Видимо в ее взгляде слишком сильно сквозило осуждение, потому что Долорес вдруг испугалась. Что если своим поступком она оттолкнула любовь всей своей жизни? В туже минуту она бросилась к Минерве, упав перед ней и обхватив ее колени, прижимаясь мокрой от слез щекой к шелковой ткани платья.
— Прости меня. Я лишь хотела продвинуться по службе, что бы ты могла гордиться мной. А он…он был никчемным, я работаю гораздо лучше, все тебе скажут, — она подняла заплаканное лицо, взглянув на МакГонагалл. — Только не оставляй меня, прошу. Я больше никогда так не сделаю. Обещаю. Ты нужна мне, Минерва. Очень нужна.
В ее глазах, словно в двух бездонных озерах, плескался почти животный страх. Больше всего она боялась разочаровать МакГонагалл. И теперь, видя осуждение в ее глазах, ей было страшно, она боялась потерять ее расположение, ее любовь. Это Урхарт виноват! Во всем виноват Урхарт! Если бы не он, Минерва ничего бы не узнала.
— Нам следует все рассказать Гейлеку. МакКормака должны вернуть на работу.
— Но тогда, — всхлипнула Долорес, — тогда уволят меня. Гейлек мне не простит. Меня никогда больше не возьмут на работу в Министерство, и я стану как отец, жалкой и никому ненужной.
Последние слова она произнесла почти шепотом с такой обреченностью, что у Минервы внутри все сжалось в комок от жалости. Она ласково погладила девушку по волосам в попытке приободрить.
— Я поговорю с ним, попрошу, чтобы тебя не увольняли. Он послушает…
Но Долорес отрицательно покачала головой, медленно поднимаясь с пола. Слезы почти высохли, и теперь она смотрела на Минерву с обреченной покорностью.
— Ты сама знаешь, этого не будет. Даже если тебе удастся уговорить Гейлека, убедить главу Отдела ты не сможешь. Мистер Крауч не станет слушать. И даже Урхарт тебе не поможет.
— И всё же я попробую, — решительно проговорила МакГонагалл.
Всю ночь она просидела в гостиной, глядя на трепещущее пламя свечи, догорающей на столе. Она размышляла. О том, как лучше преподнести всё начальнику Долорес, так чтобы ее вина в этом деле казалась минимальной. Но большей частью она думала о самой Долорес, вспоминая, как сильно она радовалась, когда сова принесла ей письмо из Министерства с сообщением о принятии на работу, как она волновалась в свой первый день, с каким упоением рассказывала Минерве о рабочих делах. Это была ее мечта, и теперь Минерва собиралась лишить ее этой мечты. Из-за одной глупой ошибки, совершенной одной глупой девчонкой.
На следующее утро, когда Долорес вышла из спальни, Минерва, полностью одетая, домывала посуду на кухне. Это была ее привычка, казавшаяся Амбридж довольно странной — Минерва любила мыть посуду без помощи магии, обясняя, что это ее успокаивает.
За всю ночь Долорес не сомкнула глаз, и теперь последствия бессонной ночи были хорошо видны на ее лице: под глазами залегли темные круги, кожа выглядела бледной и болезненной, а потухшие голубые глаза смотрели с затаенной обреченностью - так смотрят заключенные Азкабана перед поцелуем дементора.
— Если не поторопишься, опоздаешь на работу, — бросив на девушку быстрый взгляд через плечо, проговорила МакГонагалл.
— Я не пойду, — тихо пробормотала Амбридж, бесцельно бродя по комнате, словно в поисках чего-то, о чем она сама не знала. — Всё равно уволят, так какой смысл.
Сидеть весь день в спальне было бы ужасно глупо, но и находиться рядом с Минервой после вчерашнего ей было трудно. Ей никогда еще не было так страшно — вся ее жизнь вдруг разом ухнула в пропасть, и она не знала, как всё поправить. Она не могла сознаться начальнику в совершенном нарушении, но и потерять доверие Минервы не хотела. Впрочем, последнего она судя по всему уже лишилась.
— Уволят, если не придешь вовремя. Ты теперь занимаешь куда более серьезную должность и не можешь позволить себе подобного рода вольности.
Долорес несколько удивленно обернулась, устремив на МакГонагалл пристальный взгляд. Минерва буквально чувствовала, как он ввинчивается ей между лопаток острой иглой, но упорно продолжала мыть посуду, не поднимая на девушку взгляд, как будто той и нет вовсе в комнате.
— Хочешь сказать, ты передумала? — осторожно спросила Амбридж, чувствуя, как внутри нее затеплилась надежда. Она приблизилась к женщине, не спуская с нее испытывающего взгляда. — Минерва?
Закончив с посудой, МакГонагалл вытерла руки о полотенце и повернулась к молча разглядывающей ее девушке. С минуту они смотрели друг на друга.
— Я хочу, чтобы ты дала мне слова, что такого больше никогда не повторится, — в голосе Минервы отчетливо сквозили металлические интонации. — Ты поступила гадко и низко. Надеюсь, ты это понимаешь.
Долорес молча кивнула, а потом вдруг стремительно обняла женщину. Сердце в груди забилось как сумасшедшее.
— Обещаю, — прошептала она, пряча лицо в водопаде черных локонов; ставший привычным аромат сирени кружил голову. — Я всё сделаю ради тебя.
«Нет. Это я сделаю».
Руки Минервы мягко легли на девичью талию, притягивая Долорес еще ближе. Она мягко поцеловала девушку в висок и глубоко вздохнула. Решение далось нелегко, но Минерва убедила себя, что поступает правильно.
Во всяком случае, она сильно на это надеялась…
========== Глава 9 “Без тебя меня не существует” ==========
Хогвартс, 1996 год.
Хогвартс сошел с ума. После побега Дамблдора она была уверена, что уж теперь-то школа у нее в руках. Но как же сильно она ошибалась. Вместо смиренного подчинения, ей была объявлена настоящая война. Сперва это были лишь близнецы Уизли, но после того, как сбежали и они, оставив после себя целый ворох летающих по школе фейерверков и огромного болота на шестом этаже, которое так и не удалось убрать, их примеру последовали и другие студенты.
Вдохновленные близнецами, многие ученики вступили в борьбу за право занять освободившиеся места Главных Бузотеров Хогвартса, и теперь в коридорах постоянно взрывали навозные бомбы, двери кабинетов удивительным образом не открывались, туалеты постоянно оказывались затоплены, так что заливало по пол-этажа, а в кабинете директрисы постоянно оказывались то пикси, то нюхлеры, то еще какие-нибудь мелкие твари, доставлявшие целый ворох проблем. Да еще и ученики на ее уроках постоянно падали в обморок и начинали кашлять кровью, из-за чего их приходилось отправлять в больничное крыло по несколько человек за раз, так что в классе редко оставалось больше трех-четырех студентов.
Целыми днями ей приходилось бегать по школе, устраняя последствия всевозможных проделок. И больше всего бесило, что никто из преподавателей или обслуживающего персонала даже не пытался ей помочь, предпочитая наблюдать за ее потугами со стороны.
Дни слились для нее в один непрекращающийся кошмар, от которого она никак не могла проснуться.
Оказавшись, наконец, поздним вечером в своем кабинете, Долорес в изнеможении упала в кресло. Как же она от всего этого устала. Будто весь Хогвартс вдруг разом объявил ей войну. Даже чертов ящик стола не желал открываться, механизм заело. Она в ярости саданула по нему рукой, тут же невольно вскрикнув от боли — не рассчитала силу удара. Чертова школа, чертовы дети, чертов Фадж с его манией вечных заговоров! Надоело. Ощущение полного тотального контроля, которое она так любила, стремительно исчезало, ускользая сквозь пальцы, подобно воде. И она ничего не могла с этим поделать. Кажется, у нее больше не осталось сил противостоять им всем, мечтающим о ее падении. Все против нее. Она одна.
Впрочем, она привыкла к одиночеству — ее верному спутнику последние пару десятков лет. Ее целью давно уже стала карьера. Ничего другого в жизни ей не удалось добиться. Она не смогла завести крепкой дружбы, так и не вышла замуж. Те, кто пытался узнать ее ближе, очень быстро понимали, что за сладкими улыбками и приторными манерами скрывается довольно жестокая и нетерпимая личность. Ее опасались, ее избегали. Руководство ценило ее за добросовестное отношение к работе и безграничное трудолюбие и упорность. Но, как правило, на этом все и заканчивалось. И чего она добилась в конце? Одиночество на вершине.
