– Оставайся, – подает голос Аерин, вскакивая на ноги. – Мы можем лечь на полу и разговаривать всю ночь.

Теперь уже точно пора бежать. Я не выдержу его болтовни. К тому же, если мы будем спать вдвоем, во сне он случайно может меня задеть. А провести всю ночь, вздрагивая от каждого шороха – не самая лучшая идея.

– Оставайся, – ласково повторяет бабушка Аерина.

Не могу сопротивляться. Понимаю, что проиграл, и сдаюсь.

– Постелешь мне на полу, а сам ляжешь на кровать, – говорю Аерину.

Он поднимает большой палец, показывая, что понял, и уносится в свою комнату готовить место для сна.

Я благодарю бабушку за ужин и направляюсь следом за Аерином.

– Зови меня Марией! – кричит бабуля мне вслед.

Я замираю с занесенной ногой над первой ступенькой лестницы.

– У меня еще вся жизнь впереди, – смеется.

«Хорошо», – думаю про себя и, стараясь как можно меньше удивляться такому необычному семейству, продолжаю подъем на второй этаж.

– Ты спишь? – задает мне вопрос Аерин, когда мы лежим каждый на своем месте в его комнате.

Я делаю глубокий вдох и долгий выдох, имитируя крепкий сон.

– Если хочешь, то можешь взять гитару себе.

Прислушиваюсь.

– Ну, знаешь, из нас четверых никто на ней не играет, и она просто пылится. Так что если хочешь, то забирай насовсем.

– Спокойной ночи, – говорю, переворачиваясь на другой бок, чтобы не видеть Аерина. – Спасибо, – добавляю совсем тихо.

– Пожалуйста, – он отвечает слишком громко, словно хочет перебудить весь дом.

Вздрагиваю от его выкрика и сердито закрываю глаза, стараясь не думать о том, какое сейчас у Аерина выражение лица, но уже слишком поздно.

Я просыпаюсь первым. Некоторое время еще лежу на матрасе, прислушиваясь к ровному дыханию Аерина, а затем, выпутываясь из одеяла, встаю на ноги. Стараясь не шуметь, вытаскиваю гитару из угла. Случайно задеваю одну из струн, и она тут же отзывается мелодией. Замираю на месте, чувствуя, как за спиной, на кровати, зашевелился Аерин. Медленно, даже не дыша, поворачиваюсь и смотрю в его сторону. Он просто перевернулся на другой бок, продолжая все так же спать. Выдыхаю.

На цыпочках выхожу из комнаты и иду в ванную. Гитару прислоняю к стене в коридоре. Наскоро ополаскиваюсь, а затем переодеваюсь в свою высохшую за ночь одежду. Кеды, правда, все еще сырые. Спускаюсь по лестнице вместе с инструментом. На кухне пахнет яичницей и жареным беконом. За столом уже сидят сонные близнецы. Заметив меня, они вяло улыбаются.

– Шлялись черт знает где, а вернулись под утро, muddle[2], – отчитывает Мария внуков, ставя на стол еще одну тарелку с едой. – Садись, – предлагает мне.

– Нет, спасибо, мне уже пора.

Знаю, что тетя волноваться обо мне не будет, и тем не менее не хочу оставаться здесь дольше положенного. Боюсь, что не смогу потом, после такого теплого отношения, войти в привычное русло своей жизни.

– Точно? – спрашивает Мария, а затем замечает у меня в руках гитару. – Аерин подарил?

– Да.

Надеюсь, я не сделал ничего плохого.

– Руэри, – обращается к внуку.

Тот сразу вскакивает с места и выходит в коридор. Пока Мария перекладывает еду в пластиковую одноразовую коробку, а затем в пакет, Руэри возвращается обратно, неся в руке толстую книгу. Протягивает мне. На синей обложке белыми буквами написано: «Самоучитель для игры на гитаре».

– Бери, – говорит Мария, передавая мне пакет с завтраком. – Мой муж играл на гитаре. Их дед, – кивает в сторону близнецов. – У них такого таланта нет, а мне не хочется, чтобы инструмент сгнил. Аерина будить не будешь?

– Не стоит. Пусть спит.

С благодарностью забираю угощение и очередной подарок. Прощаясь с семьей Аерина, выхожу на улицу и бреду по направлению к своему временному – до совершеннолетия – дому. Накрапывает мелкий дождь. Резиновая подошва кед не спасает от холода земли, порывы ветра становятся сильнее. Накидываю на голову капюшон толстовки и поднимаю глаза к тучам. Будет ли сегодня еще одна буря?

С такими мыслями дохожу до своего дома. Он небольшой и по виду больше напоминает старую коробку, нежели жилое помещение.

Минуя заросший двор, где стоит ржавый пикап без двух колес и мотора, добираюсь до лестницы со сгнившими ступеньками. Перешагивая через дыру в одной из них, поднимаюсь к покосившейся двери. Чтобы ее открыть или закрыть, приходится прикладывать усилия. Захожу внутрь дома. Как всегда, пахнет спертым воздухом. Направляюсь в свою комнату, отшвыривая носком кед попадающиеся на пути выпотрошенные письма, пустые банки из-под газировки, чеки об оплате продуктов. Сколько ни убирайся, все вернется в прежнее состояние.

Прислоняюсь спиной к двери своей комнаты и сползаю по ней. Опускаю гитару на колени. Моя комната не такая, как у Аерина. Она пустая, холодная, безжизненная. Здесь нет кровати. Вместо нее матрас, застеленный простыней. Поверх брошено одеяло с подушками. Учебники аккуратной стопочкой сложены на полу. В комоде, таком же старом, как стол Аерина, лежит вся немногая моя одежда.

Через окно, на котором глубокая трещина, чем-то напоминающая мой шрам, смотрю в небо. «Дом, милый дом» – произношу тихо, почти беззвучно, и закрываю глаза, вдыхая знакомый запах старого помещения.

Я сложил руки на парте и опустил на них подбородок, увлеченно наблюдая за ерзаньем Аерина на стуле. Сегодня он особенно чем-то возбужден. Погрызенный со всех сторон карандаш, скинутый его локтем еще в начале второго урока, так и остался валяться под ногами. Изредка Аерин наступает на него подошвой своих кроссовок и перекатывает по полу.

Минутная стрелка в часах, висящих над классной доской, прекратила свой бег еще позавчера, но никто особо не придал этому значения, словно так и должно быть. Учитель в очередной раз остановился около парты Аерина и, не отвлекаясь от чтения пьесы, тонкой тетрадкой ударил единственного в классе рыжего ученика, когда тот в пятый раз попробовал всем корпусом повернуться в мою сторону.

Считая капли моросящего дождя, которые, играя друг с другом, наперегонки скатывались по гладкой поверхности оконного стекла, я втянул носом воздух, надеясь уловить в нем аромат далекого леса вместо приевшегося запаха мела и пыли.

Чуда не случилось.

Ерзанье Аерина усилилось. Я вздохнул. Пока учитель повернулся спиной к классу, чертя на доске инициалы автора, рыжее беспокойство улучило момент, чтобы отвлечься на меня. Зеленые глаза, искрящиеся от восторга, попытались передать накопленные под черепной коробкой мысли. Напрасный труд.

Вдохновленный предстоящим знакомством учеников с новым текстовым произведением, учитель не сразу заметил странные попытки Аерина установить телепатическую связь. Длилось это недолго. Занесенную тетрадку над взлохмаченной головой нерадивого ученика остановила противная трель звонка, извещающая об окончании еще одного школьного дня. Счастливый Аерин показал мне язык и тут же схлопотал от учителя очередной легкий удар вышеупомянутой тетрадкой по макушке. Ничуть не расстроившись, рыжий мальчишка схватил свой рюкзак и, быстро забросив туда учебник с письменными принадлежностями, метнулся ко мне.

Я нарочно медленно собирался, кожей ощущая исходящее желание от Аерина как можно быстрее поделиться последними новостями. Бережно сложил свои немногочисленные пожитки в тканевую сумку, перекинул ее широкий ремешок через плечо, затем, поправив, двинулся к двери, готовясь на ходу выслушать нескончаемый поток слов от Аерина.

– Я нашел тебе группу! – с восторгом выпалил он и замер посередине школьного коридора, дожидаясь моей реакции.

Я безразлично пожал плечами, продолжая путь. Этот жест, нередкий в нашем общении, Аерин спустя месяц научился правильно растолковывать.

– Ребятам нужен гитарист, – торопливо начал пояснять он. – Я сказал, что у меня есть один на примете.