчина знала, хто він насправді! І в яку страшну гру грає з нею мисливець…

© Rowohlt Verlag GmbH, Reinbek bei Hamburg, 2018

© DepositРhotos.com / Genika, обложка, 2019

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2019

Селеста, Эльзас, июнь 1484 года

Последние соседи покинули дом, отправляясь трудиться этим солнечным утром начала лета. Свечи в комнате догорели, а до сих пор закрытые ставни приглушали звуки, доносящиеся из переулка. И только тихое дыхание моего старшего брата Мартина, прикорнувшего на лавке в нише у окна, нарушало гнетущую мрачную тишину.

Я отерла слезы с лица и подошла к дубовому столу, где в погребальном саване лежало тело моей матери. Белый лен закрывал ее до плеч, скрывая изувеченные ноги и руки, и лишь лицо после падения с такой высоты осталось целым. Однако оно не было умиротворенным, как у нашей младшей сестренки, когда та умерла. На тонких, почти еще девичьих чертах застыли боль и отчаяние.

Я осторожно коснулась ее холодной щеки и громко вскрикнула. Мартин вскинулся ото сна.

– Прости, – пробормотал он. – Должно быть, я уснул.

Он одернул черно-белый хабит[1] и смущенно оглянулся.

– Отец и Грегор еще не вернулись?

Я покачала головой, не решаясь отвести взгляд от тела матери. Еще вчера вечером она шутила с нами за ужином, наконец-то отринула скорбь всех этих дней, радовалась… С аппетитом ела квашеную капусту и сало, расспрашивала папу о работе, сказала нам, что с завтрашнего дня хочет вернуться в лавку.

После ужина она не пошла сразу в спальню, как прежде, а помогла мне убрать со стола и вымыть посуду. А отходя наконец ко сну, я слышала, как она тихонько поет псалмы в соседней комнате. Теперь же она лежит передо мной, безжизненная оболочка, лишившаяся всего, что составляло ее естество.

По спине у меня побежал холодок. Больше никогда не смогу я сесть за этот стол к воскресному ужину, не вспоминая о смерти своей матери.

– Где же они? – Голос Мартина доносился до меня будто издалека. – Они должны были давно вернуться.

Я не ответила. И вдруг ощутила облегчение оттого, что в доме воцарилась тишина после этой кошмарной ночи, когда мы с отцом и двумя моими братьями плакали от отчаяния и молились, пока утром в дом не явилась толпа соседей, друзей и знакомых, чтобы попрощаться с матерью и утешить нас. Должно быть, известие о ее смерти разнеслось по нашей улице, точно пожар.

Мартин подошел ко мне.

– Скоро придет священник, – сказал он мягко, так, как говорила наша мать. – Тебе нужно идти в кухню приготовить поесть. А я пока принесу кувшин вина из погреба и зажгу новые свечи.

– Еще есть время.

Я все гладила маму по лбу, глазам, щекам. Наконец отвернулась и без сил опустилась на стул у двери. Невзирая на тишину в доме, в ушах у меня взвился крик моего старшего брата Грегора, когда он разбудил меня ночью: «Сюзанна! Проснись! Случилось страшное!»

Мама лежала во дворе под звездным небом, руки и ноги вывернуты, глаза широко распахнуты. Такой нашел ее отец. Он как раз вносил ее в дом, когда я сбежала вниз по лестнице и, дрожа в тоненькой рубашке, замерла. Мама была без сознания, тяжело дышала, но была еще жива, когда отец Оберлин, священник, которого привел Грегор, отпустил ей грехи и окропил ее святой водой. А когда чуть позже пришел врачеватель[2], ему оставалось только сказать нам, что она мертва. И мой отец осел на холодный каменный пол, воя, точно раненый зверь, а не человек. Я тогда еще ничего не поняла и, словно в кошмарном сне, все повторяла: «Почему?» – но никто не отвечал мне. И только когда Мартин прибежал из монастыря, отец постепенно утихомирился. Тогда мою мать уже положили в комнате, были произнесены первые заупокойные молитвы, и я получила ответ на свой вопрос.

– Она снова ходила во сне. И выпала из чердачного окна, – глухо объяснил отец. – Нельзя ей было пить то красное вино, оно всегда ее будоражило. Но она наконец-то опять радовалась, наконец-то опять чувствовала себя хорошо. – И вдруг он завопил: – Это я виноват! Я должен был это предусмотреть!

Стоя у безжизненного тела матери и вспоминая о прошлой ночи, об отчаянии отца, я чувствовала, как у меня разрывается сердце. Я зажала уши ладонями, отвесила себе пару пощечин, заплакала навзрыд. А потом Мартин, мой брат, который старше меня всего на три года, мой Мартин обнял меня.

– Успокойся, Сюзанна. – Его голос дрожал.

– Я этого просто не понимаю, – всхлипнула я. – Как такое могло случиться? Как кто-то во сне может подняться по лестнице, по шаткой лестнице на чердак, а потом выпасть из окна?

– Ты же знаешь, наша мать всегда ходила во сне. Помнишь, как однажды мы искали ее и в конце концов нашли спящей в холодном погребе? Ну же, давай помолимся.

Он держал себя в руках, но лицо его побледнело пуще прежнего. Темная щетина проступала на меловых щеках, иссиня-черная тонзура[3] на бритом черепе выделялась сильнее обычного. Характером Мартин пошел в мать, от нее взял ранимость и чуткость, но внешне был очень похож на нашего отца, отличавшегося почти чужеземными чертами – впрочем, как и многие люди в землях Верхнего Рейна.

Молясь, мы услышали, как внизу распахнулась дверь дома. Усталые, с темными кругами под глазами, отец и Грегор вошли в комнату. Они дождались, пока мы произнесем «Аминь!», завершая молитву, перекрестились, и в следующий миг отец вдруг выбежал из комнаты. Его тяжелые шаги доносились из спальни внизу.

– Что происходит? – спросил Мартин. – Где священник?

Грегор уныло покачал головой и сел на стул у двери, где раньше сидела я, чтобы быть как можно дальше от трупа.

– Поговори с нами, Грегор, – взмолилась я.

Мой сильный, высокий брат, самый старший из нас, детей, в семье, старше меня на пять лет, вдруг показался мне беспомощным, как малое дитя.

– Священник не придет. – Его нижняя губа дрожала. – Потому что наш дом отныне покрыт позором.

Мы уставились на него, как на призрака. Мартин схватил его за руку: