Из-под одеяла выглядывали два любопытных глаза Марго. Она рассматривала богатыря с убитым зайцем в руках, с ружьем и рюкзаком на плече, думала, опять находится в сказке «Алиса в стране чудес!», только зайца почему – то прикончили.
– Мир дому моему! – произнес Григорий Фомич громко. – А почему вы здесь, да еще с детьми?
– Мы беженцы из Карабаха, – соврала Валентина, краснея. – муж ищет жилье, пороги оббивает, чтобы прописаться. Извините, что без спросу заняли вашу дачу, думали, заброшенная.
Григорий Фомич сурово глянул на ржавое ведро, остатки воды, капающие с крыши, снял дождевик, бросил в угол. По – хозяйски заглянул под диван, вытащим оттуда топор. Валентина сжалась, закрыла собой детей.
– Не трогайте их! – закричала она. – Мы сейчас уйдем!
Григорий Фомич тяжело вздохнул, злым взглядом просверлил ее, молча вышел.
Валентина услышала стук топора во дворе, еще больше сжалась, обняла девочек, прижала к себе. Куда идти ночью? Как без Васи? Он, наверное, вагоны разгружает, придет, а нас нет. Она притихла, услышала какой – то шорох на крыше, затем стук, опять шорох и стук. Вода потихоньку перестала капать. На потолке одиноко задержалась слеза от дождя, хрустальным блеском играла от свечи. Девочки тоже засмотрелись на эту последнюю каплю.
– Ну пока так! – вздохнул Григорий Фомич. – Дырку рубероидом закрыл на время, приколотил, чтобы ветром не унесло. Будет сухо, покрою шифером. Что ж вы мокроту разводите? Да, еще вот что, хозяйка, я шкуру снял с зайца, разделал. Можешь завтра приготовить его детям, умеешь хоть?
– Да, смогу, – закивала Валентина.
– Только подольше вари, хоть русак молодой, на всякий случай не помешает, – вздохнул мужчина. – Меня Григорий зовут. Живите сколько хотите на даче, я не против.
– Спасибо большое, – вытирая слезы произнесла молодая женщина, выглядевшая старше своих лет от вновь появившихся морщин, – меня Валя.
Из – под одеяла выглянула Марго, улыбнулась новому другу, помахала ему рукой, подзывая.
Григорий Фомич подошел, наклонился, услышал шепот: «А меня Маргарита, но для друзей Марго, зови меня так».
Григорий Фомич улыбнулся, потрепал белокурые кудряшки, кивнул. А Марго продолжала знакомство: «А это моя старшая сестра Наташа, —открывая одеяло добавила она, – но она спит».
– Ничего я не сплю! – возмутилась Наташа, протирая глаза.
– Рад знакомству! – пробасил Григорий Фомич, – зовите меня дядя Гриша.
Дождь затарабанил по крыше вновь, но вода уже не бежала фонтаном из дырки. При дяде Грише как – то стало сразу теплее. Хотя он ничего не говорил, перевернул матрац на другую сторону, прощупал мокрое место, достал кусок целлофана с антресоли над дверью, накрыл им диван. Затем взял рюкзак, достал оттуда две банки тушенки, хлеб. Открыл железное сокровище, запах чесночной приправы разнесся по даче. Григорий нарезал крупными ломтями хлеб, густо намазал сверху мясистую роскошь, из которой торчал лавровый лист, аккуратно положил на постеленную газету четыре тушеночных бутерброда, налил горячего чая из термоса, улыбнулся и спросил: «А вы, девочки, после шести едите или фигуру держите?»
– Нет, мы не держим! – закричала Марго, и первая подбежала к столу.
Наташа нехотя поплелась следом, захватив с собой теплое одеяло, как царскую накидку, горящими глазами смотрела на густо – намазанный бутерброд. Валентина проглотила слюну тоже, улыбнулась Григорию Фомичу села на краешек табуретки рядом с ним.
Ничего вкуснее она в своей жизни не ела. Мягкая сочная говядина обжигала горло новой силой жизни. Валентина даже себе не признавалась, что голодала все эти дни. Денег не было, муж на даче не появлялся, она не могла уйти, не оставит же девочек одних в этом запустении. А чай у Григория какой вкусный, сладкий с ароматными нотками лимона, чабреца, разнотравья она на севере не пробовала такой никогда.
– Я еще травы разные собираю, люблю это дело, хобби! – делился Григорий Фомич. – Как – нибудь приглашу вас с собой на Стрижамент. Есть такая достопримечательность у нас.
Валентина пила чай медленно, закрывая от удовольствия глаза, она почти засыпала рядом с этим сильным мужчиной. Ей казалось, что она вновь маленькая беззащитная девочка, а с нею рядом отец, который погиб в авиакатастрофе вместе с мамой. После той трагедии многих детей отправили в детский дом. Именно там она познакомилась с Васей. В Оренбурге, вернее в области, в поселке Партизанском у них никого не осталось. Они подростками держались вместе, затем получили жилье, женились, расширили жилплощадь. Валя вместе с ним приехала в Питер учиться. Он на штурмана. Она – на лаборанта по химическим анализам. Но не окончила. Мужа распределили в Мурманск. Она практически не работала, сразу родила девочек – погодок, ждала Васю с моря. А затем начался ад! Эти рыбные кооперативы, побег, вся жизнь брошена в мясорубку судьбы. Она не знала, как жить без Васи? В детском доме не научили. Все решал муж. Она была мужнина жена, терпела его крики, угрозы, пьяные дебоши, накрывала столы гостям, которые очень часто менялись. Она думала, так и должно быть. Он же добытчик. А это связи, как говорил он. Валентина даже не задавала ему вопросы, где он бывает, почему от него пахнет дорогими духами, так должно быть. Муж наращивает связи. Она верила ему каждой клеткой своего тела. Знала точно, семья – это главное! А муж – это семья и есть!
– Что задумалась, красавица, чай не понравился? – спросил Григорий Фомич у Валентины.
– Нет, что вы, спасибо большое! Я для мужа оставила, чтобы попробовал. Он такой чай сроду не пил, – улыбнулась она.
– У меня еще банка тушенки есть, оставлю, это наша, ставропольская. Такого мяса больше нигде нет!
Григорий Фомич поднялся, приоткрыл шторку на окне, светало, дождь прекратился.
– Ну мне пора, кролик в ведре лежит, я его немного опустил в колодец к холодной воде поближе, заглушку на цепи поставил, будешь доставать, отстегнешь, смотри, аккуратней, не утопи добычу. Мужу привет!
Григорий Фомич вышел все так же наклонившись, закинув рюкзак на плечо, двустволку взял в руку, подмигнул Марго, улыбнулся.
– Ма, а дядя Гриша еще придет? – грустно спросила Марго.
– Не знаю, – вздохнула мама, убирая со стола. Она смахнула со стола крошки в руку, проглотила их, запивая чаем.
На весь дачный участок расползался запах зайчатины с луком, который девочки нашли на соседней даче. Печка во дворе дышала жаром. День выдался солнечным. Будто не было холодного октябрьского дождя ночью. Заяц был жирненький, набравший соку за летние урожаи, мясо шкворчало так, что слюньки сами собой проглатывались вместе с запахом. Девочки никогда не ели зайчатину.
«Как все – таки хорошо жить в деревне. Мясо бегает под ногами, лук, яблоки, печка на улице, – думала Марго. – А какое красивое ласковое солнце».
Осеннее солнце действительно было нежнее летнего жгучего. Валентина подставила лицо ласковым лучам, скрестив руки, улыбалась, вспоминая вчерашнего гостя.
К дому подъехала грузовая машина с шифером. Григорий Фомич кивнул Валентине, тут же по – хозяйски снял привезенное добро. Затем аккуратно сложил его стопкой во дворе, так же улыбаясь кивнул и уехал. Валентина даже не успела пригласить гостя к обеду. Марго подбежала к маме, удивленно посмотрела на эту серую волнистую груду.
– Что это? – спросила она.
– Крыша, дядя Гриша привез.
– Какой дядя Гриша? – возмущенно раздалось за спиной.
Валентина оглянулась, увидела мужа в красивом белом костюме и галстуке. Она бросилась его обнимать. Но он аккуратно отодвинул ее в сторону, сурово глянул и повторил: «Какой Гриша? Я вам сказал, чтобы отсюда не высовывались?»
Марго радостно обняла ногу папы, поцеловала его белый костюм, крича на всю дачу: «Ура! папа с работы пришел! Я так тебя люблю, что так долго?». Но Василий Федорович брезгливо отцепил детские ручонки от белоснежных брюк, отряхнулся, вопросительно зло глянул на жену: «Что молчишь?».
– Вася, мы не высовывались. Ночью был дождь, пришел хозяин дачи, мы сказали, как ты учил, что из Карабаха бежали, – взволнованно объясняла Валя. Но понимала, что эти слова мужа не успокаивают. Он глянул свысока на нее, перевел взгляд на лаковые ботинки, улыбнулся и вновь зло глянул на нее.