— Я хочу… Попробовать тебя…На вкус — упирается мне ладонями в грудь, а сама глаза закатывает, потому что не прекращаю свои ласки. Потому что она сама не знает, чего просит, потому что не смогу себя уже сдержать.

Но она продолжает отталкивать меня, и я уже не выдерживаю, откидываюсь на кровать, позволяя ей взять сегодня верх. Она приподнимается и сначала касается дрожащими пальчиками, ведёт по животу, заставляя меня рычать от судороги. Проводит по члену, нежно обхватывая его и смотря в глаза, словно ожидая одобрения. Обхватываю её ладонь своей, помогая, задавая ритм. И малышка, словно старательная ученица, заворожено смотрит на это действие, прикусив кончик розового язычка, и всё крепче сжимает ладонь. Наклоняется, касаясь приоткрытыми губами пылающей от прилившей крови головки, и меня уже трясти начинает от желания кончить в её манящий ротик. Осторожно, медленно проводит кончиком языка, дразня, заставляя согнуться и крепко вцепиться в её волосы. И у меня срывает цепи, вдавливаю её голову, заставляя принять себя глубже, и она старается, не скулит, не упирается, а с готовностью принимает всё, что я ей даю. Смотрю, как ласкает меня своим порочным ртом и понимаю, что каждый дюйм её тела слеплен под меня и так охрененно мне ещё не было ни с кем. Ни одна женщина, ни одна, даже самая опытная шлюха не заставляла меня желать себя с таким безумством. И всё, я не выдерживаю и толкаюсь глубже пульсирующим членом, изливаясь в неё, наполняя комнату нечеловеческим рыком. Выхожу из неё, понимая, что не удовлетворил себя даже на сотую долю, что хочу её ещё, хочу видеть, как она кончает. Подминаю её и заполняю собой полностью, вонзаясь в неё до тех пор, пока мы оба не достигаем блаженства.

— Никогда не отпущу тебя. Никогда. Сдохну без тебя, малышка. — Говорю Оксане, и от её нежного взгляда хочется орать от счастья.

Если бы я только знал, что будут значить для меня эти слова немного позже. И какими страшными они для меня станут.

Когда проснулась утром, поняла, что чувствую себя намного лучше. Первое, что ощутила, это его пальцы на своих волосах. Он гладил меня, нежно, трепетно. Словно я бесценное сокровище в его руках. Мне было настолько хорошо, что не хотелось открывать глаза. Казалось, что это сон, что я открою глаза, и он развеется. Всё станет слишком сложно. Слишком больно. Уже по привычке погрузилась в воспоминания, анализируя то, что произошло. Помню, как призналась Саше в любви. Я не хотела этого делать, но как-то вырвалось в запале. Мне хотелось, чтобы он понял меня. Чтоб заглянул в мою душу и осознал, что там происходит. А сказав это, просто потеряла сознание. Всё-таки сказалась вся обстановка за последнее время. Дальше все воспоминания были обрывками. Сначала разговор с Борисом Аркадьевичем, он задавал вопросы, брал анализы, но я не могла вспомнить, чтобы он говорил, что со мной произошло. А потом в голове всплыло воспоминание, где Саша говорил «я тебя тоже…» Учитывая то, что ранее я призналась ему в любви, видимо он… Нет, не может быть. Все наши отношения складывались неподходящим образом для чувств. Я сама слабо понимала себя, но он стал мне необходим. Физически, морально, до дрожи, до одури. И я не знаю, каким ещё чувством это можно назвать. Что же касается Шумилова, я вообще сомневаюсь, что этот человек умеет любить. Хотя бы себя. Он настолько поглощён в своё горе, что единственное, что он чувствует, это гнев, и адское рвение к саморазрушению. В его жизни нет места для меня. По крайней мере до тех пор, пока он не найдёт убийцу своей семьи.

Чувствую, что он смотрит на меня, и понимаю, что нельзя дальше притворяться спящей. Пора получить ответы на свои вопросы. И первый, что меня интересовал, это что со мной. Открываю глаза, и на миг, кажется, что он смотрит на меня с любовью. Всего лишь на миг, ведь люди обожают выдавать желаемое за действительное. Хочется прикоснуться к нему. Потрогать его, как это разрешается любящим женщинам. Любящим и любимым. Но я всё тот же маленький, глупый мотылёк, который подлетел слишком близко к самому яркому факелу. Сжимаю пальцы в кулак, в попытке сдержать свой порыв и задаю первый вопрос.

— Саша…Что со мной? — кажется, он думает, нужно ли мне сообщать информацию. Хмурит брови, отчего по лбу пролегают морщинки, делая его чуть старше, но всё таким же красивым, мужественным. А затем он говорит то, что убило во мне все надежды.

— Родная, у тебя под сердцем малыш. Наш малыш. — А в голове набатом его слова «я тебя тоже…я тебя тоже…»

Он просто посчитал нужным так сказать, не искренне, не потому что любит, а потому что обязан. Как когда-то с Ликой. Он ведь не любил её, но принял её ребёнка, и собирался жениться. Просто правильный поступок, но от этого на душе ещё более гадко. Отворачивается от меня. Потому что знает, не увижу в них любви, только обязанность. Отходит к окну и треплет волосы. Напряженно смотрит в окно, а я вижу его профиль, который, кажется, уже стал родным. Подумать только, ведь две недели назад я даже не знала его. Точнее я знала о его существовании, но думала о нём, как о чём-то эфемерном. Он уедет в штаты, и всё пойдёт своим чередом. Ничего уже не пойдёт. Моя жизнь перевернулась вверх дном, и уже не станет прежней. Смотрю как он, до побелевших костяшек, сжимает подоконник и, не успев себя поймать, задаю вопрос.

— То что ты сказал ночью…Это из-за этого? Потому что я оказалась беременна? Да? — Я знаю ответ на этот вопрос, и в то же время не хочу его слышать, более того, мне страшно услышать подтверждение своих слов.

— О чём ты? — всё ещё пытается уйти от разговора.

— Ты сказал, что любишь меня. Ты сказал «я тоже».

Но он не подтвердил мои мысли. Он говорил совсем другое. Говорил слова, в которых хотелось купаться. И в этот момент я поняла, что для меня не важно, правда это или нет. Я счастлива даже так. Я никогда не задумывалась о детях. И даже сейчас я не понимала, хочу ли этого ребёнка. Но одна мысль меня безумно грела. Этот ребёнок не только продолжение меня, но и Саши. И даже если он исчезнет из моей жизни, его ребёнок останется со мной. А значит и он сам никогда меня не покинет, даже если в воспоминаниях, даже если в своём отражении, но он будет со мной.

Мне казалось, что этот мужчина уже ничем не сможет меня удивить, но я ошибалась. Нет, Шумилов не изменился. И наверное не изменится никогда. Он всё так же командовал мной на каждом шагу. Но он стал нежным. Нежность ощущалась в каждом движении, в каждом прикосновении. Уже в конце дня наш охранник привёз столько одежды для меня, что она просто не помещалась в шкафу. И первым делом Саша всё проинспектировал. Выудив из пакетов трикотажный домашний костюм бежевого цвета и тёплые носки, умилительно розового цвета, он отдал всё это мне с незамедлительным приказом «одевай, вам нельзя мёрзнуть». И так было во всём. Он готовил кушать, укутывал меня в плед, раздувал камин, и был настолько заботливым, что сердце каждый раз щемило от нежности. Но вместе с этим, он стал ещё более серьёзным и напряженным. И я понимала почему, ведь здесь, в нашем маленьком мире, по-своему мы были счастливы. Но мы не могли прятаться вечно, всё, что ожидало нас за пределам этой крепости, так и оставалось там. Саше нужно было решить этот вопрос, и я ничего не могла с этим сделать. Но, тем не менее, несколько дней мы прожили своей жизнью. Не было страха, боли, крови, предательства. Хотя нет, воспоминания были. Хорошие воспоминания. Саша много рассказывал о себе, о своём детстве, и я с таким трепетом слушала его, словно меня пустили в храм. Тот самый, который он выстроил вокруг своего сердца из боли и смерти близких ему людей.

Но наш маленький мир закончился слишком быстро. Тем самым вечером приехал Игорь. Они долго разговаривали в кабинете, а затем Саша подошёл и сказал, что ему нужно уехать по важным делам.

— Мне нужно уехать, малышка. Но я очень скоро вернусь, дождись меня, слышишь? — и в требовательном порыве прижал меня к себе так, что казалось, кости захрустели. А я, наконец, позволила себе касаться его. Гладить его лицо с лёгкой щетиной, и запоминать черты кончиками пальцев.