— Они бы разрушили твою, — выкрикнула Амбридж. — Вот чего ты боялась. Запятнать свою репутацию. Уважаемая профессор Хогвартса, заместитель директора — спит со своей бывшей студенткой на 19 лет моложе себя. Думаешь, тебе бы позволили остаться преподавать после такого?! Ты поставила свою карьеру выше наших чувств, а теперь лицемерно прикрываешься заботой обо мне! Ты лицемерная дрянь, Минерва. Жаль, что я не понимала этого тогда.

— Нам бы пришлось скрывать наши отношения всю жизнь…

— Но я бы это пережила. Помнишь, Минерва? В радости и в горе, в богатстве и бедности? Мне было бы всё равно, если бы ты была рядом. Но тебя не было. Всё что я делала с тех пор, я делала на зло тебе. Посмотри на меня, загляни мне в глаза — я результат твоих действий, твоей трусости. И я никогда тебя за это не прощу!

Все нежные чувства, все сожаления вдруг растворились в одном всепоглощающем чувстве ярости. Ее трясло, словно в лихорадке. Если бы у нее в руках сейчас была волшебная палочка, она скорее всего использовала бы ее, чтобы доказать, заставить, наконец, эту гордую гриффиндорку признать, что все это ее вина и только ее. Минерва МакГонагалл погубила ее!

— Я не заставляла тебя становиться такой. Это всегда было в тебе, я лишь надеялась, что смогу сдержать это. Но я ошиблась. Я ничего не могла сделать. И мне жаль… Мне жаль тебя, Долорес.

Она потянулась к ней в попытке коснуться, но Долорес с силой оттолкнула ее руку.

— Думаешь, мне нужна твоя жалость, — злобно прошипела она. — Лучше жалей своих любимых учеников и своего ненаглядного Дамблдора. Когда мракоборцы найдут его, он отправится в Азкабан, где его будет ждать поцелуй дементора. Я лично об этом позабочусь. Я разрушу всё, что тебе дорого, Минерва. Я заставлю тебя испытать ту боль, что испытала я.

— Думаешь, мне не было больно! — вдруг закричала она, заставляя Амбридж отпрянуть. — Я любила тебя! Но я не могла смотреть, как ты губишь собственную жизнь. Помнишь, что ты сказала мне? Без меня ты совсем перестанешь существовать. Ты хоть представляешь, как страшно мне было услышать такое? Твоя любовь превратилась в болезненную зависимость, отравляющую и тебя, и меня. Ради тебя я поступилась собственными принципами. Но тебе и этого оказалось мало, — она вдруг резко замолчала, учащенно дыша, и заговорила уже спокойнее. — То что ты называешь любовью, превратилось в помешательство, — ее голос дрогнул. — Я хотела лишь, чтобы ты научилась жить сама. Я не предполагала, что ты превратишь в… монстра.

Впервые она видела слезы в глазах Минервы. Но ей уже было всё равно. Каждое слово, звучащее точно приговор, ранили в самое сердце, покрывая его шрамами, которые тут же превращались в непроницаемый панцирь.

— Значит, я монстр? — тихо проговорила она, и на ее губах вдруг вспыхнула знакомая приторная улыбка. Вот только голубые глаза горели ледяным огнем. — Пусть будет по-твоему.

Она забрала со стола стопку пергаментов и сунула ее в руки МакГонагалл.

— Доброй ночи, профессор.

Круто развернувшись, она направилась прочь, чувствуя, как взгляд Минервы неотступно следует за ней. Ее всё еще потряхивало от пережитого напряжения, но она усилием воли заставила себя держаться гордо. Больше она не покажет слабости.

Монстр. Что ж, они еще не знают, каким монстром она может быть.

Лондон, 15 июля 1971 года.

Теплые лучи утреннего солнца, проникающие через распахнутое окно, приятно грели кожу, заполняя комнату ярким светом. Долорес, не открывая глаз, натянула одеяло на голову в попытке вернуться в объятия сна и перевернулась на другой бок.

— Пора вставать, соня, — раздался над ухом ласковый голос.

Одеяло оказалось стянуто, и Долорес ощутила мягкость женских губ на своей щеке. Поцелуй длился лишь мгновение, но его хватило, чтобы девушка окончательно проснулась. Ее руки ставшим уже привычным движением обхватили Минерву за талию, увлекая к себе в постель. МакГонагалл едва слышно рассмеялась, пытаясь шутя освободиться из капкана девичьих рук, но Долорес не собиралась отпускать свою «добычу». Раз уж ее всё равно разбудили…

Длинные черные волосы Минервы были еще влажными после душа, и капли воды, сверкая в лучах солнца подобно крошечным алмазам, стекали ей на грудь, оставляя тонкие влажные дорожки. Уложив любимую на атласные простыни, Долорес припала к ее груди, с жадностью измученного жаждой путника слизывая с гладкой кожи остатки влаги. Она стянула с МакГонагалл тонкий шелковый халат, с удовольствием обнаружив, что под ним у нее ничего нет.

Всегда такая строгая и неприступная, под ее ласкающими движениями Минерва всякий раз словно преображалась, обнажая скрытую где-то глубоко внутри мягкость; податливое женское тело таяло под напором ее поцелуев. Ее пальцы зарылись в каштановые кудри, и она подалась вперед, тихо постанывая от удовольствия. Ее грудь соблазнительно вздымалась от частого, прерывистого дыхания. Ласки Долорес, смелые и настойчивые, уже не имели ничего общего с теми стеснительными движениями юной неопытной девушки. За этот год она научилась доставлять возлюбленной удовольствие, изучив каждый миллиметр ее тела.

Она чувствовала, как Минерва дрожит от нетерпения в ее руках, ощущала под своими ладонями набухшие бусины ее сосков. Не открывая глаз, Минерва притянула девушку еще ближе, позволяя, разрешая, прося. Всё внутри запульсировало, когда пальцы Долорес уверенно заскользили вниз по ее животу, царапая обнаженную нежную кожу, заставляя мириады мурашек бежать по всему ее телу.

Дыхание, учащенное и горячее, сбивалось с ритма, рвалось наружу откровенными стонами. Минерва вскрикнула, ощутив резкий толчок и чувствуя пальцы Долорес внутри себя. Она застонала тихо, едва слышно, умоляя не останавливаться. Когда напряжение внутри нее прорвалось, наконец, резким вскриком, Долорес победно улыбнулась, сама тяжело дыша, чувствуя прикосновения ее разгоряченной кожи к своей, целуя податливые губы. Ощущение полной своей власти над лежащей в ее объятиях женщиной, расслабленной и тихо постанывающей под ее поцелуями, сводило с ума. В такие минуты Минерва принадлежит только ей одной.

Выбраться из постели, несмотря на протесты Долорес, Минерве удалось лишь час спустя.

— Мне нужно в Хогвартс. Кажется, Дамблдор нашел нового преподавателя на должность профессора Защиты от темных искусств.

Каждый год одно и тоже. Прежде Минерва даже не подозревала, что можно проклясть должность. Преподаватели менялись с завидной регулярностью, и желающих преподавать в Хогвартсе Защиту от темных искусств с каждым годом становилось все меньше. Дамблдор даже шутил, что однажды этот предмет совсем придется убрать из списка дисциплин, потому что его просто некому будет преподавать.

— Опять этот Хогвартс, — обиженно застонала Амбридж, переворачиваясь на живот и завороженно наблюдая за тем, как одевается Минерва.

Она никогда не понимала, почему, имея привлекательную фигуру, МакГонагалл по большей части носит длинные строгие платья, скрывающие прелести ее тела.

— Была бы моя воля, я бы никогда никуда тебя не отпускала, — мечтательно проговорила девушка. — Чтобы мы всегда были вместе.

— Так не бывает, — рассмеялась Минерва и, подойдя к постели, повернулась к Долорес спиной. — Помоги, пожалуйста.

— Но я хочу, — Долорес застегнула молнию на ее платье и, убрав на сторону длинные черные локоны, поцеловала Минерву в шею. — Что в этом плохого?

— У каждого должна быть и своя жизнь тоже, — мягко проговорила МакГонагалл, выскользнув из сладких объятий. — Тебе скоро исполнится девятнадцать. Еще несколько лет и придется задуматься о замужестве.

— Мне никто кроме тебя не нужен, — упрямо покачала головой Амбридж. — И я собираюсь провести с тобой остаток жизни.

МакГонагалл лишь покачала головой, осматривая комнату, словно в поисках чего-то. Наконец, ее взгляд остановился на сидящей в постели девушке, и она коротко вздохнула.

— Мы ведь это уже обсуждали, — терпеливо проговорила она, подходя к ней и нежно касаясь ее лица. Амбридж смотрела на нее снизу вверх с затаенным обожанием.