И в мыслях, грустно молчаливых.

Мечту не удержать в руках,

В руках, невольно торопливых.

Может быть, поэтому,

Отдав привычную дань желудку и постели,

Мы каждый раз, в наших молитвах,

Возвращаемся к небу.

Но, увы…

Земля по жизни, как трамплин

Для тех, кто с детства рвется в небо.

Но век – всесильный властелин –

Вдруг наложил на праздник вето.

И приговор, увы, жесток:

Сейчас не время для сонетов!

Наш век не пустит на порог

Ни Дон Кихотов, ни поэтов!

Приговор окончательный

И обжалованию не подлежит!

– Слушай, парень! Ну, что это с тобой? Отстань ты от этой девушки.

– А я и не возникаю.

– Ты что, влюбился, что ли?

– Нет, с чего это ты взял?

– Отчего тогда все ходишь за ней по пятам, как тень?

– Ты это про меня?

– Конечно, а про кого же еще? Ты по пьянке только о любви и говоришь.

– По пьянке всякое бывает!

– Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Народная мудрость! Слышал ведь.

– Ну, может быть, ты и прав, кто его знает! Нодар, как бы желая переменить тему, взял Темо под руку и подвел его к книжному киоску.

– Ты лучше посмотри, какой издали сборник Иэтима Гурджи!

– А кто это такой?

– Поэт, ашуг, вроде менестреля. Писал, стихи и сам же к ним сочинял музыку. Так и пел, как чувствовал.

– Не слышал…

Темо огляделся по сторонам и вдруг когот о заметил. В глазах у него заиграли чертики.

– Ну, сейчас мне ясно, с чего это ты вдруг заговорил о поэтах!

Нодар покраснел до ушей, купил у киоскера книжку и пошел дальше один, погруженный в свои мысли. Темур догнал его.

– Потрясная девочка, какой то неземной красоты. Таких только в сказках любят, и то безответной любовью. Но все равно стоит пострадать, правда?

– Не знаю.

Нодар ушел в свои мысли. Темур отстал от него и не заметил этого.

«Интересно, знает она, что я ее люблю, или нет? Впрочем, откуда ей знать, хотя сплетников, всегда хватает».

– Привет, Нодар! – поздоровался с ним кто то. Нодар, обернувшись, машинально ответил на приветствие. Мысли разбежались было, но вскоре снова заполнили его. «Хоть бы она пришла сегодня на игру. Заброшу, ну, хоть десять двенадцать мячей, потом Эдик познакомит меня с ней, а после игры я провожу ее домой. Интересно, что ей по нраву? О чем мне с ней говорить? Баскетбол? Нет, не стоит, там и так все ясно. Может, о литературе, истории? Или лучше я ей расскажу новеллу Хемингуэя».

Он безотчетно вошел в сквер и присел на скамейку. Фантазия разыгралась. Он мысленно уже беседовал с ней. «Может быть, она Мопассана любит?.. Тогда надо будет с ней обсудить один из его рассказов. Хотя бы «В порту» или «Ожерелье». Он нервно мотнул головой. «Что за глупости лезут мне в голову? Может быть, она уже все прочла, а я ей буду открывать Америку! Впрочем, говорить о том, что любишь, можно бесконечно. Или, может, повеселить ее анекдотами из похождений Моллы Насреддина? Нет, это еще глупее! Лучше уж заведу разговор о сказках и заодно расскажу арабскую, об Аллахе и дервише. В общем, так! Когда меня с ней познакомят, главное не покраснеть, хотя я все равно покраснею, но после игры мы все красные, так что, может быть, она и не заметит. Значит, сначала я подам ей руку, потом представлюсь, скажу свое имя… Нет, не годится, назову фамилию. Нет, опять что то не то! Ничего не скажу. Она и так знает. Потом… ну, разве не смешно будет, если я с ходу начну ей рассказывать арабские сказки? Нет, сначала спрошу, проходят ли они историю Малой Азии. Вот так уже лучше. Как будто мне какая то книжка нужна по истории. Потом скажу, что и меня очень увлекает их история… арабов то есть… особенно их сказки, где вся философия мира преподносится в такой необыкновенно красивой и простой художественной форме. А что она мне ответит?» Нодар стал снова перебирать в уме намерения. Прежние ему уже не нравились, и он принялся придумывать новые планы. Потом встал, вышел из сквера на улицу, но мысли о ней, как наваждение, преследовали его.

– Посторонись! Посторонись! – крикнул дворник, поливавший из шланга улицу. – Ослеп, что ли? Не видишь, обрызгал всего?

Нодар пересек улицу.

– Ты что, оглох? Не слышишь, как я тебе сигналю? – послышался ему на этот раз окрик водителя из машины.

Нодар отвернулся и увидел, что в его сторону мчится трамвай. Он почувствовал легкость в теле и подбежал к вагонам. Привычным движением вспрыгнул на ступеньку, но руке не за что, оказалось, уцепиться – поручня не было. Он потерял равновесие, ноги перестали слушаться его, и он опрокинулся навзничь. Голова вдруг закружилась. Колесо трамвая с хрустом перерезало его левую ногу и покатилось дальше. Послышался чейт о отчаянный крик. Седая женщина, идущая по мостовой, выронила сумку. Пассажиры вагона, сидевшие на переднем сиденье, инстинктивно подняли ноги, как бы пытаясь облегчить вес трамвая. Их охватила нервная дрожь. Какая то ярко накрашенная девушка в мини юбке вскрикнула и, прикрыв ладонями широко открытые глаза, уставилась в происходящее. Пробежав десяток метров, трамвай, проскрипев тормозами, наконец то остановился. Побледневший ватман бросился к телефонной будке. Первым ощущением Нодара был стыд перед столпившимися вокруг него людьми. Он закрыл обеими руками лицо, потом почувствовал боль в ноге и потерял сознание. Спустя некоторое время открыл глаза и бессмысленным взглядом уставился в одну точку. «Как стыдно! – промелькнуло у него в голове. – А вдруг сейчас она видит все это?» Новый приступ боли прервал его мысли. Он глухо застонал. «Ну, их всех к черту!» подумал он и попытался встать, но замер на месте. Только сейчас, как в тумане, дошло до его сознания, что нога была перерезана. Это открытие, как ни странно, как то успокоило его. Теперь ему уже не было стыдно. Боль ненадолго отпустила его. Слезы сами собой полились у него из глаз. Он видел, что какие то люди в белых халатах подняли его на носилках и понесли. Толпа перед ними расступилась. Потом его уложили в санитарную машину, а рядом с ногой пристроили что то вроде доски.

«Что это?» Происходящее с трудом доходило до его сознания. Он быстро устал и опять впал в забытье. Время от времени сознание возвращалось, и тогда он слышал чей то шепот, плач. Потом наступила тишина. Он видел себя на баскетбольной площадке. Девушки тайком любовались его спортивной фигурой. Ему импонировали их взгляды, но вот если бы и она смотрела на него такими, же глазами… Он покраснел, увидев ее во втором ряду. Она сидела с его товарищами. Игра началась. Вот он сделал рывок. Гиви передал ему мяч – бросок – мимо. Десять мячей он промазал, вспотел, лицо покрылось испариной. Десять мячей! И все мимо корзины. Теперь игра проиграна.

«Что со мной происходит?» – застонал Нодар.

Мать, присевшая на краю постели, нежно погладила его ладонь.

«Нодар Джандиери», – еле слышно пробормотал он, и лицо его озарила улыбка.

«Лейла», – послышался ему чарующий голос девушки.

Он осмелел.

Нодар: – Вы, кажется, любите баскетбол?

Лейла: – Да, люблю.

Нодар: – Но сами еще никогда не играли, не правда ли?

Лейла: – Нет, а смотрю всегда с удовольствием и болею за вас.

Нодар затаил дыхание, ему хотелось бесконечно слушать этот голос. Покраснев, он вдруг решился и начал:

– Я вам расскажу одну арабскую сказку.

– Как интересно! Я с удовольствием послушаю, я так люблю сказки.

Нодара такая поддержка приободрила. Он попытался заглянуть в глаза девушки, но цвета их различить не смог… и начал рассказывать:

«Был у арабов один мудрый и прозорливый царь». С облегчением улыбнулся. Голос свободно подчинялся ему. «Однажды царь призвал своего советника и спросил его: «Скажи мне, мудрец, где таится Истина, и если она вообще существует, то, как ее найти?» –

«Великий царь! – ответил мудрец. – Никто на свете не знает того, где находится Истина, ибо она похожа на наш затылок, который все знают, где он находится, но никто не видит его». Нодар закончил свой рассказ. Он смотрел в этот миг на верхушку дерева, а когда опустил взгляд, девушки уже не было видно.