Впрочем, и он “плохим” Конгу был не нужен. Верный друг первокурсника, Эм, уже давно очертил те рамки, в которых его хотел видеть студент экономического факультета: «тихий, нежный, спокойный и милый». Конечно, лидеру инженеров не всегда удавалось соответствовать этим требованиям, но, наверное, не настолько, чтобы младшие отказались от своей «глупой затеи». А, может, Конгу просто нравилось смотреть, как из бездушного «дьявола» инженерного факультета, как любили его называть его собственные подопечные, он превращается в кого-то другого? И кому какое дело, что он уже давно перестал вытягивать из себя того, чего не существовало, просто стараясь отдать то лучшее, что в нем действительно было? Было… В нем что-то было?
Наставник растерянно огляделся по сторонам, будто ища себя снаружи, а не внутри. Странно: он каким-то образом успел зайти за свое общежитие и оказался напротив общежития первокурсника. Даже можно посмотреть на балкон, где он впервые увидел паренька, чья теплая улыбка стала его мечтой и надеждой… А ведь уже в тот, первый, день наставник понимал, что если его отвергнут, то для него это будет концом… Хотя… его же не отвергли! Артит громко, немного истерично рассмеялся. Даже если Конг «не любит парней», то трахать их он вполне способен. Особенно если слегка зашвырнуться алкоголем и иметь под боком готовую на все игрушку. Так-то любая дырка подойдет. А с мужиком и защита не нужна. Можно кончить поглубже и ни о чем не переживать. Конечно, внизу поясницы тут же потянуло болью, напоминая о том, как именно «не любит парней» младший, и приступ смеха тут же оборвался резкой тошнотой. Только вырвать ему было нечем: все, что сегодня попало в желудок — полстакана клубничного молока. Того самого, что принес ему Конг. И часть, которого до сих пор наполняла емкость, что он сжимал в правой руке.
«- … тебе оно на самом деле нравится?
— Да. А ты… против?
— Нет, что ты! Прости! Это… мило».
Мило. И теплая улыбка в конце. Теплая? Или самодовольная? Пальцы безвольно отпустили тонкую полиэтиленовую ручку, за которую он держал полупустой стакан. Стакан, конечно, упал. На ноги и кеды плеснуло сладкой жидкостью. Потом… его все-таки вырвало. Прямо на влажное пятно, что так быстро впитывалось в землю… Он никогда… никогда больше не сможет пить клубничное молоко. Но это… ничего. Только пыль к ногам стала липнуть. Их бы помыть… И лицо. Но душ… он… в комнате. Там, где ночью…
Его снова вырвало. Но с места он не сдвинулся. Он просто не знал, куда ему теперь идти.
========== Часть 52 ==========
Так, пялясь на землю, он простоял, наверное, очень долго. А, может быть, и нет. Он не ощущал времени, не интересовался им. Лидеру инженеров было… никак. Он просто выбрал точку через несколько метров от себя и смотрел на нее. В таком положении мысли отключались, и это… Резкий хлопок заставил вздрогнуть и вскинуть голову. Справа послышался громкий смех. Артит с трудом повернулся туда, откуда шел шум: с другой стороны общежития несколько ребят что-то оживленно обсуждали и рассматривали перед собой непонятный агрегат. Видимо, очередной эксперимент. Инженеры любили что-нибудь мастерить или переделывать. Создавать… игрушки. А ведь зря Конг не пошел на их факультет - у него бы получилось.
Изломанная улыбка, неестественность которой третьекурсник ощутил на собственных губах, была неприятна. Не подходила для того, чтобы ее видели другие. Также, как и он сам. Артит отвернулся от увлеченных своим делом парней, и, наконец-то, снова пошел. Пусть он по-прежнему не знал, куда же теперь идти, здесь ему места тоже не было. Смутное ощущение того, что он почему-то не должен показываться перед другими студентами в таком виде, толкало его прочь. «Не здесь. Не сейчас. Потерпи еще чуть-чуть. Ты же можешь…» - внутренний голос пытался в чем-то его убедить, и это было так смешно… Ведь он не мог. Совсем. Абсолютно…
Сорвавшись на бег, третьекурсник пересек все пространство перед общежитием, выскочил на улицу, где с шумом проезжали машины и мопеды, пронесся через проезжую часть и помчался дальше, дальше, дальше… Скорость спасала от непрошенных мыслей точно также, как раньше – полная неподвижность – но вот так продолжаться долго точно не могло. Ему было больно. Этой ночью Конг постарался достаточно для того, чтобы он не убежал далеко.
Порция новых воспоминаний заставила споткнуться и вырвалась изнутри солеными дорожками слез по щекам, но еще несколько улиц Артит все-таки преодолел. Направо, направо, а затем – в парк, и можно уже было прислоняться к дереву, съезжать по темному стволу вниз и закрывать глаза, позволяя горячим каплям срываться с ресниц вновь и вновь. Здесь он больше не был лидером инженеров. Здесь он был самим собой. Слабаком, которому даже в голову не пришло набить морду своему обидчику. Он ведь… он ведь даже сейчас не мог представить, как причиняет Конгу боль. Сейчас, когда в него самого будто воткнули штырь, пронзающий насквозь: от самой поясницы и до горла, которое словно сжималось вокруг иллюзорного металла все сильнее, не давая кислороду проникнуть внутрь.
Все, все на что он был способен – захлебываться собственными слезами. Побить Конга? Да за что? Тот не делал ничего, чего не хотел бы сам Артит. Тепло, забота, внимание, нежность… поцелуи и объятия… секс – это же он об этом так мечтал… Настолько сильно, что даже ни разу всерьез не задумался о том, почему младший с самого начала отвергал любые границы между ними, общаясь так, будто знал его уже очень, очень хорошо. И ведь даже то, что он впервые увидел Конга вместе с Эмом, его нисколько не встревожило. Как если бы он сам никогда не обсуждал своих наставников с друзьями. Любимая тема новичков, только-только окончивших школы и не ожидающих препятствий на своем пути – не дающие им свободно дышать монстры-старшекурсники – совершенно забылась. Он просто не хотел ни о чем думать. Ему же так нравилось упиваться собственными чувствами… Конгу даже делать ничего не надо было, он сам цеплялся за каждое мгновение рядом с ним: только бы смотреть, только бы слушать, ощущать бы близко-близко… А еще лучше – в себе.
Мышцы рефлекторно сжались, вновь усиливая болезненные ощущения внизу, а пальцы судорожно впились в землю, оставляя в ней глубокие борозды. Не младший захотел его этой ночью. Он сам предложил себя. Что бы первокурсника ни возбудило, это Артит подсказал ему, каким в подобной ситуации может быть выход. Или вход. Наставник еще раз истерично хохотнул, но почти сразу замолк, прижимая ладонь к груди: казалось, что все клетки внутри, одна за другой, натянулись и теперь лопались, лопались, лопались… брызгами крови, обозначая конец своей жизни. Ну в самом деле – с чего он решил, что Конг вообще его хотел? Только потому, что у младшего «встало», пока они лежали рядом? Это же нелепо. Первокурсник мог мечтать о ком угодно: как до, так и в процессе… О любой из тех девушек, с которыми он целовался всего пару недель назад. Красиво. Нежно. «По-настоящему»…
Мир вокруг будто поблек. Стало холодно. Очень-очень холодно… Даже слезы, что совсем недавно текли по его щекам, оставляя на коже теплый след, прекратились. Глаза теперь лишь слепо всматривались в темнеющее небо, на котором скапливались тучи, а кровь… вся та, что сейчас наполняла его изнутри, застывала… превращалась в ломкий лед, что забивал собой капилляры, артерии и вены, останавливая жизнь даже в них… Почему?.. Почему он забыл все те фотографии? Почему вновь и вновь готов был принимать доброту едва знакомого человека? Почему пошел… до конца?
«Потому что хотел. Ты. Сам. Этого. Хотел» - раз за разом ответ его остывающего сердца не менялся. Стоило лишь человеку, который ему понравился, обратить на него внимание, как он прекратил замечать реальность, создавая свою собственную. С головой ныряя в потоки диких фантазий. Как те, что он успел напридумывать с утра, увидев принесенный ему завтрак. Вот эти… эти выдумки разве любовь? Нет. Просто бурное воображение и нездоровое желание получать заботу. Ведь, если быть честным, за исключением своего тела, он не дал парню ничего. Даже не попробовал выяснить, что же действительно нужно первокурснику. Может, попытайся он это сделать, то гораздо раньше бы понял, что от него тот желает получить лишь смягчение наказаний для инженерного факультета. Сколько же времени он забрал у младшего, попусту витая в облаках? Сколько же украл внимания, которое ему не принадлежало? Ресницы вновь опустились, отсекая его от потерявшего краски мира.
