— Только не уходи, не закрывай глаза. Ты нужен мне. — Шепчу, и чувствую, как слезы стекают по щекам, капая на его лицо.

Плевать, что любишь другую. Только дыши, мне так важно знать, что ты просто жив. Улыбается, слабо, уголками губ. Поднимает руку, касаясь кончиками пальцев моей щеки. И всё, рука падает ему на грудь, а он закрывает глаза. Кровь растекается под ним, по моим коленям, и окрашивает грязный снег в кроваво-красный. Самый страшный цвет. Кошмар повторяется. К нам подбегает тот самый мужчина, опускается на колени и цепким, жёстким взглядом осматривает Сашу. Прощупывает пульс на запястье. Проскальзывает рукой ему под спину, ощупывая его.

— Сквозная. У нас мало времени. Приподними его и держи, пока я не вернусь с аптечкой. Зажми ладонями рану. Спереди и сзади. — Говорит жёстко, кратко, даже не смотря в мою сторону, и уходит.

Господи, жив. А гадкий внутренний голос раскраивает мне сознание своим приторным обвинением. «Это ты виновата. Если бы не ты, он бы не лежал сейчас в луже крови. Глупая, ему и не нужна была такая, как ты» Только выживи, прошу тебя.

Через минуту мужчина, который помогал нам, возвращается. У него в руках не аптечка, а чемодан скорой помощи. В голове мелькает мысль о том, кто он вообще такой. Неважно, лишь бы помог. Уже помог. Если бы не он, убийца бы закончил начатое, и у нас бы уже не было шансов. Достаёт из чемодана тампон, смачивая его йодом, и обрабатывает рану. Убирает излишки крови и смазывает рану вокруг вазелином. Все движения отточены и молниеносны настолько, будто он это проделывал сотни раз. Закрывает рану тампоном и проклеивает всё вокруг пластырем. А у меня сердце стучит так, что я это единственный звук, который я слышу. Закрывает рану плёнкой и снова проклеивает пластырем.

— Помоги перевернуть его. Вот так. Держи голову выше. Не трясись ты так. Сильный, выживет. — Говорит коротко, лаконично, словно военный.

Проделывает то же самое с обратной стороны, накладывает повязку, и поднимает его на руки. Аккуратно ступает по снегу, на ходу бросая.

— Держи ему голову и за мной. К машине.

Уже в машине сев за руль, достаёт мобильный, резко выруливая из двора.

— Игорь Леонидович, звоните Борису Аркадьевичу. Еду к нему. Шумилов. В лёгкое, сквозное. Я знаю, что вы меня пристрелите. Я не успел, они с девчонкой на улице были, он её закрыл. Бошку я ему прострелил, он второй раз целился, а я далеко был. Хорошо, встретимся там. — Оборачивается ко мне. — Пульс проверь.

— Слабый, очень слабый, — страх накрывает меня такой волной, что дышать уже нечем.

— Главное, что есть. Не истери, дыши ровно.

Машина набирает скорость, и мы уже несёмся по трассе, пропуская светофоры, обгоняя по встречке. Но это не важно, главное успеть.

У частной клиники нас встречают. Несколько мужчин с каталкой и пожилой мужчина в белом халате. Видимо это и есть Борис Аркадьевич. Человек Игоря Леонидовича коротко сообщает ему о состоянии Саши, вдаваясь в медицинские термины. Потом подходит ко мне, а Сашу увозят в операционную.

Андрей. — Протягивает руку, и, видя, что я не реагирую, берёт меня за плечо. — Успокойся, он ещё жив. Борис Аркадьевич наш человек, и врач от Бога. Он его вытащит. — Осматривает меня и добавляет. — Я принесу тебе одежду.

Только сейчас понимаю, что вся моя одежда, руки и даже лицо в крови. Через несколько минут возвращается с больничным халатом и проводит к дверям туалета.

— Умойся и приведи себя в порядок, нам тут долго сидеть.

Когда возвращаюсь, на диване уже ждёт Игорь.

— Какого чёрта у вас произошло?! Зачем на улицу вышли? — смотрит на меня яростно.

— Я хотела уйти, а Саша выбежал за мной.

— Ты хотела уйти?! Серьёзно?! Ты что, совсем глупая?! Ты хоть понимаешь, что натворила?! Ты хоть понимаешь, что вокруг происходит?! — кричит на меня и гневно трясёт рукой, сжимая кулак.

И тут мне самой сорвало крышу.

— Нет! Я не понимаю, что происходит! Он мне ничего не говорит! Я ничего не знаю! Может ты мне объяснишь?! — Слёзы градом льются по лицу, и я не замечаю, как от злости кричу ещё громче, чем он сам.

— Блять. Шумилов как всегда в своём репертуаре. Тише Оксана, иди сюда, — прижимает меня к груди, заглушая рыдания. — Я всё расскажу. А сейчас поплачь, и потом успокаивайся. Я принесу тебе чай.

И он всё мне рассказал. Про смерть его родителей и Лики, про взрыв здания, про облаву в офисе. А я слушала и начинала понимать, что я натворила. Он не просто так меня не выпускал, защищал. А я нас подставила под пули.

— Зачем хоть сбежать хотела? Обижал? — Спрашивает Игорь.

— Нет. Повела себя как женщина. Увидела, как он фотографию Лики рассматривал. Гладил её. Больно стало, вот и сбежала. — Я не хотела себя оправдывать. Просто захотелось сказать правду.

— Шумилов, мать его. Наворотил. Не любит он её, и не любил никогда. Это я тебе точно говорю. У них родители дружили, ну и росли они вместе. Не смотрел он на неё никогда как на женщину. А потом с бабой своей он повздорил, ну Лика и подвернулась ему на пьяную голову. Потом прибежала счастливая, «порадовала», что Саша скоро папой станет. В общем, решил он жениться. Не успел. Он себя винит в её смерти. Она ведь под замес попала. Если б по пьянке держал себя в руках, то жива бы она была. Жалко ему её, вот и всё. Я не знаю, что у вас там с ним, но одно могу сказать точно, не за каждую бабу мужик под пули полезет. Так что выкидывай дурь из головы. Очухается и поговорите. А пока будем ждать.

Несколько часов мы просидели в тишине. Каждый о своём думал. Я думала о Саше. Вспоминала, как он разозлил меня тогда, в ресторане. Как смотрел на меня голодными глазами. К Игорю приревновал и набросился на меня как дикий зверь. Как пришёл вчера уставший, потерянный какой-то, и просил его успокоить. Выживи, пожалуйста. Только выживи. Я никогда не ослушаюсь больше. Лишь бы твои пальцы тёплые на себе ощутить. Утонуть в твоих объятиях и чтоб в волосы зарылся лицом, как обычно, это делаешь. Я не знаю, что такое любовь. И что сейчас со мной творится. Но я точно знаю, что ты мне нужен. Нужен до боли в груди, нужен до дрожи в коленках.

В коридоре появился Борис Аркадьевич, и мы как по приказу подскочили с дивана, ожидая его приговор.

- Жив ваш Шумилов. Кровотечение мы остановили. Он под наркозом. К ночи очнётся. Ну а потом полный покой и восстановление.

И слёзы снова хлынули из глаз. Живой. Родной мой. Живой!!! Поняла, что от нервов и ожидания вцепилась Игорю в рукав, так, что костяшки побелели. Поднимаю взгляд на него, а он довольно ухмыляется. Видимо он увидел и понял то, что даже я до сих пор не осознала. Говорят, чтобы понять любишь ли ты человека, нужно представить, что он умер. Я тысячи раз это представила за эти несколько часов. И, кажется, теперь я тоже знаю ответ.

— Я никуда не пойду, пока он не очнётся! — слышится упрямый голос Оксаны. И сразу представляется она, ставшая в позу, со сжатыми кулачками, и гневным выражением на ангельском личике.

— Да спит он ещё, ты же видишь. Иди хоть поешь что-нибудь. Там кафешка внизу есть. Ребята тебя проводят. Голодная же. — Второй голос Игоря.

— Не пойду. Вот очнётся и поем. А если будет тянуть, пусть потом винит себя в моей голодной смерти. — Вот упёртая. Как перестану быть ходячим зомби, получит у меня.

— Оксан, ну что случится, если он очнётся без тебя? Я передам, что ты тут как злая техничка охраняла его покой, — устало говорит Игорь. Злая техничка? Я бы сейчас даже посмеялся, если бы не был таким ватным. Да и в голове всё плывёт, как в калейдоскопе.

— Мне просто важно знать, что с ним всё в порядке.

— Да знаю я всё, знаю. Чокнутая ты. Но Сане я завидую, такую барышню в себя вл… — не успевает договорить Игорь, потому что Оксана его резко перебивает.

— Не чокнутая я. И вообще. Шли бы вы сами… Поесть.

— Ладно, как знаешь. Я внизу, если что — звони.

Звук удаляющихся шагов свидетельствовал о том, что Игорь ушел. Как же хочется открыть глаза и посмотреть на Оксану. Переживает моя девочка. Или это просто чувство вины. Вспомнил, что она говорила перед тем, как я отключился. Знаю, что всё-таки что-то чувствует. Но умом понимаю, что не того она мужчину выбрала. Со мной как на пороховой бочке. Хотя разве был у неё выбор. Я же, как катком по её жизни проехался, не спрашивая разрешения и её мнения. Чувствую касание её ладошки к своей руке, затем прижимается своими тёплыми губами. Не целует, просто проводит по тыльной стороне ладони. И так хочется подняться, сжать её в своих руках. Но я даже веки поднять не могу.