— Благодарю тебя, Трёхликая Богиня… — поклонился Томми, прижав руку к груди.

— Вот и хорошо, — улыбнулась Геката. — Мне пора, я не могу долго находиться вне Элизиума. Но ты сможешь призвать меня ещё один раз, Гарри Поттер. Только один, помни это. В последнюю ночь месяца, ночь, которая принадлежит мне, выйди на перекрёсток дорог и позови. Я приду. Кстати, спасибо за кровь, но ещё я люблю яйца, молоко и мёд. И кровь должна быть, конечно же… До свидания, вы, трое. И ещё, Гарри… Выполни одну мою просьбу…

— Если смогу, — отозвался я.

— Сможешь. Спаси род моих потомков. Они последние, в ком течёт моя кровь. Они сами виноваты в том, что произошло с ними, но… Я не хочу, чтобы этот род пресёкся.

— И кто же они? — спросил я, хотя уже понял, кого Геката имеет в виду.

— Ты сам знаешь, — усмехнулась Трёхликая. — Твой крёстный из этого рода. И ещё. Сведи предка с потомком. Обоим на пользу пойдёт.

И тут она растаяла в воздухе. Совершенно без всяких спецэффектов: была — и нет.

А я почувствовал, что пот струится по спине между лопатками. Всё-таки присутствие Богини, даже такой дружелюбно настроенной, сильно давило. А вот сейчас стало так легко, что мне казалось, что вот-вот взлечу, словно воздушный шарик, надутый гелием.

— Великая Тривия милостива к нам… — прошептал Секстус Северус. — Очнись, Гарри. Проклятие снято. Всё в порядке.

Казна, которую мне пришлось откапывать без всякой магии — ручками, хорошо хоть в сарае обнаружилась ржавая кирка, оказалась тремя кожаными мешками разного размера, вложенными в окованный бронзой сундук из какого-то крепкого дерева. Мешки расползались от ветхости, замок сундука проржавел насквозь, но вот дерево сундука оказалось на диво крепким, как и бронзовые накладки на нём.

В одном мешке была целая куча потемневших бронзовых монеток — ассов. Не знаю, имеют ли они какую-нибудь ценность, разве что для коллекционеров, но тут лучше с гоблинами посоветоваться… А вот внушительная куча серебряных сестерциев порадовала меня куда больше. Да и пострадали они меньше ассов, всё-таки серебро — благородный металл. Но больше всего меня порадовали тяжёлые полновесные ауреи — навскидку их было несколько сотен. Не знаю уж, по какому курсу примут их гоблины, явно облапошить попытаются, выгоднее было бы загнать коллекционерам, но… ладно, разберёмся. А сейчас у нас на очереди Питер — хоть я и устал, но откладывать разговор с крысюком не собираюсь.

Итак, я уничтожил круг, убрал с пола остатки крови, а трупики крыс исчезли сами собой, чему я был несказанно рад, от ощущений, которые испытывал, перерезая невинным тварям горло, потряхивало до сих пор. Затем я извлёк клетку с Питером из угла, бедняга явно пребывал в шоке от всего увиденного, мне даже показалось, что короткая серая шёрстка местами поседела, а глазки-бусинки из злобных стали испуганными.

— Поговорим, Питер? — ласково спросил я и отворил дверцу клетки. Крыс не растерялся и рванул на волю, вот только от Ступефая ещё никто не уходил. Толстое тельце замерло, лапки вытянулись, и Секстус Северус произнёс заклятие отмены анимагической формы. Мой усталый разум отметил его только как нечто зубодробительное, но сработало всё на ура.

Миг, и перед нами лежит толстенький человечек самой невыразительной внешности, в чертах которого и в самом деле есть что-то крысиное, хоть и самую чуточку. В остальном этот человечек такой обычный и непримечательный, похожий в своём потёртом мятом сером костюме на какого-нибудь шестого помощника младшего офисного клерка. И это страшный злодей, сумевший возродить Волдеморта? Как обманчива внешность…

— Инкарцеро! — сказал я, и тело человечка обвили толстые верёвки.

— Хомо ессе нон Анимагус! — присовокупил Секстус Северус. Теперь Петтигрю не сможет вывернуться из верёвок и сбежать. Это одна из древнеримских примочек Северуса, не позволяющая анимагу перекинуться в свою звериную форму.

— Водичкой его полей! — посоветовал Томми, к которому мало-помалу вернулось всё ехидство, которого при Гекате он не особенно показывал, хотя бывший крыс старательно не проявлял признаков жизни.

Я полез в рюкзак и достал оттуда початую бутылку воды, а потом набрал её в рот, прицелился и обрызгал серое, словно мятая картошка, лицо Петтигрю.

Тот зафыркал и открыл глаза, сразу врубившись во весь ужас своего положения. Он посмотрел на меня и слабо пробормотал:

— Милорд… Вы возродились в Поттере, не так ли?

— Вот уж нет, Питер, ошибочка вышла. Я — это я, — в моём голосе отчётливо слышалась издёвка. — Так что расскажи-ка мне всё, Питер… Как ты дошёл до жизни такой? А?

— Я… я не… — пролепетал Петтигрю, и я заметил среди его реденьких серых волос несколько седых прядей. Стало даже жаль бывшего Мародёра, но я вспомнил Лили, Джеймса и Гарьку… В особенности Гарьку. Гарьку, в несчастном детстве которого этот мерзавец сыграл не последнюю роль… И я подпустил в голос стали и рявкнул:

— Говори, тварь! Что случилось с Джеймсом и Лили на самом деле! Питонам скормлю!

Видимо, лицо у меня и впрямь стало страшным, потому что Петтигрю икнул и попытался отъехать в спасительный обморок. На сей раз я просто полил его водичкой и ласково сказал:

— Северус, неси питонов. Эта тварь добра не понимает.

— Всех? — подыграл мне легионер.

— Парочки хватит, — отозвался я. — Сейчас сделаем его крысой — и пусть полакомятся…

— Не… не надо питонов… — жалко пролепетал Петтигрю. — Подчиняюсь грубой силе… Я всё расскажу тебе, Гарри Поттер…

*Великая Геката, приветствуем тебя! (иск. латынь)

**Подлинная молитва Гекате. Автор неизвестен. Перевод Лукреция.

Комментарий к Глава двадцать третья. В которой герой участвует в непростом обряде и получает некоторые преференции Редакция: Ехидная Зараза

Геката:

http://vedmochka.net/images/magiya/hekate_2.jpg

https://shuwany.rs/wp-content/uploads/2014/10/8748d766411c80ca1ce651b8d71634bc3b86eda6.jpeg

====== Глава двадцать чётвёртая. В которой герой слушает воспоминания, рассказанные ночью. Часть первая. ======

— Не… не надо питонов… — жалко пролепетал Петтигрю. — Подчиняюсь грубой силе… Я всё расскажу тебе, Гарри Поттер…

И он начал рассказывать…

Питер Петтигрю был удивлён и обрадован вердиктом Шляпы, отправившей его на Гриффиндор. Удивлён, потому что хорошо знал, что у него нет ни единого качества из тех, которыми славились выпускники ало-золотого факультета. Не было в нём ни смелости, ни безрассудства, ни желания сражаться с силами Зла. Тихому, домашнему Питеру, воспитанному такой же тихой серенькой матерью-вдовой, куда больше подошёл бы Пуффендуй. Об этом говорили немногочисленные подруги матушки, говорила об этом и она сама, да и Питер был уверен, что отправится к чёрно-жёлтым даже на перроне, радостно разглядывая стоящий под парами Хогвартс-экспресс. Даже затаскивая в купе свой сундук, доставшийся от рано умершего отца, он всё ещё был в этом уверен. И когда поезд тронулся с громким свистком, выпуская из трубы серо-белую, толстую дымовую змею, он в этом даже не сомневался.

А потом дверь купе отъехала в сторону, и в проёме показались два весёлых мальчишеских лица, за которыми маячило третье.

— Привет! — сказал первый из заглянувших. — Ты тоже первокурсник? Куда хочешь поступить?

Питер моментально оценил спрашивающего. Красавчик с синими глазами и кудрявыми волосами, смуглый, стройный в дорогой мантии и сверкающих начищенных ботинках. В сердце Питера впервые начал шевелиться червячок зависти. Он узнал мальчишку. Точнее, он понял, к какой семье тот принадлежит. Кудрявые чёрные волосы были визитной карточкой только одной семьи — знатной и богатой. Семьи Блэков.

Питер сглотнул и уже хотел ответить что-нибудь грубое, типа — а твоё какое дело, когда заговорил второй мальчишка. Не такой красавчик, как Блэк, да ещё и в очках — но что-то в нём было такое, отчего сердце Питера дёрнулось раненой птицей и замерло где-то в районе горла, отчего он так и не смог произнести того, что намеревался.