Но ничего из этого не помогло. Она все равно ушла. Навсегда. Это было видно по глазам. Как бы Амбридж ее не просила, она бы не осталась. Взгляд зеленых глаза, который она так любила все эти годы, вдруг потух, превратившись в пустой безжизненный колодец.

Но ведь любовь не может так просто умереть, разве нет? Так может Минерва никогда ее и не любила? Что если она просто использовала чувства Долорес, а теперь нашла удобный предлог, чтобы выбросить игрушку, которая стала ей в тягость?

Мысли неслись в голове с сумасшедшей скоростью. Все чувства вдруг смешались, и казалось, что еще немного, и она взорвется от накала эмоций. Ей хотелось плакать от обиды, смеяться над тем, какой наивной она была, ненавидеть проклятые зеленые глаза, которые она любила до беспамятства. И все эти чувства боролись внутри нее, пока верх не взяло одно единственное.

Словно в тумане Долорес поднялась с пола. В спальне она долго стояла перед шкафом, в задумчивости разглядывая вещи, а затем вдруг остервенело начала вытаскивать платья, юбки, блузки, бросая все на кровать, пока там не собрались почти все ее вещи. Один взмах волшебной палочки, и вещи вдруг вспыхнули синим пламенем, моментально превращаясь в пепел. Теперь в шкафу остались висеть лишь несколько платьев приторного розового цвета, и Долорес быстро надела одно из них. Да, так гораздо лучше. Ей всегда нравился этот цвет. Теперь она будет носить его когда захочет.

Покрутившись перед зеркалом на фоне догорающего пламени, она вдруг замерла, задумчиво всматриваясь в собственное отражение. С гардеробом она разобралась, но это еще не все.

На пол посыпались каштановые локоны. Медленно, с наслаждением она отстригала одну прядь за другой, чувствуя, как с каждым взмахом ножниц тело наполняется какой-то дурманящей легкостью. Покопавшись в старых вещах, она нашла несколько заколок, украсив ими новую прическу. Завтра можно попросить парикмахера подровнять, но и так вполне неплохо. Долорес довольно крутанулась перед зеркалом, удовлетворенно улыбаясь. С этой минуты она будет самой собой.

Долорес Джейн Амбридж.

Однажды все узнают это имя. И тогда Минерва пожалеет, что обошлась с ней так несправедливо. Однажды она заплатит.

Хогвартс, 1996 год.

— Как вы смеете! Оставьте его в покое! Немедленно! Он не сделал ничего, что могло бы послужить…

Она смотрела на бегущую по лужайке высокую фигуру, и всё вдруг стало так ясно. Вот он, ее шанс освободиться. Сбросить оковы прошлого.

— Чего вы ждете, оглушите ее.

Решение далось с такой легкостью, что она сама невольно удивилась. Четыре алых луча прорезали ночную тьму. Фигура МакГонагалл словно осветилась изнутри красным… кровавым светом. Долорес видела, как Минерва упала. Черная шляпа, гонимая ветром, безвольно покатилась по траве, исчезая во мраке. И вдруг сделалось так легко и свободно, словно груз, тяготивший ее долгие годы, наконец упал с ее плеч, позволяя распрямить затекшую спину. Как же долго она ждала этого момента.

На ее губах сама собой зажглась счастливая улыбка.

========== Глава 10 “Освободи!” ==========

В Больничной крыле Хогвартса царила тишина, и лишь с улицы сквозь распахнутые настежь окна доносились веселые голоса. Очевидно, все школьники высыпали на залитые солнцем лужайки, радуясь окончанию экзаменов и перспективе провести последние несколько дней семестра в свое удовольствие — ведь теперь не надо было ни делать уроки, ни повторять пройденный материал.

Однако, лежащая в дальнем углу комнаты женщина едва ли слышала веселый гомон и уж вряд ли была способна оценить все прелести дивной погоды. Она лежала неподвижно, несмотря на жару укутавшись в одеяло по самый подбородок и уставившись в потолок немигающим взором. Ходили слухи, что с того дня как Дамблдор вернул ее из Запретного леса, Долорес Амбридж не произнесла и двух слов, предпочитая не рассказывать, что с ней произошло в плену у кентавров.

На прикроватной тумбочке рядом с ее постелью лежал выпуск «Ежедневного пророка» трехдневной давности с огромной статьей на первой полосе, объявлявшей о возвращении Того-Кого-Нельзя-Называть и отставкой действующего министра магии Корнелиуса Фаджа.

Это был провал. Полное ее поражение. Она всегда ревностно относилась к своей работе, исполняя любое желание министра, неважно кто именно занимал этот пост. Она была цепным псом на страже покоя Министерства и магической Англии. Пусть не все это ценили, но она-то знала, что делает все правильно. Вот только Корнелиус подвел ее, пойдя на поводу у собственных страхов. Дамблдор победил, а ее карьера и компетентность теперь под ударом. Всё, чего она добивалась все эти годы таким огромным трудом, вот-вот рухнет, словно карточный домик. Война проиграна. И проиграна на оба фронта.

С уходом Минервы из ее жизни, должно было стать легче. Но не стало. Она всё еще ощущала пустоту внутри себя. И ее нечем было заполнить. Как бы она не пыталась, ничто не помогало. И вот она снова одна: раздавленная, сломленная, уязвимая. Как когда-то.

Она никак не отреагировала, когда дверь тихонько скрипнула, и по комнате разнеслось приглушенное шуршание мантии, сопровождавшееся размеренным стуком трости по каменным плитам. Кто-то осторожно опустился на край ее постели, и теплая ладонь коснулась холодного лба, даря успокоение. Долорес на мгновение прикрыла глаза с удовольствием вдыхая запах сирени, такой родной и знакомый. Изящные пальцы пригладили растрепавшиеся каштановые кудряшки, в которых теперь блестело несколько серебряных нитей.

— Как ты, девочка?

Голос звучал тихо, едва слышно.

Она открыла глаза и встретилась со взглядом зеленых глаз. Дивное видение глядело на нее с той стороны времени, чуть заметно улыбаясь своей манящей загадочной улыбкой. И зрачки вновь сделались вертикальными точно у кошки. Впрочем, она и есть кошка. Ее кошка. Только ее. Навсегда.

— Ты здесь.

Видение вдруг стало меняться: на гладкой коже проступили морщинки, иссиня-черные волосы засеребрились в лучах солнца, а кошачий взгляд, всегда бывший для нее тайной, вновь сделался человеческим, живым и колким.

— Не ожидала? — усмехнулась МакГонагалл, прислоняя к стоящей рядом тумбочке свою трость. — Что ж, приятно осознавать, что я еще способна удивлять.

Долорес не сомневалась, Минерва знала, или по крайней мере догадывалась, по чьему приказу были выпущены четыре оглушающих, едва не отправивших ее на тот свет. Она могла бы обвинить Амбридж, или даже отомстить, ведь они здесь одни (Долорес бы наверняка поступила именно так на ее месте). Но Минерва лишь смотрела на нее чуть склонив голову, и казалось, будто мыслями она где-то совсем далеко, за пределами замка, а может и за пределами времени. Она не выглядела рассерженной и раздраженной. По ее лицу вообще сложно было понять, какие чувства сейчас бушуют внутри нее. И бушуют ли, ведь она всегда умела держать эмоции под контролем.

— Я лишь хотела стать свободной, — вдруг прошептала Амбридж, чувствуя, как по щекам заструились горячие слезы. Она уже и не помнила, когда по-настоящему плакала в последний раз. Наверное, в тот день, когда Минерва ушла. — Я так больше не могу. Почему ты мучаешь меня?

Минерва молчала. И казалось, будто время замерло и не сдвинется с места, пока хотя бы звук не сорвется с тонких изящных губ. Амбридж смотрела на нее и не могла отвести взгляд, словно загипнотизированная. Хотела бы, да не могла.

— Прости меня, девочка, — вдруг проговорила Минерва. Ее рука скользнула под одеяло, и Долорес почувствовала теплое прикосновение к своим ледяным пальцам. — Я не хотела, чтобы все так закончилось. Ты была права, я испугалась. Но меня страшила отнюдь не перспектива запятнанной репутации. Я боялась той, в кого ты превращалась, понимая, что у меня не получается это остановить. Я сдалась слишком быстро. И в этом я действительно виновата перед тобой.

Где-то там, под одеялом, изящные пальцы сильнее сжали ее ладонь, отдавая свое тепло, разрушая оковы оцепенения. И всё вдруг сделалось таким незначительным, таким не важным перед одним единственным вопросом.