Луна добралась до самого верха. Каждый угол, каждая покосившаяся жердь или очертания поваленных лодок непостижимо играли своими собственными причудливыми тенями. Призрачная пелена, стекающая сверху, вдобавок пополнялась поднимающимися снизу белесыми наплывами от неподвижной озерной глади. В этом зыбком нереальном мире белый цвет необъяснимым образом подпитывал сгущающуюся тьму.

– Второй дом в обходе, как по мне, лучший вариант для ночлега, – предположил Эйстельд.

– Да, добротная постройка, – кивнул бальтор, – похоже, что раньше это было жилище старосты или купца какого. Мне он тоже приглянулся: подвала нет, окно столом привалить можно, на двери засов добротный. Осаду держать, если вдруг, запросто выйдет! – удовлетворенно подытожил старый охотник.

Внутри, задвинув засов и следуя совету Гелвина, подперли столом то окно, которое вот-вот намеревалось вывалится. На остальных двух ставни еще сохранили кое-какую подвижность, и после небольших усилий закрылись достаточно плотно. Огонь развели с трудом: мокрая древесина, подобранная по пути, либо дымила нещадно, не давая огня, либо осыпалась бесполезной трухою. Все же навыки охотника и знания следопыта взяли верх, и скромный костер затрещал в старом камине.

Подпитывать его решили с помощью остатков фурнитуры. Гнили они здесь все равно без дела, а ночь обещала быть долгой. Следопыт вытянул на свет из своего мешка пару кусков обветренной солонины, протянув один Гелвину. Бальтор благодарно улыбнулся и вывалил из своей котомки пару яблок, картофелину, пучок лука, несколько головок чеснока и редиски, засохший сыр и приличный кусок вяленой грудины. Старик оказался запасливым не только в плане браги, хоть Эйстельда уже этим было не удивить.

Затеяв поздний ужин с периодическим обменом бурдюка из рук в руки, друзья наметили план на завтра. Оба сошлись в том, что нужно начинать с поисков более-менее приличной лодки для переправы. Когда в бурдюке оставалось чуть больше кварты, Гелвин предложил устраиваться на боковую. Первым в ночной дозор вызвался именно он, аргументируя тем, что прошлую ночь, в отличие от Эйстельда, он провел не так уж и дурно, хоть и на голодный желудок:

– Кусок в горло не лез в этих чертовых топях, – вздохнул старый охотник, – вроде и нервы в порядке, и брага нутро грела, а есть совсем не тянуло.

– Не переживай, – успокоил скиталец, – на сегодняшнем ужине ты не бездельничал.

– И то верно! – хлопнул себя по животу бальтор, – все-таки под крышей, сидя у теплого камина, в хорошей компании и пищеварение иное! А ты устраивайся, иль сказку ждешь на ночь?

Эйстельд не стал себя долго упрашивать: разостлал свой слегка просохший плащ поближе к огню, подложил мешок под голову и разместил Серебряный Шторм по правую руку на случай, если потребуется им быстро воспользоваться. Сквозь подступающую дремоту он заметил, как Гелвин чуть слышно напевал знакомую мелодию, а затем, покопавшись в своей почти колдовской котомке, извлек коротенькую трубку с изящной табакеркой. Глядя на неясный силуэт бальтора, окруженного клубами живого дыма с мерцающими искорками, подсвечивающими грубые шрамы на старом лице, скиталец подумал, что сейчас и сам не отказался бы от доброго южного листа, и с этими мыслями провалился в неспокойный сон.

Во сне ему привиделась высоко вздымающаяся к небу крепость. Различал он ее не отчетливо, словно огромный нависающий силуэт с размытыми очертаниями. Он же находился в слегка покачивающейся лодке, окруженный водой и туманом, и почему-то один. Под мерный плеск едва ощутимых волн, Эйстельд проваливался все глубже и глубже, чувствуя исходящее от воды необъяснимое спокойствие. Как вдруг, со стороны безмолвной крепости, он услышал слабый крик, который становился все реальнее. Теперь он различал свое имя, и, судя по зовущему голосу, это был бальтор. Он звал все громче и настойчивей, будто у самого уха, и наконец странник проснулся. Еще не совсем отойдя от сна, Эйстельд увидел рядом со своим лицо Гелвина. Старик, тревожно вглядываясь в скитальца, тряс его за плечо:

– Поверить не могу, Эйстельд, ты спишь как после трех ночей, проведенных в ровиранском притоне. Что за чертовщина на тебя нашла? Я уж думал ты вообще просыпаться не намерен, – встревожился охотник.

– Да-а, сам не ожидал, – сонно потянулся следопыт, – увяз во сне, точно в болоте, что наконец добрались до меня, и Великий Клык, очнувшись, начал копаться в моем сознании.

– Из нас двоих тут только у одного кровь вперемешку с селлестилом! Потому послушай мой совет: тебе, Эйстельд, стоит пытаться прятать свои мысли как можно глубже. Крепость вплетается в твои сны не просто так. Этот древний пик будто чувствует твое приближение, чувствует и готовится!

Странник, теперь совсем проснувшись, задумчиво выслушивал хмурые догадки друга. Молча потянувшись к своему мешку, он извлек простенькую трубку и потертый мешочек. С наслаждением вдыхая густой дым, с послевкусием вараллиандского листа, задумался о том, что Гелвин конечно мог и сгущать краски, но многое из сказанного казалось ему не таким уж абсурдным.

В дыму, он неспешно размышлял о том, что носители лунной крови были угасающей ветвью еще со времен Серебряной Войны, и нередко могли чувствовать селлестил даже на расстоянии. После удара лунная пыль со временем разделила существующие расы на теперешних Серых скитальцев и Искаженных – тварей изменения, пришедших прямиком из ночных кошмаров с Изначальным во главе. Столетия прошли после того, как остатки бесчисленных легионов были разобщены и загнаны глубоко в пещеры под землю. Изначальный был повержен и исчез с лика истории. Однако крепость жила, звала древнюю кровь, лунные циклы были опять неспокойны.

Эйстельд, затушив трубку, предложил охотнику немного вздремнуть, ведь до рассвета оставалось еще пару часов. И вскоре до скитальца донесся приглушенный храп. Гелвин решил не тратить оставшееся время впустую. Эйстельд задумчиво сидел у камина, вспоминая свой сон, и пытался растолковать его значение, найти какие-то зацепки.

Внезапно его вырвал из раздумий громкий хлопок, будто неведомый снаряд изо всех сил ударил в деревянное перекрытие. Эйстельд вскочил на ноги, одним движением обнажив меч, и встал напротив двери. Судя по звуку это была крышка колодца. Странник с тревогой обернулся на спящего бальтора, но Гелвин уже не спал. Приподнявшись и облокотившись на свою секиру, он выжидательно глядел на скитальца:

– Все-таки что-то из колодца выскочило, да судя по звуку, как пробка из бочки. Ты держись ближе к двери, а я займу позицию у окна, – деловито распорядился бальтор. Быстро поднявшись, коротким и сильным ударом расколол валявшийся рядом перекошенный стул. Подобрав два подходящих обломка, Гелвин их сунул в огонь.

– Таиться больше нет смысла! – объяснил старик и, подождав немного, проворно протянул Эйстельду схваченную огнем деревяшку. – Какой тварью бы не были эти ночные гости, теплый прием ей будет в самую пору.

Оба стояли в напряжении с вытянутыми вперед головешками. Света как раз хватало ровно настолько, чтобы видеть все возможные углы и потенциальные места для глухой обороны. Какое-то время ничего не было слышно, кроме приглушенного шума дождя. Затем отчетливо стали слышны шелест и скребущие звуки на крыше. Сверху, под давлением веса неведомого гостя, осыпалась труха и пыль. Старые перекрытия дрожали, готовые обвалиться в любую секунду. Через пару мгновений все стихло, но тишина длилась недолго. Стол, закрывающий окно, пошатнулся и со скрипом медленно начал скользить по полу. Что-то снаружи прикладывало немалые усилия, дабы пробраться внутрь. Гелвин плечом навалился на столешницу, заставив ее остановиться. Вдвоем с Эйстельдом, дюйм за дюймом, они привалили окно обратно.

Едва переведя дух и уже было решив, что ночное вторжение на том и завершилось, друзья услышали слабый скрежет у входной двери. Щеколда, хоть и выглядела массивно, но под сильным напором неистово запрыгала, а сама дверь готова была вылететь из петель. Бальтор, перебросив секиру в другую руку, метнулся от стола ко входу. Эйстельд рассек воздух взмахом меча, оценив тесноту пространства, и, глубоко вздохнув, приготовился к неизбежному. Дверь перестала плясать в петлях, удары снаружи затихли. Затем дерево медленно, с сухим треском, стало прогибаться вовнутрь, словно вся масса наружного мира пыталась прорваться сквозь этот дверной проем. Наконец засов не выдержал и со звоном отскочил в противоположную стену. Дверь распахнулась с глухим стуком, и перед глазами путников предстал настоящий ночной кошмар.