Но я не собирался уступать ему Миноса. И мне не нужно было спорить для того, чтобы добиться своего. Подземные воды, у которых я учился мудрости, идут в обход, медленно подтачивая твердые камни.

— Я — нет, — ответил я тихо и кротко. В отличие от обоих младших братьев, не люблю метать громы и молнии и вздымать грозные валы. Это чаще уводит от желанной цели.

— Но это нарушение установленных тобой же, брат, законов, — я нарочно подчеркнул слово "тобой", хотя эти законы установил еще отец наш, Кронос, а Зевс лишь подтвердил, что ничего не меняет. Но отца на Олимпе вспоминать не любят и клевещут на него, приписывая себе самые мудрые его решения, так что пусть это будут законы Зевса. — И мне надо спросить Мойр, вдруг они будут против?

Я сказал это наугад, ибо был уверен, что владычицы судеб поддержат меня.

— И что с того? — сразу распалился в гневе Зевс.

— Ты — великий анакт богов, но все же мойры древнее и могущественнее нас с тобой, мой возлюбленный брат, — все так же кротко ответствовал я, довольный, что брат ярится. Значит, понимает слабость своих доводов, — И я страшусь ссориться с ними. Да и тебе не советую устраивать распрю с тремя мудрыми сестрами, ибо и ты, и я — подвластны судьбе.

— Сильный сам определяет свою судьбу! — запальчиво воскликнул Зевс. Я скрыл улыбку. Что он, игрушка в руках мойр, знает о судьбе? Его открытый и вспыльчивый нрав делает его уязвимым для хитрецов, желающих одержать победу над анактом всех богов. Что же, если ему так хочется — я позволю ему вступить в распрю с древними богинями, и подожду, когда он утомится, получая от них чувствительные удары. Но, к моему удивлению, Зевс нахмурил свое гладкое, царственное чело и изрек горделиво и величаво:

— Но было бы неразумно для анакта сеять вражду меж подданными. И я не хочу воздвигать распрю меж владычицами судеб и мною или тобою.

Вот как? Значит, уже переговорил с мойрами, и отпор получил. Хотел бы я знать, чем пригрозили ему порождения первоначального мрака, если он так легко отступает? Я согласно кивнул и поспешил возлить целительный бальзам слов на свежую рану его самолюбия:

— Никогда не сомневался в твоей мудрости, о, анакт всех богов. И не сомневаюсь, что твоя сила и крепость духа столь велики, что древние дочери Эреба вынуждены будут смириться с твоим решением. Но ты ведаешь, как страшусь я свар между богами, и как исходит желчью моя печень при виде чужой вражды.

Выждал немного и добавил, глядя прямо в глаза брату:

— Мне по душе твои помыслы на счет Миноса.

Зевс не умеет лгать, глядя в глаза, и потому мою ложь принял, не раздумывая, рассмеялся, обнажая в улыбке крепкие, ровные, словно крупный жемчуг, зубы, произнес снисходительно:

— О да, мой кроткий и миролюбивый брат, о да! Мне это известно. Но я не собираюсь уступать им своего возлюбленного сына, столь ревностно послужившего мне. И, зная, сколь умело можешь ты погасить огонь вражды ранее, чем он разгорится, я хотел бы спросить твоего совета. Как я могу получить Миноса, чтобы древние мойры не могли меня ни в чем упрекнуть?

— Ты уже говорил им о своем желании? — я не хотелбы, чтобы Зевс считал меня проницательнее, чем ему кажется.

Брат неохотно кивнул и поморщился:

— И они возвысили свои голоса и ярились так, что даже ужасные фурии не могли бы с ними сравниться! Я сулил им милости и награды, но…

Понятно, еще больше распалил их ярость. Богини судьбы любят считать себя неподкупными. Подкупить то их можно, но так, чтобы посулы не были явными.

— … они были непреклонны!

— Коли так, просить их снова о снисхождении поздно, — я умело изобразил неподдельную скорбь в голосе и, в подтверждение искренности своих слов, горестно развел руками. Задумался. Надо было предложить сразу несколько путей: Зевсу нравилось, чтобы последнее слово оставалось за ним. И брат не должен был заметить скрытые ловушки.

Зевс терпеливо молчал, давая мне время на раздумье.

— А если разделить ответственность между богами? — неуверенно изрек я после долгой паузы. — Пусть каждый выскажется за или против. Одно дело, коли Мойры ополчатся на одного тебя, а другое, если весь Олимп станет против них!

— Весь Олимп! — саркастически фыркнул Зевс. — О, брат мой, ты живешь в своих пределах с любящей супругой, в окружении богов, которые не смеют спорить с тобой! Тебе невозможно и представить, какие козни строят против меня наш брат Посейдон, сестры и даже мои собственные дети!!!

— Да полно, — улыбнулся я с деланным простодушием, — Ты можешь быть и милостивым, и грозным, и понимаешь, чего ждут ближние твои и как с ними стоит вести разговор. Много ли труда составит склонить богов на твою сторону? Я в том не сомневаюсь! Это мне, не наделенному ни телесной, ни душевной мощью, робкому и слабому, приходится соглашаться со всеми.

Лесть была грубее некуда. Попробовал бы я такое сказать моей сестре Гере. Или Деметре, да даже кроткой Гестии! Враз бы уличили во лжи и язвительно высмеяли. Но мои младшие братья не отличались проницательностью. Зевс самодовольно улыбнулся.

— Да, мне известно, что тебе не дано твердости духа. У тебя нет желчи, брат мой. Но ты умен и хороший советчик. За что я люблю тебя, Аид, и доверяю тебе. Ведь ты всегда на моей стороне.

— Да, — кивнул я и грустно улыбнулся, — Но… Но… позволь мне сегодня быть против — я страшусь распри с мойрами! Если чаша весов станет колебаться не в твою пользу, изображу сомнения, заведу речи о примирении и постараюсь взять твою сторону.

— Итак, ты уже против. Хоть и готов склониться на мою сторону! Раз! — рассмеялся Зевс, загибая толстый, короткий палец на правой руке. — Посейдон будет против — что бы я не предлагал, он всегда против. А Минос ему крепко досадил. Два! Разумеется, владыка вод приведет Амфитриту. Три! Посмеет ли светлая Персефона быть согласной со мной, если ты против? Не думаю. Четыре! Я не сержусь на нее. Она поступает, как полагается примерной жене. И Деметра отдаст голос против, ибо не пожелает огорчить свою дочь. Уже пять! И вот эти две богини не изменят своих взглядов, потому что не склонны признавать, что их помыслы могли быть ошибочными. Аполлон вечно строит мне козни — и он возвысит голос против! Шесть! Геката не захочет видеть Миноса среди живых. Семь. Мойры — их трое! Десять!

Теперь настала моя очередь загибать пальцы.

— Мойр можно считать заедино. — тихо возразил я. — Итого — восемь. Найди девятерых — и ты победишь. Ты, светлая Гера, твоя супруга. Кроткая Гестия, всепобеждающая Афродита, совоокая Афина, Гефест и Арес, Артемида, Гермес, Дионис… Десять! Пообещай Аполлону бессмертие для Асклепия — будет одиннадцать против семи.

— И все же, я не могу поручиться, что твои расчеты верны, мой брат, — что ни говори, а Зевс не глуп. Ему ли не знать, сколько у него противников на Олимпе. Я их тоже знал.

И надеялся склонить на свою Аполлона (пообещав ему то же самое, кстати, потому что Асклепий — тоже бог, и, в отличие от Миноса, бог живых), Гермеса, Гестию и Диониса, который всегда был недоволен тем, как Зевс обходился с Миносом.

— А если все же не удастся склонить богов на свою сторону…

— Тогда? — заинтересовался Зевс, подымая широкую бровь.

— Я скажу, что не пристало решать судьбу человека, не спросив его воли.

— Воли человека? — изумленно расхохотался Зевс. — Воли смертного?!

— В моих владениях воля смертного учитывается всегда. И у мойр эти слова не вызовут подозрений. Хочешь, я с самого начала заведу об этом разговор? Ну, неужели ты полагаешь, что столь любящий жизнь человек, как Минос, изберет Аид, предпочтя его Олимпу? — я снова посмотрел прямо в глаза брату.

— Ты хочешь направить гнев мойр на сына Европы? — озабоченно уточнил Зевс. Что ни говори, а Миноса он действительно любил. И желал ему блага. Вся беда была лишь в том, что он никогда не мог представить, что люди или боги могут искать иного счастья, чем он: вне богатства, могущества, власти, почестей.

— Миносу не привыкать сносить удары судьбы. После того, что довелось ему изведать при жизни, он вряд ли сильно опечалится из-за козней, что смогут строить дочери Никты и Эреба обитателю Олимпа. К тому же, неужели ты оставишь его без своей защиты?