Я в это время отсиживался в своей комнате: попадать под гусеницы танка, именуемого Мардж, у меня желания не было. А о процессе собирания шмоток мне рассказал ржущий Дадли, заглянувший в мою комнату и показавший мне большой палец. Ого… Кажется, и его тётка достала со своей любовью…

Потом вопли Мардж прекратились — видимо подействовала двойная доза «успокоительного», и Дадли вновь заглянул ко мне:

— Спускайся на ужин, Гарри. Тётя Мардж успокоилась.

— А может, я лучше здесь посижу? — вежливо спросил я. — Не хочу новых криков.

— Тётя Мардж хочет тебя видеть и лично отчитать за полёт своих панталон, — скривился Дадли и неожиданно прыснул:

— Собачки… Ой не могу… Там был дог с пекинесом…

— И они нанесли твоей юной неокрепшей душе психологическую травму…

Дадли фыркнул:

— Да уж… Ты поосторожнее, когда тётя Мардж орать начнёт. Я…

— Не вмешивайся, — прервал его я. — Не надо. Я сам справлюсь, не волнуйся.

— Точно? — настороженно спросил Дадли.

— Точно, — ответил я и отправился мыть руки.

«Ты, главное, не показывай своих эмоций, — активизировался Томми. — Улыбайся, кивай,

изображай невинного ангелочка… Таких гадин это злит до ужаса, а придраться не к чему…»

«Из личного опыта?» — поинтересовался я.

«У нас в приюте таких Мардж через одну было. А то и каждая первая, — вздохнул Томми. — Я прошлую жизнь вспоминать начинаю. Видно, душа восстанавливается и память с ней. Но с трудом, кусками какими-то… Ты поосторожнее, Гарри, главное, чтобы до стихийного выброса не дошло… Этого тебе могут и не спустить…»

«Спасибо, Томми, — поблагодарил я. — Надеюсь, у меня крепкие нервы».

После этого я спустился вниз. Семейство уже было в сборе, Петунья ради такого случая вытащила парадный мельхиоровый столовый набор и симпатичный обеденный сервиз в мелкий цветочек, тоже достаточно старинный и дорогой. Уже успокоившаяся, раскрасневшаяся от «успокоительного» Мардж восседала за столом, словно королева. Злыдень, само собой, с видом принца-консорта восседал у неё на руках. Нет, ну до чего же всё-таки противный пёс. Обычно я собак люблю, но этот пёс вызывает у меня только одно желание — дать пинка и определить к какой погоде летит. Впрочем, это чувство взаимно — увидев меня, Злыдень показал клыки и тихо заворчал.

Я сделал невинное лицо и невозмутимо уселся на своё место.

— Вернон! — взвизгнула Мардж. — Этот — что, будет ужинать с нами?

Вернон побагровел, но вовремя вспомнил о заключённом нами соглашении и проворчал:

— Да.

— Вы слишком балуете этого! Он должен принести мне извинения!

— Гарри, — выдавил Вернон, — извинись перед тётей Мардж.

— За что? — невинно похлопал глазами я. — Это же не я багажом швырялся. Мисс Дурсль сама свои вещи бросила.

— Ты должен был поймать багаж! — рявкнула Мардж.

— Да? — невинно покосился на неё я. — Простите, мисс Дурсль, но ваши вещи весят столько же, сколько я. Вы хотели меня убить?

Петунья вздрогнула. С некоторых пор она на этот глагол нервно реагирует, что да, то да…

— Может быть, сначала всё-таки поужинаем, дорогая Мардж? — вежливо спросила она, пытаясь разрулить ситуацию. Будь Мардж немного поделикатнее, она бы не стала ничего больше говорить, но, увы, такт сестре Вернона от рождения достался носорожий.

— Вернон! — рявкнула она. — Мальчишка должен быть наказан за своё вызывающее поведение и наглость! Пусть идёт в чулан! Без ужина!

Вернон, похоже, оказался в сложной ситуации, не зная, что делать с закусившей удила сестрицей. Всё-таки он был очень к ней привязан и благодарен за всё, что она для него сделала. С другой стороны, ему и Петунью огорчать не хотелось, он её явно любит, хоть и глубоко по-своему. А с третьей стороны… Дурсль помнил об обещанных деньгах, поэтому репрессии ко мне ему применять не хотелось. В общем, бомбило мужика не по-детски.

Я решил, что лучшим выходом из ситуации будет покинуть поле боя, то есть отступить на заранее подготовленные позиции, и начал вставать из-за стола. Но Петунья неожиданно ледяным тоном отчеканила:

— Это мой дом и мой племянник, Марджори! Так что не тебе командовать, что ему делать, а что нет! Ешь, Гарри!

Мардж побагровела, я даже испугался, что её вот-вот хватит кондрашка. Она открыла рот. Закрыла. Помолчала и принялась за еду. Вернон выдохнул с облегчением, Петунья положила мне салата и мясной запеканки, и я стал неторопливо есть, демонстрируя вполне себе хорошие манеры.

Марджори всё-таки поняла, что усугублять ситуацию не стоит, и отдала должное вкусному ужину, приготовленному Петуньей, попутно сплетничая с Верноном о каких-то общих знакомых. Язык у неё был злой, ни про кого из них не сказала она доброго слова, только ехидно высмеивала. Наконец, Марджори насплетничалась вдоволь и решила обратить внимание на любимого племянника, восхищаясь им и осыпая комплиментами. Бедный Дадли, которого успели раз десять потрепать по щёчке, раз пятнадцать погладить по голове, раз двадцать приобнять и три раза поцеловать в щёчку и лобик, терпел всё это стоически, но в глазах его застыло неподдельное страдание. Под конец Марджори демонстративно подарила Дадли семьдесят пять фунтов и велела хорошенько развлечься с друзьями, со злорадством покосившись в мою сторону — дескать, тебе, нищеброд, такого счастья не светит. Ох, ду-ура-а-а…

Пока происходило всё это, мы с Петуньей успели поменять посуду и выставить на стол большой торт, заказанный тётушкой в дорогой кондитерской. Сначала я удивился, почему Петунья не стала печь торт сама — ей это удавалось очень хорошо — но потом решил, что это тоже показатель. Петунья выкладывалась для тех, кого любила или, по крайней мере, хорошо относилась. Вернона и Дадли она раньше баловала домашними пирожными и тортами очень часто, а теперь таскает вкусняшки своему комитету. Но торт для Марджори Дурсль она приобрела в кондитерской, и это лишний раз показывало её отношение к золовке.

И всё-таки, что за тайна скрыта между Петуньей и Марджори?

«А ты уверен, что хочешь это знать?» — прошептал Томми.

«Не знаю», — ответил я, аккуратно отправляя в рот кусочек торта — шоколад, взбитые сливки, фрукты. Очень вкусно. Но у Петуньи всё равно получается лучше.

«Не знаю, — повторил я. — Но мне почему-то кажется, что эта ненависть ко мне не просто так».

«Думаешь, тоже Дамблдор постарался?» — интересуется Томми.

«Не знаю, — снова повторил я. — Просто кажется».

«Значит, интуиция. Тоже дело не последнее. Ладно, я понаблюдаю», — заявил Томми и отключился.

Между тем, Мардж оставила наконец-то Дадли в покое, и её взгляд остановился на мне.

— Отдаю должное твоему таланту, дорогая Петти, — игриво отметила Мардж. — Ты сумела сделать из этого нечто, напоминающее человека.

Я молчал. Эх, Мардж, Мардж, остановись, пока не поздно, я ведь не забитый мальчик из чулана и хамов могу осекать на раз…

— Моего племянника зовут Гарри, Мардж, — ответила Петунья. — И я была бы тебе весьма признательна, если бы впредь ты называла бы его только так.

Но Мардж пропустила эту реплику мимо ушей. В своей обычной манере. И продолжила метать ядовитые стрелы:

— Кем, ты говоришь, были его родители? Безработный алкоголик и проститутка? Они из-за этого и погибли — напились и разбились на машине?

— Мардж, — тут уже вмешался Вернон. — Перестань, расскажи лучше о том, как поживают твои чудесные собачки.

— Ах, да… собачки… — заявила Мардж, — Петти, Злыдень хочет чаю из моего блюдечка!

И она поставила блюдечко от (парадного!) сервиза на пол и наполнила его чаем из собственной чашки, а потом спустила с рук Злыдня. Вредный пёс, которому хозяйка весь ужин втихую подсовывала вкусные кусочки, начал с хлюпаньем втягивать в себя чай. На его противной мордочке ещё сохранились остатки крема от торта. Брызги от чая разлетались на идеально вымытый пол Петуньи. Идиллия.

Нет, Мардж реально хамка и берегов не видит. Сервиз Петунья достала недешёвый, она его бережёт, а тут… ставить симпатичное блюдечко собаке… Неприятно как-то. Вон, Петунья уже сдерживается еле-еле. Железная у неё выдержка, будь это со мной в прошлой жизни — точно бы надел хамке это блюдечко на голову вместо дурацкой шляпки. Тоже мне, нашла скачки в Аскоте…*