А ведь так хочется порой простого человеческого тепла.

В дверь громко постучали, и она почти сразу же распахнулась, впуская в комнату позднего посетителя. Минерва решительным шагом пересекла небольшое пространство до рабочего стола директрисы и бухнула поверх разбросанных бумаг толстенную кипу документов.

— Это нужно просмотреть и подписать до завтра, — коротко возвестила она, не глядя на Амбридж, и направилась обратно к двери. — Я зайду утром, заберу.

В последнее время всякий раз, как Долорес вспоминала прошлое, она сталкивалась с МакГонагалл. Или это появление Минервы навевало болезненные воспоминания о тех временах, когда она не была одна? Когда она была счастлива. Или по крайней мере ей так казалось.

Долорес невольно испустила обреченный вздох, с унынием разглядывая фронт работ на ночь. Выспаться опять не удастся. Будет чудо, если до рассвета она успеет всё это прочитать, не отвлекаясь на ночные проделки студентов. Вчера она часа три занималась устранением ночных шалостей вконец распоясавшихся учеников. И делать это приходилось как всегда в одиночку. Никто из преподавателей не желал ей помогать, прикрываясь введенными ею же самой правилами и покрывая малолетних щенков. Чтоб им всем пусто было!

— Я сама занесу, — успела крикнуть она, пока МакГонагалл не вышла из кабинета. — Спасибо, профессор.

Минерва резко остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду, и обернулась. На ее лице мелькнула тень удивления. Еще бы, Долорес Амбридж за что-то ее поблагодарила?! Наверное сейчас думает не сошла ли Долорес с ума.

Желания изображать из себя полную сил и уверенности директрису не было. И Долорес просто ответила на ее взгляд молчанием, беря в руки первый из отчетов. Пусть думает, что хочет. Ей все равно.

Она успела пробежать глазами первые несколько строк, когда тонкие пальцы вырвали у нее из рук несчастный пергамент.

— Так, довольно, — строго проговорила Минерва. Когда она успела вернуться? — Идем.

Она потянула Долорес за собой, заставляя выйти из-за стола. В дальней части кабинета виднелись едва различимые очертания двери, ведущей в личные покои Амбридж.

— Но отчеты…- как-то совсем жалобно попыталась протестовать Долорес, не слишком понимая, что происходит. Сил сопротивляться у нее уже не осталось.

Губы МакГонагалл тронула чуть насмешливая улыбка. Впрочем, даже не улыбка, просто уголки приподнялись, придавая лицу чуть больше мягкости.

— Ты правда думаешь, что Дамблдор сам все подписывал?

Ну конечно, было бы наивно так полагать. Скорее всего Минерва все делала сама, а сейчас спихивает на Долорес просто из принципа. Своеобразная месть.

— Тебе нужно отдохнуть. Давай, раздевайся и ложись в постель.

С этими словами она подтолкнула Долорес к двери в ванную, а сама подошла к небольшому столику с чайным сервизом. Долорес совершенно не понимала, что происходит. Видимо она совсем потеряла связь с реальностью. Минерва в ее комнате, заботливая и такая родная. Как раньше. Разве такое может быть на самом деле?

— Иди, — не оборачиваясь, поторопила ее МакГонагалл. — Мне еще за тебя бумаги подписывать.

Долорес покорно побрела в ванну, благоразумно решив, что если это сон, то очень хороший, и пожалуй, она бы хотела досмотреть его до конца. Когда она вернулась в комнату, на прикроватной тумбочке уже дымилась горячая чашка с какао. Минервы в комнате не было, но из кабинета доносился тихий скрип пера по пергаменту. Осторожно выглянув из комнаты, Долорес увидела МакГонагалл в своем рабочем кресле, склонившуюся над документами. Сосредоточенный взгляд, черные волосы, собранные в неизменный пучок, в отблесках свечи казались медными. И лишь один непослушный локон выбился из прически, вызывая острое желание подойти и заправить ей его за ухо. Она делала так когда-то… очень давно… Сколько раз она наблюдала вот так за тем, как Минерва работает ночи напролет, проверяя школьные работы, составляя бесконечные отчеты для Дамблдора. В те далекие времена Долорес казалось, что она никогда не сможет на нее насмотреться. От старых воспоминаний в груди что-то приятно шевельнулось.

— Иди спать, — не поднимая взгляда, проговорила Минерва и взяла следующий документ из стопки.

— Почему?

— Ты устала. Но не думай, что это войдет у меня в привычку.

— Ты знаешь, о чем я.

Долорес вдруг почувствовала себя маленькой девочкой. И захотелось, чтобы Минерва как и прежде обняла ее. Снова почувствовать дурманящий аромат сирени, тепло ее прикосновений. Хотя бы на одно мгновение.

Минерва отложила перо, медленно сняв очки и аккуратно положив их поверх бумаг. Она вдруг показалась Долорес безгранично уставшей, как и она сама.

— Что ты хочешь от меня услышать?

Ее голос прозвучал глухо и как-то обреченно. Словно она боялась этого разговора, а теперь ей некуда от него деться. Амбридж машинально переступила с ноги на ногу. Будто провинившаяся школьница перед столом директора. Но ведь из них двоих директор-то она. Так почему ею вдруг овладела такая робость?

— Мне казалось, мы все друг другу сказали много лет назад.

Минерва вышла из-за стола и теперь смотрела на Амбридж сверху вниз, облокотившись о его край и скрестив руки на груди. Снова этот защитный жест.

Наверное думает, что Амбридж мазохистка. Любит истязать себя болезненными воспоминаниями. Может она и права. Долорес столько раз за этот год прокручивала в голове тот страшный день, что впору сойти с ума. Она была уверена, что перешагнула через это. Но теперь глядя в усталые зеленые глаза, она вдруг осознала, что все эти годы топталась на месте. Минерва ее не отпустит. Никогда. Ей не освободиться.

Она в нерешительности приблизилась к МакГонагалл и осторожно, будто боясь обжечься, коснулась ее руки, сложенной на груди. Минерва не шевелилась, лишь молча наблюдала. Легкие, едва ощутимые касания сделались смелее, превратившись в поглаживания. На лице Долорес застыло сосредоточенное выражение. Пальцы соскользнули с руки, затянутой в зелень мантии, и коснулись груди.

— Не нужно.

Слова прозвучали так тихо и неожиданно, что она не сразу поняла, произнесла ли их Минерва или это ее собственный голос разума звучит у нее в голове.

— Я была ошибкой?

Но Минерва по-прежнему молчала. И чем дольше она молчала, тем сильнее разгоралось желание узнать ответ на казалось бы такой простой вопрос.

— Пожалуй, я закончу с документами в своем кабинете, — вдруг произнесла она и отвернулась, принявшись собирать со стола пергаменты.

Долорес словно завороженная наблюдала, как тонкие изящные пальцы порхают над бумагами, и вдруг почувствовала, как в груди поднимается волна злости, смешанной с обидой.

Какого черта она притащилась сюда на ночь глядя, такая добрая и заботливая, растеребив ей душу, а теперь сбегает. Совсем как тогда…

— Не смей уходить! — Долорес едва узнала свой голос. Никакой жеманности, никаких сладких интонаций. Крик души, разорванной на миллион крошечных кусочков. — Поговори со мной!

— Мне нечего тебе сказать. Ты сама во всем виновата.

Долорес невольно сжала кулаки.

— Я виновата?! — усталость словно рукой сняло. — Ты бросила меня. Хотя уверяла, что любишь, что я тебе дорога.

Мгновение Минерва молчала, опустив взгляд куда-то на собранные ею пергаменты. Но затем выражение ее лица изменилось, принимая знакомые строгие черты.

— И это правда, ты действительно была мне очень дорога. Но ты переступила черту, Долорес. Я живой человек, а не вещь. И я не принадлежала тебе. Если бы ты поняла это тогда…

— Не ври, Минерва! Не ври хотя бы себе самой. Признай, тебе нравилось спать с молодой девчонкой, готовой ради тебя на всё. Я любила тебя больше всего на свете. И хотела провести с тобой остаток своих дней. Но только ты испугалась — испугалась серьезных отношений. И сбежала, придумав отличный предлог. Ты бросила меня, когда я нуждалась в тебе.

— Это не так. Я желала тебе добра. Наши отношения рано или поздно разрушили бы твою жизнь, твою карьеру…