– Можешь начинать.

– Сначала получи бумажки, – парировал бесенок. – Какой у нас план?

– Сегодня сходим на квартиру. Если все понравится, организуем перевозку вещей. В понедельник ты идешь в школу, а я – на собеседование.

– Нафига тебе работа? Ничего не заработала, что ли?

– Лёва! – одернула его бабушка.

– Попечитель должен иметь доход. Пока счета родителей нам недоступны и тебе не назначено содержание от завода, я буду отстегивать тебе на карман, – почти весело произнесла девушка.

– Не забудь с государства стрясти для меня пенсию, – нейтральным тоном отозвался Лёва, а сестра сделала отметку расспросить брата наедине. Тот явно что-то скрывал.

– Я поел. Вызовем такси или хочешь на автобусе?

Все знали, что Лира – преданная фанатка общественного транспорта. По крайней мере, в Москве больше шансов приехать вовремя, воспользовавшись метро. В редкие визиты домой девушка никуда не спешила, поэтому нерегулярность автобусов ее не раздражала. Но дел у них много, поэтому ответила:

– Такси.

– Хорошо. Ба, ты с нами?

– Нет, езжайте, я приготовлю обед.

В этой квартире прошли детские годы Лиры. Первое время она была безоблачно счастлива: у нее появились комната и первые успехи в балете, пока в восемь лет не узнала, кто ее отец и как им досталась эта жилплощадь. Как-то одна из девчонок на балетном классе посмеялась над ней: «И это ты называешь релеве3? У тебя же стопа деревянная. Ну и какая ты после этого дочурка Манна?». В ответ она поколотила эту врушку и убежала в библиотеку, чтобы найти все, что писали про маму и Эмиля Манна. Правда потрясла: ее отец – известный танцовщик, и у нее есть младшая сестра. Еще узнала, что этой квартирой он откупился от нее.

Миле пришлось рассказать все. В молодости она танцевала в московском театре. Они с Эмилем влетели в страстный роман, а когда случилась беременность, он пожал плечами и уехал выступать заграницу. Влюбленная девушка вернулась в провинцию, уверенная, что Эмиль одумается, но не дождалась. Когда Лире было шесть, у отца появилась дочь Камилла, которую он назвал своим первенцем. Мила не стерпела подобной несправедливости. Разъяренная, она подала в суд на алименты и установление отцовства для Лиры. За эти годы карьера Эмиля пошла в гору, и он кое-что заработал, выступая в известных театрах мира. Отца Лира видела лишь раз, но тогда не знала, что это был он. В тот день мама нарядила ее в лучшее платьице и привела в красивый ресторан. Им навстречу поднялся статный незнакомец, долго рассматривал свою маленькую копию и сказал бывшей возлюбленной:

– Ты получила от меня все, что хотела. Исчезни, и чтобы больше я вас не видел.

Мила воспитала дочь, не желавшую знать отца. В двадцать Лира пыталась избавиться от родного цвета волос. Последовательно перепробовала оттенки рыжего, русого, дошла до темно-каштанового, но не ощущала себя собой, пока не вернулась в блонд. Эксперименты проходили после аварии, и все думали, что это способ пережить временную потерю трудоспособности. Для начинающей балерины сломать ногу означало крах всего. Но в тот момент, когда ей не нужно было оттачивать партию по десять часов в сутки, девушка поняла нечто важное. Она больше не хочет классический балет, не хочет референций к манновскому наследию. Сбросив эти путы, смогла по-настоящему легко шагать, делая то, что любит – исполнять, а позднее и ставить, современные джазовые танцы.

Переступая порог старого дома, взрослая Лира невольно зажмурилась, хотя и знала, что в квартире давно все переделано. Мама гордилась своей литературной гостиной, но не надеялась заманить туда дочь. Лев же без малейшей деликатности втолкнул ее в прошлое.

– Вау!

Девушка открыла глаза, и на нее обрушился цвет. По полу бежали бирюза с графитом, подгоняемые языками алого пламени. Орнамент раздражал, но отвести глаза было невозможно – он гипнотизировал, казалось, что узор сменится, стоит только посмотреть под другим углом. Белые стены коридора хранили автографы, признания в любви и благодарности хозяйке. Таинственное «Передайте Маше, чтобы не ждала меня завтра» датировано 2010 годом и не содержало иных указаний или подписи. В маленькой прихожей стояла напольная вешалка, увенчанная букетом человеческих ладоней.

– Ты здесь никогда не был?

– Не-а. Папа говорил, что эта тусовка 18+, но думаю, он просто не хотел, чтобы я встречался с маргиналами и диссидентами.

– Вряд ли мама водилась с такими элементами. По ее рассказам, здесь собирались поэты, писатели и критики.

Вручив верхнюю одежду расчлененке, они доверились пестрой плитке и пришли в гостиную, пол которой устилал многоцветный ламинат с преобладанием аквамарина. Зелень множества комнатных растений разбавляла на первый взгляд негармоничную обстановку: стулья и кресла разных стилей, к ним притыкались столики-грибы с пепельницами. Совершенно не понятно, для чего в общей комнате стоял секретер, но он прекрасно сочетался с пианино. Что-то здесь было неправильно, но заговорил Лёва, и мысль ускользнула.

– Кажется, ты мало представляешь, что это за место. Этот салон такой же литературный, как и музыкальный, и киношный, и театральный, и вообще любой, если такой вид искусства существует. Здесь собирались все, кто готов чесать языком о своем творчестве. Странно, что нет балетного станка.

Она подозрительно взглянула на брата. Ранее в беседах, и тем более в переписке, он не трудился использовать сложные предложения и демонстрировать словарный запас. Ей следовало внимательнее слушать маму, когда она восторженно описывала его незаурядные способности.

Феерия цвета продолжалась в кухне на циановых фасадах и черной глянцевой столешнице. Больше всех обращал на себя внимание красный холодильник в виде телефонной будки.

– Мама ведь никогда не была в Лондоне, – зачем-то сказала Лира.

– Они хотели.

Ли ругнулась про себя. И она потеряла «их», но до этого момента во всех ее размышлениях отражалась лишь мама. Изобретатель Валерий по возрасту не годился Лире в отцы, и в итоге у них сложились приятельские отношения. Став немного старше, она поняла, что он не такой наивный и рассеянный, как многие считали. Видя все недостатки своей склонной к драме женушки, он любил ее, не позволяя собой манипулировать. Темпераментная Мила могла чудить сколько угодно, пока у нее был такой противовес.

– Ты что-то говорил о живущих здесь поэтах? – спросила девушка, заглядывая в малую гостиную, совмещенную с кинотеатром – кресла-мешки разбросаны напротив пустой стены, на которую смотрел проектор.

– Больше не будут. Теперь это моя комната.

– Вот так просто? Захотел и получил? Нужно больше информации об этом салоне, какая у него репутация? Не будет ли это препятствием для органов опеки?

– …выбросим часть этих груш и диван, перевезем мою крова… – брат замолк на полуслове и посмотрел на сестру с превосходством. – Алё! Это твоя квартира. Им-то какое дело, что тут было? Убеди их, что позаботишься обо мне наилучшим образом, и все будет норм.

– А что в третьей комнате? И мы не видели ванную.

В бывшей детской мама устроила кабинет, обставив его антикварными вещицами. Учитывая контраст между семейной квартирой и салоном, Лира уже сомневалась, что знает свою мать. Респектабельная жена, предпочитавшая современный интерьер? Или творческая личность, совместившая в салоне старинную мебель и кустарные мешки для сидения?

– Здесь есть стиральная машина с сушкой!

Лёва не отозвался, чем-то занятый в облюбованной для себя комнате. Сделав пару шагов, Лира увидела, что он ползает с рулеткой, записывая измерения в телефон.

– В квартире слишком чисто, и цветы выглядят ухоженными, – удалось сформулировать, что беспокоило ее с первых минут, как они вошли.

– Очевидно, что приходит домработница. Надеюсь, у нее есть пароль от вай-фай, – подхватил брат.

– А у тебя, очевидно, есть код от сейфа.