Молли испытывала это сейчас. Она не позвонила в полицию из-за абсурда ситуации, но ведь она могла заявить о пропаже ребенка. Полиция ищет дюжину детей по подобным заявлениям, откладывая дела в ящик стола, не стремясь обнадежить родителей. Но она не пошла снова в коллектор. Почему? Потому что заранее знала, что это не увенчается успехом и не хотела принимать поражение? Патовая ситуация?
Боже, это всего лишь уловка. Оно пытается обмануть меня. Одурачить. Наебать как школьницу, которой показывают член, а не дают просто так конфеты.
Что если она все это время была рада, что избавилась от племянницы, а ошибочно принимало это за чувство вины?
— Ты не думала, что она может быть сейчас здесь? В какой-нибудь комнате без еды и воды?
Она облизала пересохшие губы, не удивляясь тому, что сигареты, которая должна давно была обжечь пальцы, не собиралась тлеть, а просто дымилась без причины, будто так задумано. Молли прислушалась и словно услышала, как наверху что-то скреблось как котенок. Разве жалобно не попискивало.
Игра подсознания не иначе. Очередная уловка с целью сделать еще больнее.
Звук нарастал, бил по барабанным перепонкам, будто принимал форму.
Молли чувствовала, что сердце начинало биться чаще не из-за какой-то несуществующей надежды на семью и то, что не все потеряно. Она прекрасно осознавала, что это пыль в лицо, попытка насмехаться снова, снова и снова, но опутанная этим воздействием, которое повелевало не только ее разумом, но и телом, Ригс бросив сигарету, побежала по лестнице вверх, не замечая того, что бежит лишь вниз.
Пот проступал на висках, а воздуха не хватало.
Вырвавшись из одного кошмара, она побежала из комнаты в комнату, замечая, что помещения прибавляются и впереди еще одна лестница. Скрипучая, украшенная паутиной и сорняками. И второй этаж растягивался как лакричная палочка, а двери в комнаты пропадали.
Она слышала голоса детей и среди них племянницу. Они вопили так неразборчиво и визгливо, что хотелось зажать уши ладонями. Но шум не помогал ей. Ригс не могла определить их место нахождения, бросаясь от одной двери к другой, растворяющейся в стене как по волшебству.
Молли заставила себя остановиться и услышать голос собственного разума, а не навязанный извне. Это все не реально. Это все происходит у нее в голове, возможно, перед ее глазами, но не реально. Все что происходило до этого момента — настоящее, все люди имели кровь и плоть, кроме него.
Для еще одной недостаточно реально. Не-до-ста-то-чно реально.
Ее пробивала дрожь как при лихорадке, лишь от страха, что она сойдет с ума к рассвету. Губы все еще были сухими, сколько не облизывай.
— Что ты ищешь, Молли? — почти елейным голосом спросил клоун, смотря на нее исподлобья. — Ты кого-то потеряла?
Она посмотрела на него диким почти звериным взглядом, хватая ртом воздух, который отказывался попадать в легкие. Еще одна чертова астматичка. Ее губы дрожали, словно та что-то говорила или думала, что говорит, но не издавала ни звука.
В тот момент, казалось, что в ней было больше нечеловеческого и необузданного, чем в нем. Молли больше походила на Оно, будто пришла из другого измерения, другой эпохи, созданная кем-то Другим. Но она всего лишь человек. Ничего больше.
— Запоминай, Молли, я не буду повторять дважды, — руки Оно сошлись на ее голове, собираясь разломить как грецкий орех. — «Он стукнул кулаком об стол, крича, что призрак вновь пришел».
Он стукнул кулаком об стол, крича, что призрак вновь пришел.
Молли приоткрыла рот, беззвучно повторяя эту фразу, надеясь, что та отложится на подкорке крепче, чем имена знакомых.
Хватка и напряжение от чужих рук стала неощутимой, а после совсем исчезла. Ригс попятилась назад, не отводя глаз, а после обессиленно упала на колени, прижимая дрожащие пальцы к голове, повторяя чужие движения. Господи, хоть бы проснуться! Проснуться где-нибудь пьяной под барной стойкой, проснуться где-нибудь в бараке, проснуться в кольце чужих рук любого немытого парня из Куинси, проснуться и не знать этого кошмара! Просто проснуться в ком-нибудь другом, Боже.
Оно согнулось ниже и проделало несколько шагов к ней, размахивая руками точно пританцовывая. И снова сопровождая это действие звоном колокольчиков.
Не в силах подняться на ноги, Молли пыталась отползти назад, отталкиваясь от пола и помогая себе руками. Липкие ладони соприкасались с комьями земли и свалявшимися пучками чужих волос и натыкались на занозы, отчего боль пронзала до плеча.
Когда отступать было некуда, и пальцы нащупали старый гнилой стенной плинтус, она с силой прикусила губу, отрицательно качая головой. Волосы, что когда-то отливали золотом походили на пережеванное лошадью сено.
— Сойди в ад! — выкрикнула Молли из последних сил, прижимая сложенные в молитвенном жесте руки к груди.
Да! Да! Да!
Боже, как же ты хороша!
Оно снова обнажило ряд мелких клыков как тогда. Спертый воздух наполнился зловонием гниения и мертвых тел. Не таких как в морге, не таких как Джейн, а вздутых и пролежавших несколько суток в тепле. Из уголка его рта стекала нить вязкой слюны как у собаки.
Страх.
Не показывай его. Собаки чувствуют его.
Она закрывает глаза.
Был мороз.
Мы схоронили кошку,
потом взяли ее коробку
и подожгли.
Те блохи, что избежали
земли и огня,
погибли от холода.
- Уильямс Карлос Уильямс
========== XXVI ==========
Ты спишь, и ждешь меня, и ждешь огня, и я несу его тебе, сраженный красотой твоей. Сраженный.
Уильям Карлос Уильямс «Патерсон»
Молли очнулась в Пустоши, неподалеку от городской свалки в груде какого-то мусора. Голова нещадно болела от смрада, доносившегося со стороны помойки. Дерри был окутан густым туманом, точно смогом.
Очередное наихудшее пробуждение.
Она снова не могла связать и трех слов, чтобы понять, как прошел вчерашний день. До какого дерьма нужно было напиться, чтобы очнуться на помойке без сумки с вещами в измазанной кровью джинсовой куртке. Молли дотронулась рукой до головы, ища открытую рану или корочку запекшейся крови, но нащупала лишь сальные пряди и тонкий слой песка в волосах.
Блять.
Она похлопала себя по карманам в поисках паспорта, водительского удостоверения или ключей от машины на худой конец, но обнаружила чужой бумажник с тысячей долларов (ох, ебать), чужие часы (ох, ебать) и полупустую упаковку таблеток.
Стрелки часов показывали восемь часов утра ровно. Странно, что они не тикали до того момента, как она взяла их в руки.
Ей пиздец от того, кого она обчистила ночью, если ее пробуждение не рук дело неизвестного.
Молли с трудом пошла в сторону дороги, моля всех святых, чтобы не наткнуться на кого-то из знакомых или с работы. Прошлый день, да и вообще вся неделя была белым листом в памяти. Левая рука предательски заныла.
Боже, что это за город?
Трасса пустовала, когда Ригс подошла ближе, вглядываясь в дорожные знаки и смывшуюся разметку полос. Больше она не будет пить. Точно не на этой неделе и не в этом месяце.
Свет фар блеснул вдали.
Фура. Дальнобойщик. На номерах значился штат Коннектикут.
Водитель несколько раз посигналил ей, но все же остановился, опуская стекло. Он выглядел уставшим и отчасти раздраженным мужчиной лет пятидесяти с блестящей лысиной, прикрываемой редкими волосами.
— Куда вы едете?
Для того чтобы выбрать пункт назначения необходим пункт отправления, но Молли хотела, чтобы он назвал Денвер. Навязчивой идеей хотела услышать это.
— Поставка в Нью-Хейвен, если тебе это о чем-то говорит, но с остановками в Портленде и Спрингфилд.
Нью-Хейвен прозвучал в ее ушах «Новым Раем»*, в который грех было не попасть.
Водитель нехотя согласился ее подвезти, рассчитывая на хорошего собеседника. Он откровенно заебался во время дороги, проверки на границе, отсутствием любимого сандвича в супермаркете. Его сердце грело то, что среди прочего товара переправляемого в Коннектикут притаился ящик пива, купленного по акции в супермаркете города, который он так не переносил. Дерри всегда подкидывал проблем одним своим существованием и так и просился объезжать его. Желательно через соседние штаты. Но у него была плановое посещение Бангора, и проигнорировать Дерри не удалось. Снова.