В комнату внесли бочки, наполненные теплой водой, в которых плавали большие, испускающие чудесный аромат алые лепестки цветов. Затем появились красивые служанки и очень вежливыми жестами пригласили нас погрузиться в принесенные сосуды. Моя охрана посмотрела на меня, а я – на нее. Эти девицы никак не напоминали кровожадных убийц, желающих заманить нас в западню.

– Они всего лишь хотят нам послужить. Не станем им мешать, – сказал я.

Мы весело и дружно залезли в бочки, а девушки, рассмеявшись, под бодрую песню на незнакомом языке начали тереть наши огрубелые мужские спины. Это было божественно. Ароматная вода теплыми струйками стекала по нашим телам, а ее цвет будоражил воображение. Он напоминал дыню, разрезанную пополам, вот только с совершенно иным запахом. Руки каждой из служанок были обернуты большими зелеными листьями.

Они поглядывали друг на друга, хохотали, подмигивали, а мы достигали долгожданного расслабления, ощущая непреходящее блаженство. После долгих месяцев пути, при постоянной качке и без какой-либо возможности смыть с себя дорожную грязь, мы словно в раю очутились. Наш рай, изображенный в хадисах, был полон юных девственниц с чистейшей нежной кожей и большими миндалевидными глазами. Именно такими сейчас казались мне эти служанки. Вскоре воду в бочках сменили, и купание продолжилось.

Когда банные процедуры подошли к концу, нам принесли национальную одежду. Только полотно, и больше ничего. Мы долго смеялись, не зная, как облачиться в странный наряд: то перекидывали его через плечо, то пытались повязать вокруг талии, то соединяли первый способ со вторым, но ничего не выходило. Наконец одна из девушек знаками показала нам, как надо.

Как быстро, сменяя одну крайность другой, преображается мир. Пока мы шли сюда, все виделось мрачным и неприятным. Люди же во дворце оказались совсем другими – богатыми, ухоженными и одетыми во все чистое. По оказанному вниманию и всеобщему хорошему расположению духа совсем нетрудно было догадаться, что с любовью здесь все в порядке. Стоило подумать об этом, и мне до одури захотелось новых, захватывающих ароматов, движений, страсти – всего того, по чему я успел соскучиться.

Хозяин дворца и сопредельных земель смог принять нас только на следующий день. Это был изящный, достаточно молодой человек с небольшими усиками на смуглом лице. Его приближенные лежали на полу и, если им нужно было что-то сказать своему господину, подползали ближе, извиваясь как змеи. Слава Аллаху, нам при Шахиншахе хотя бы разрешалось стоять на собственных, данных Творцом, ногах. Все говорило о том, что встреча будет очень короткой и не совсем для нас удобной. Я тщетно пытался объяснить, из каких краев и зачем мы прибыли. Но никто не мог перевести местному правителю моих слов.

– Досточтимый! Мой Шахиншах, Покровитель обоих святых городов мусульманского мира, Медины и Мекки, глава Дома Сефевидов Тахмасиб выражает тебе свое глубокое почтение! – произнес я громко и членораздельно.

Такой тон был выбран неслучайно, так как в душе я надеялся, что хотя бы по форме или манере обращения хозяин дворца сможет уловить всю важность произнесенной мною речи. Однако он не выказывал никаких эмоций, а лишь с любопытством скользил взглядом по чужеземцам. Иногда лишь поворачивался к своему помощнику, который мигом подползал к нему за распоряжениями.

Поняв, что словами здесь ничего не добиться, я велел принести сундук и начал медленно извлекать оттуда дары один за другим. Сначала я преподнес джайпурский набор посуды для завтрака цвета голубого неба, затем последовал серебряный кувшин в технике фирузе-куби, покрытый бирюзой из Нишапура – родины Омара Хайяма. Увидев сверкающий кард[42], сделанный из дамасской стали, рукояткой которого служил рог тура, хозяин оживился. Но самый главный бакшиш[43] я оставил, как говорится, на десерт. Это были доспехи «чахар-айне», известные как «четыре зеркала», которые надевали на Шахиншаха перед боем. Они состояли из прямоугольных металлических пластин с тонкой гравировкой, соединенных с помощью ремней и петель.

То, что я не смог выразить словами, красноречиво сказали за меня заморские дары. Ценные подношения были разложены перед хозяином дворца, он принялся внимательно их разглядывать. Расширенные от изумления глаза местного властителя перебегали от одного предмета к другому. Совершенно не обращая на нас внимания, он брал их в руки, прижимал к груди, поглаживал, а кувшин с бирюзовыми вставками даже чуть облизал языком. Слуги в изумлении наблюдали за своим господином. Отношение к нам сразу же переменилось. Нас тут же пригласили пройти в другую часть дворца, из окон которой открывался вид на дивный сад, наполненный птичьим пением. Вскоре явились придворные, вместе с испуганным человечком, который немного говорил на фарси – интересно, где они его прятали раньше, – сели вокруг нас и начали расспрашивать про Персию. Их интересовало буквально все – начиная от природных богатств, обычаев, обрядов и заканчивая национальной кухней. Также просили на своих картах показать границы нашей Империи. Карт было две – китайская и венецианская – и обе неточные: ни на одной из них мы не обнаружили Персии. Как же так? Могущественная Персидская империя, которая простиралась аж до берегов Тигра и Евфрата, не была известна туземцам?! Похоже, соседи как с Запада, так и Востока не прочь были предать забвению нашу великую цивилизацию!

После многочасовой беседы, которая из-за трудностей понимания оказалась весьма изнурительной, нам разрешили вернуться в свои покои, предупредив что поздно вечером в нашу честь будет дан большой ужин.

Так и случилось. Когда стемнело, за нами пришли слуги и толмач. Угодливо улыбаясь и коверкая фарси, он пригласил нас следовать на пир. Нас повели через бесконечные залы, переходы и внутренние дворы. Даже после того, что мы уже видели во дворце, их красота поражала воображение. Я-то думал что видывал в жизни уже почти все, а все-таки нашелся на земле край, которому было чем меня удивить!.. Особенно меня поразил храм с огромным изваянием тучного человека, который сидел, даже не скрестив, а будто переплетя ноги. Вероятно, это был их главный идол. Сооружение, в котором была помещена статуя, также не имело дверей, а его колонны были необычайно высокими, с богатой резьбой.

Когда мы дошли до нужного места, перед нами открылась небольшая четырехугольная площадка. Над нею был навес, который соорудили из высоких толстых стволов неизвестного дерева. Стволы были прямыми и гладкими, отшлифованными до абсолютного блеска.

– Свита очень расслаблена, наверное будем трапезничать без господина, – предположил Рази.

Нас встретил один из вельмож, не из самых приближенных – я помнил что когда мы встречались с хозяином дворца, он находился не рядом с троном, а в некотором отдалении. У придворного была добрая улыбка и абсолютно лысая голова.

Широкий стол, установленный под одним из навесов, был полон различных украшений. При этом часть стола была накрыта черной парчой и под ней что-то дергалось. Что именно – в полутьме разглядеть было трудно.

Нас отвлекло мычание огромного быка. Трое слуг ввели его на веревках в залу, едва справляясь с могучим животным. Когда бык упирал копыта в землю, лишь многочисленные толчки побуждали его идти дальше. При этом никто из слуг ни разу не ударил быка.

Когда вся группа остановилась перед нами, человек десять зацепились за ноги животного, словно бык собирался провалиться под землю. Один из слуг даже натянул его хвост. А другой положил под брюхом деревянный таз. Затем появился жрец с небольшим ножом. Он быстрыми движениями сделал три надреза в области брюха животного: одно большое сразу под брюхом и два по сторонам. Быка начало мотать из стороны в сторону, а из его огромного уда заструилась моча. Разрезы жреца были такими искусными и правильными, что крови было немного, а шкуру оказалось легко приподнять. Так и сделали. Кожу быка оттянули и начали вырезать из-под нее маленькие кусочки мяса. Бык бился и жалостно мычал, но слугам было все равно. Они тихо, со знанием дела продолжали свое занятие. Зрелище было не из тех что доставляет удовольствие. Перед тем как предложить нам свежее мясо, его посыпали крупной солью. На вид тонкое до прозрачности, мясо оказалось очень жестким. Мы сосредоточенно жевали, показывая одобрительные знаки, чтобы не обидеть хозяев. К нашему счастью, вскоре быка убрали с глаз.