Миша посмотрел на первого оппонента, на научного руководителя, подумал, а потом вместе со своей табуреткой откочевал в сторону Аполлинария Модестовича. Тут самое время было поднять авторитет Степы Академика, и Аполлинарий Модестович, распорядившись разлить коньяк, предложил поднять стаканы за здоровье Степана Гавриловича.

— Если бы не он, молодой человек, мы бы и не знали друг друга. Пожмите его руку, молодой человек!

Миша послушно пожал руку, быстренько освежил на столе закуску и, сказав, что сбегает в магазин за «Боржоми», предложил гостям поговорить на научные темы. Покрасневший Аполлинарий Модестович взял слово первым.

— Ты зачем, Михеич, — сердито спросил он, — меня вешалкой обозвал?

— Да потому что ты гардеробщик, — бесхитростно ответил Михеич. — Я думал, хохма получится, а ты, видишь, обиделся.

— Гардеробщик! Нашел, что высмеивать. Я ведь, Михеич, в свое время и всякие посты повидал. Да-да, и не скаль рожу-то. Ты еще «би-би» говорил, а у меня уже в то время персональная машина была. Вот так-то!

— Представляю. Небось, эта машина только по пивнушкам и шастала?

— Я тогда слова-то такого не знал. А был я в ту пору заместителем директора института по АХЧ. По административно-хозяйственной части значит. По-нынешнему, проректор. Понял? А ты — «вешалка»! Степан, какая у нас дальше программа? Ведь что-то сообразить надо.

— На двоих или на троих? — сразу встрял Михеич.

— Помолчи. Дай Степану высказаться.

Степа Академик поднялся с табуретки, на цыпочках подошел к двери и, прислушавшись, рывком распахнул ее. У ларька никого не было.

— Осторожность не помешает, — возвращаясь на место, сказал он. — Пивники — они народ ушлый, насквозь видят. Поэтому никаких хохмочек, Михеич. И речь должна быть, как на собрании: культурная, уважительная и всех по имени-отчеству. Вспомни, Михеич, ты ведь сам когда-то был аспирантом.

— Был да весь вышел, — грустно отозвался Михеич. — Это ведь надо: дедушкой назвали.

— Это он сослепу. Но и ты хорош! Рожу-то хотя бы на этой неделе сполоснул. Но давайте ближе к делу. В среду или в пятницу пусть он сдает кандидатский минимум.

— А почему не в четверг?

— В четверг — рыбный день. Мы ведь после экзамена пойдем в ресторан. Экзамен будет по иностранному языку. — Услышав за дверью тихие шаги, Степа Академик замер и приложил палец к губам. Затем нарочито громко продолжил: — Парень он с головой, денька два-три позанимается, ну, а остальное я беру на себя. Долго я уламывал Федор Федоровича — едва уговорил. Все-таки ученый ученого всегда поймет. Кроме того, сегодня мы должны определить тему диссертации. Какие у вас предложения, Аполлинарий Модестович?

Аполлинарий Модестович вздрогнул. Степа Академик не без основания предположил, что он разбудил будущего научного руководителя.

— Что? — Аполлинарий Модестович резко крутнул головой и тут же вспомнил про чувство собственного достоинства. Подбоченился, сказал: — Ага. Но где же мысль?

— Тему диссертации нужно придумать, — повторил Степа Академик.

— Это мы в момент, — пообещал Аполлинарий Модестович. — Один член-корр забыл у меня…

В это время без скрипа отворилась дверь, и Миша Блинов тихо, бочком, чтобы не сбить ученых с мысли, проник в каморку.

— Где же мысль? Ага! Один член-корр забыл у меня на кафедре брошюрку. Я полистал ее и, по-моему, нашел тему для соискателя.

— Вот это, я понимаю, научный руководитель! — восхищенно отметил Степа Академик. — И какая же это тема?

— Что-то связано с философией. Молодой человек будет кандидатом философских наук.

— Нет, нет, нет! — вдруг шумно запротестовал Блинов, вспомнив свой сои. — Я хочу быть только кандидатом индустриальных наук.

— А разве…

— Юрий Михайлович, здесь последнее слово за Михаилом.

— Правильно, Степа! Деньги мои, а ваше дело: кем я хочу, тем меня и делайте. Согласны? Наливай!

Когда Миша Блинов открыл учебник английского языка, то он здорово удивился, что во всей книге нет ни одного знакомого слова. «Ведь учил я его в школе, точно помню, — поражался своей непрочной памяти Миша. — И учителку помню: Агнесса Филипповна». Картинки из школьной жизни выстроились перед его мысленным взором. Он увидел журнал с четкими двойками по иностранному языку, свою нескладную фигуру у доски, когда он в конце четверти по шпаргалке читал английский текст, записанный русскими буквами. «Знал бы я тогда, кем буду, — запоздало посетовал Миша, — весь бы алфавит выучил». Блинов забросил учебник под кровать, твердо решив, что эту часть хлопот пусть делят между собой его ученые друзья, и сразу успокоился.

На другой день посетители пивного ларька были немало изумлены, когда вместо слов «ушел на базу» прочитали чистосердечное признание Миши: «Закрыто на кандидатский минимум». Не знал Блинов, мечущийся в этот час по зданию Академии, что к его ларьку подходила девушка его мечты Эля и, разомлев то ли от жары, то ли от многообещающего объявления, на всякий случай подложила под пломбу листок с номером телефона.

С Аполлинарием Модестовичем Миша разминулся. Он думал, что научный руководитель будет ждать его у Академии, но ученый почему-то решил, что встреча назначена у ресторана, где он с превеликим удовольствием заказал столик на пять персон. А Миша тем временем мотался по этажам, разыскивая аудиторию, где сдают кандидатский минимум. И представьте, нашел! Прикинув, что в порядке живой очереди времени уйдет уйма, Миша потеснил какого-то пузатого очкарика и нырнул за дверь.

— Я, конечно, айм сорри, — бодро сказал он, увидев за длинным столом трех хмурых преподавателей. — Но я думаю, джентльмены правильно поймут меня.

Джентльмены переглянулись. Миша ослепительно улыбнулся и вразвалочку подошел к столу.

— Я еще раз айм сорри, джентльмены. — Мише очень нравилось это благородное слово «джентльмены», и он перед зеркалом разучил, как изящнее отрывать его от своих губ. — Я — Блинов.

Комиссия безмолвствовала. Но тут один из ее членов исподтишка заглянул в листок и тихо сказал:

— В списках не значится.

Импозантный мужчина, который сидел посредине, с улыбкой предложил:

— Давайте отвлечемся на пяток минут. — И, сделав приглашающий жест рукой, сказал: — Сит даун, плиз, комрад Блинов.

Миша догадался, что его приглашают сесть и ответил:

— Ничего, постоим. Не гордые. Впрочем, я ненадолго.

— Вы хотите сдать кандидатский минимум? — поинтересовался импозантный мужчина.

— Прямо в точку попали, — охотно согласился Миша и в свою очередь спросил: — Аполлинария Модестовича знаете?

Тот, который сидел посредине, посмотрел на своих коллег. Коллеги отрицательно покачали головами.

— А Степу Академика знаете? — с вызовом спросил Блинов.

— Степана Прокопьевича Огнева? — осторожно поинтересовался импозантный мужчина.

— Фамилию, честно скажу, не знаю, — рубанул рукой Миша. — Но он мой мировой кореш. Вчера сидим с ним, отдыхаем, он мне и говорит: передай привет от Аполлинария или от меня лично. От Степы, значит, Академика. А они, мол, хорошую оценку соорудят.

— Какая прелесть! — ласково удивился импозантный мужчина. — Ну, а язык-то вы, молодой человек, знаете?

Миша задумался только на секунду. Решив быть предельно честным, он твердо заявил:

— Откровенно говоря, джентльмены, ни в зуб ногой!

— Какая прелесть! — снова восхитился тот, что посредине, хлопнув в ладоши. — И на какую же оценку вы рассчитываете?

— Я думаю, четверка будет в самый раз. А вечерком, джентльмены, как говорится, прошу к столу. Отдохнем от трудов праведных. Ох, и отдохнем!

Крайние преподаватели заволновались. В два голоса они что-то быстро залопотали по-английски. Миша насторожился: тон не предвещал ничего доброго. «Поторопился я, видать, с приглашением, — переживал Миша свою оплошность. — Хотя, с другой стороны, что тут рассусоливать?» Вслух Блинов проговорил:

— Я, конечно, айм сорри. Но моей вины тут нет. Вы сами сказали, — Миша указал пальцем на импозантного мужчину, — что у вас пять минут. А прошло семь. Законно?