И если он окажется рядом… Закрываю глаза, не давая пи заметить полыхнувшую в них жажду крови. Боли. Унижения. Знаю, что это желание превращает меня в ничтожество, но, если Прачая не будет страдать из-за меня так же, как я из-за него, я больше не смогу дышать свободно. Устраивая свое шоу, он понимал, что я буду мучиться, он хотел этого. Хорошо. Пусть так. Он все получил, теперь моя очередь. Не думаю, что он считает, что я покорно приму все его выходки. Значит готов к ответному удару. И уж я-то постараюсь, чтобы после моего хода он не оправился. В такие игры я играю гораздо лучше него.

Пальцы сильнее сжимают телефон в кармане джинсов. Обычный мобильник, но сейчас нет ничего важнее, ведь пара хранящихся там фоток может разрушить когда-то драгоценную для меня жизнь. Нужно просто уметь ими распорядиться. И у меня есть целый вечер для того, чтобы решить, чего я хочу больше: конца его карьеры или его тело, раз душа мне все равно недоступна.

Ненавижу… Только кого больше: себя или его, уже не знаю.

========== Часть 6. Сингто ==========

Сингто.

Не думал, что когда-нибудь по-настоящему стану подлецом. Но хватает одного взгляда на выцветшее лицо Криста, чтобы понять — я не имел права так поступать. Его боль и ярость настолько сильны, что их можно почувствовать почти физически, и я еле успеваю остановить его, когда вижу, как сжимаются его кулаки, еле сдерживаю пи. Это моя вина. Моя ошибка. Моя…

Но Крист уже не слышит меня, не видит и не хочет быть рядом. Вырывает свою руку из моей и уходит, держа спину неестественно прямо. Нет ни фанфар, ни цветных конфети, но я знаю, что своего я достиг. Все чувства, что он испытывал, размазаны по асфальту парковки и выжжены восходящим солнцем. Можно радоваться, но вместо этого хочется опуститься на землю и закрыть лицо руками. Я. Не. Имел. Права. Так. Поступать.

— Похоже, этот парень все-таки тоже к тебе что-то испытывает. Не думал, что он может настолько взбеситься. Удивительно. Но от этого не легче. К тому же не удивлюсь, если он поймет, что мы сделали это специально… В жизни он не выглядит простачком, как на экране… Син, ты в порядке?

Безжизненно киваю и невидяще смотрю на пи. Что я могу сказать? Что он был прав, и мне не стоило устраивать это глупое шоу? Что, получив желаемое, я понял, насколько это страшно? И видеть Криста таким хуже, чем уходящим с очередной девчонкой в пустую гримерку? Какая разница, если повернуть время вспять я все равно не могу? И не имею права. Нужно жить дальше и идти до конца, позволяя ему вырвать меня из сердца с корнем.

Только вот, где взять силы, чтобы прямо смотреть на любимое лицо, где смешивается отчаянная ненависть и невыносимая боль? Ведь даже одного взгляда хватило, чтобы в мгновенье обрушить уверенность в принятом решении, что выстраивалась годами. И теперь неподъемная тяжесть вины вжимает в темный асфальт, заставляя вспомнить, насколько остро я всегда реагировал на любую его обиду… И хочется смеяться над собственной глупостью, но упрямство уже не позволит отступить. Не сейчас, когда я зашел слишком далеко.

— Да… Все в порядке, пи’Сон. Спасибо. И прости, что втянул тебя. Ты был прав. Это… — Чувствую, как губы начинают дрожать и резко замолкаю. Вот уж кто точно не имеет права на истерики, так это я. Отстраняюсь от мягкого прикосновения к моему плечу и, выдавив улыбку, мотаю головой. С тем, что я устроил, я должен справиться сам. — Прости. Не задерживайся из-за меня. Я знаю, что тебя уже ждут.

— Тебе я сейчас нужен больше… Но ты же не признаешь этого, да? Глупая гордость, Син. Но не мне тебя судить. Держись. И если хоть на секунду тебе потребуется поддержка или помощь… Пожалуйста, набери мой номер. Я буду ждать.

— Да, пи. — Киваю и грустно, но искренне улыбаюсь. — Спасибо.

Проводив взглядом уезжающую машину своего друга, вдыхаю глубже. Оставаться на парковке больше нет никакого смысла. Я должен пойти на съемки, даже если первым, кого я там увижу, будет Крист. Я по-прежнему актер. Профессионал. И он… тоже. Что четыре года назад, что сейчас - он не сорвется. Но ответит. Обязательно отомстит. И надеюсь сделает это скоро, ведь только это позволит мне понять, что он готов идти дальше, разрешая и мне отпустить хоть часть собственной вины.

— Прости… — губы беззвучно шепчут одно-единственное слово, пока я иду ко входу, а перед глазами все еще стоит бледное лицо самого дорогого для меня человека. Я не имел права так поступать. Но, может, так будет лучше?

***

Не знаю. За весь вчерашний день, он ни разу не оказался рядом. Ни слова мне не сказал. Лишь издали мне удавалось наблюдать за тем, как он снимается дубль за дублем. И пусть даже на расстоянии его напряжение чувствовалось, но он был по-прежнему великолепен. Ни единой придирки от мастера Нирасекута.

Чего не скажешь обо мне. Это я никак не мог сконцентрироваться, несмотря на то, что всегда был хладнокровнее него. Сдержаннее. Все мое хваленое спокойствие рассыпалось, как карточный домик. Но чего я мог ждать, когда все мысли заняты собственным предательством любимого человека?

Горько улыбаюсь, и, припарковав машину, выхожу наружу у съемочного павильона. Но тут же замираю, увидев расслабленную фигуру, облокотившуюся на капот новенького мерседесса. Крист. Сегодня он приехал первым, и вряд ли для того, чтобы встретить здесь восход солнца. Мое тело непроизвольно дергается назад, но это лишь секундная слабость. Я ведь хотел, чтобы он начал действовать? Да. И раз он готов, то и я не собираюсь отступать. Мне хватает нескольких решительных шагов, чтобы остановиться напротив него. Жаль голос подводит и приветствие получается совсем тихим:

— Доброе утро.

— Смешно, пи… Очень. Но если хочешь — доброе. Не думаю только, что надолго… — Его голос подчеркнуто спокоен и ровен. Вряд ли кто-нибудь сейчас узнал бы его, все так привыкли, что он тараторит на безумной скорости, но я-то знаю, что он может быть по-настоящему серьезным. И сейчас единственное, что я жду — меру своего наказания, произнесенного этим непривычным, но все равно дорогим голосом. А Крист не спешит, внимательно смотрит и, поколебавшись еще секунду, говорит совсем не то, к чему я готовился — Но ты все еще можешь сказать ради чего устроил вчерашний спектакль. И если я пойму… может оно действительно станет добрым?

Он сам не верит в то, что говорит, и появившаяся на его идеальных губах кривая усмешка предназначена вовсе не для меня. Он смеется над самим собой, над собственной глупой надеждой, не устающей давать нам шанс, которым я все равно не воспользуюсь. И пусть он заранее знает, что навстречу я не пойду, но по-прежнему предлагает все исправить. Не знает он другого: эта его слабость для меня лишь очередное доказательство того, что я не могу позволить ему и дальше мучать себя. Так что следующие слова я произношу гораздо тверже, чем ожидал:

— Я не собираюсь перед тобой отчитываться, Крист. Моя личная жизнь тебя не касается. Только я могу решать, кого мне любить.

Зрачки Перавата стремительно расширяются, практически полностью скрывая радужку и затапливая глаза болью, лицо теряет последние краски, а самоуничижительная улыбка застывает неестественной гримасой. Несколько бесконечных секунд. Я не только воткнул нож в его сердце, но и медленно провернул по кругу. Конец. Большего не потребуется, а если потребуется, то я просто не смогу этого сделать. В горле сухо, как в пустыне, и я безмолвно смотрю за тем, как сквозь боль прорастает и крепнет отступившая было ненависть. Холодная, как арктические льды, она совсем не подходит легкому и подвижному Кристу, но дает надежную опору. И я благодарен судьбе за то, что Перават достаточно силен, чтобы двигаться дальше. Уж теперь-то точно.

А оставшееся отчаянье достанется мне, и к этому я готов.

— Ты прав… Решать тебе. И, похоже, что ты больше не против, если об этом узнают окружающие. Думаю, мне стоит поделиться твоей радостью. Какой журнал предпочитаешь? Викли дэй? Все о звездах? Я не поклонник желтой прессы, но ради тебя постараюсь найти что-нибудь погаже. Интересно, что скажут твои фанаты, когда увидят с этим придурком. Кстати, где он работает? Не встречал таких среди актеров. Но надеюсь, что-то связанное с людьми, пусть тоже популярности отхватит. Все-таки не зря он знаменитость обрабатывал.