Артур натянуто улыбнулся, и в этой гримасе боли было больше, нежели искреннего желания растянуть рот до ушей.
«Радость».
Он так и не выпил кофе.
Комментарий к
Большое спасибо за отзывы. Я, правда, не ожидала такого отклика.
Мне хочется быть с вами честной, так как пишу то, что гложет, честно говоря. И не хочется не оправдать чьи-либо ожидания. Если Вы знакомы с моей писаниной (реклама), то должны знать, что там никто и никогда не живет долго и счастливо. Смерть основных персонажей здесь не встретить, но и какой-то романтики, “прекрасного и возвышенного” ждать не стоит. Даже если и начинает казаться, что все к этому идет.
Не очаровывайтесь, чтобы не разочароваться.
========== Часть 4 ==========
Безработица утомляла.
Под конец дня Салли испытывала упадок сил, будто бы дневные события вроде той активности с поездкой в клуб «Ха-Ха» или покупка малого запаса продуктов, были адским трудом.
Бесплатная ежедневная газета покоилась на трельяже у входной двери. Райан почти вырвала эту газетенку из рук пожилого афроамериканца, который раздавал их у метро. Сегодня говорили об избирательной кампании Томаса Уэйна, точно не существовало больше других кандидатов. Даже первую полосу посвятили этому, пока Готэм продолжал тонуть в отходах.
Она перестала открывать окна перед выходом, боясь, что спертая сырость студии смешается с гнилью продуктов из ресторана через дорогу. Черт бы побрал такое правительство.
Еще один день сгорел, подобно спичке.
Салли Райан так и не развелась.
По дороге в клуб «Ха-Ха», разглядывая эти приторные семейные пары в метро, она подумывала написать очередное письмо Джону. Она хотела начать все сначала, будто бы они только познакомились и впереди у них будет чудесная весна и не менее прекрасное лето. Без холодов и смерти природы.
Оставался вопрос — нужно ли оно было ему. Нет, безусловно, конечно же, нет. Иначе он бы приехал к ней ночью, купил бы завтрак в палатке у метро, довольствовался бы хлопьями и кислым апельсиновым соком, а еще звонил бы. Хоть иногда.
Ее номер, может, и не значился в толстых телефонных справочниках, но был у Уоррена и прописывался на пунктире бланков. Мелко, от руки.
Джон не звонил. Он не звонил, когда Салли была в Нью-Джерси, лишь прислал утешительную открытку, узнав о причинах, побудивших ее вернуться в город детства. Текст был сух, скуп и в духе Джона Райана.
Ее она тоже сохранила. В той же красной папочке.
Ближе к десяти вечера Салли опустошила чемодан, развесив каждое платье, джемпер или костюм на отдельную вешалку. Она хотела подойти к этому как-то творчески, необычно, а потому добавила к джемперам нитки бус. Когда-то это было подарками кузины Джона на свадьбу, а после стало финтом на любой праздник.
Сраное помешательство.
Хотелось чего-то другого. Того, что с ней еще не случалось, черт возьми. Заново переживать эмоции, а не бегать по этому замкнутому кругу. Ей ведь еще и тридцати не было. Двадцати пяти тоже. Или уже было? Она совсем забыла обо всем, что существовало в мире. Кроме бывшего мужа.
Или не забывала? Мама же была реальной. И аборт, и похороны, и эти переезды, бесконечные походы по магазинам, не закрывающийся чемодан, Уоррен. Все же было с ней. И не всегда касалось Джона Райана.
Это были лишь попытки заместить его отсутствие. Порой провальные, а порой и не очень.
Но все они сводились к одному.
От осознания хотелось завыть. Снова. Салли Райан пришла к этому выводу одной из темных ночей, которые — милостивый боже, все ночи были такими! — были лишены снотворного. Эдакого лекарства для забывания, которым Джон никогда не объедался, чего не скажешь о ней.
Не нужно было сюда возвращаться, точно ничего не произошло. Не нужно было разводиться с глазу на глаз, обедать, ужинать. Встречаться.
Она достала маленькую жестяную баночку из косметички. Когда-то в нем был вишневый бальзам для губ, который необходимо было наносить только пальцем или же слюнявить всю упаковку, а это вроде как вредно. Мама где-то читала об этом.
Три алых пилюли. Секонал.
Красные дьявольские пташки, румяна, куколки.
Салли бережно взяла одну из них кончиками пальцев, как пойманную бабочку в ботаническом саду; опасаясь навредить, держась за трепещущие крылышки.
Всего одна таблетка и она уснет. Райан давно не прибегала к ним, поэтому не было никакой нужды повышать дозировку. Алкоголь не совсем выветрился. Она была уверена в том, что спирт продержится в крови еще неделю, минимум. Кто-то пересказал это, кажется, услышанное в одной из многочисленных программ о здоровье.
***
Он стоял на ее пороге, прислонив к дверному проему ту клетчатую сумку. Полный решимости, тень которой ранее и не мелькала на его лице, Артур в один шаг оказался в узкой прихожей. Трельяж пошатнулся.
Салли запомнился больше его напор и то с какой силой захлопнулась дверь, будто бы еще немного и вылетят окна или пожалуются соседи за грохот. В задницу их. Она даже не знала имен и лиц людей, кто спал за стенкой. Может, в этих меблированных студиях уже давно пусто, лишь оседает пыль на идентичный кухонный гарнитур.
Кого она представляла в данный момент? Кого бы хотела? Наверное, никого. Это было так… стихийно. Слово «страстно» никак не перекликалось с этим человеком. С кем угодно, но не с нелюдимым комедиантом, для которого проблемно выстроить диалог не из простых предложений. Будь его воля, то он бы и односложно изъяснялся. Наверное.
И все-таки в этом развязном поцелуе, руках блуждающих по телу было что-то еще. Что-то новое. Эмоции были новыми и походили на банальные рассуждения, нежели на то, о чем следовало бы думать в данный момент. Сконцентрироваться.
Клетчатая скатерть с водоотталкивающим (по заявлению продавщицы) покрытием зашелестела под ней. Вот что имел ввиду агент под словами «где ем, там и трахаюсь». Может, нужно его оттолкнуть? Воскликнуть о чести, о том, что она, Салли Райан, не такая! И еще жена. Но она именно такая, да и не жена больше. Так, лицо из толпы.
Чужие пальцы по бедрам; худые и длинные, сжимающие ее грудь, словно клаксон. Боже, это уже смешно. Она поддавалась на каждое действие, но не стремилась распахнуть глаза, сорвать очередную нелепую жилетку, попотеть с пуговицами на рубашке. Зачем? Салли не хотела к нему прикасаться.
Для нее в этих словах было больше трагедии, чем во всей семейной жизни длившейся… меньше, чем почасовая ставка в клубе «Ха-Ха».
Уж прости за неприкрытую издевку, Артур.
Она так любила Джона. В любом состоянии. Всегда. Так жаждала прикоснуться к его телу, почувствовать жар кожи, запах, следы устойчивого парфюма. Что угодно, лишь бы про него и ассоциировалось бы с ним. Но глаза всегда оставляла закрытыми, смущаясь.
Сейчас же ей хотелось их оставлять закрытыми. Поддавалась, но не хотела. Не через силу, просто никаких чувств, никакой отдачи. Тело было телом. Животным, возможно, изголодавшимся по чему-то еще.
Чужие пальцы коснулись половых губ. Приятного не больше, чем на осмотре у гинеколога. Перчаток только не хватало. Салли задержала дыхание, точно готовилась к первому разу (который она помнила с трудом). Это должно произойти сейчас. Нужно не забывать стонать, желательно с придыханием. Часть, которая никогда ей не удавалась, но всегда выдавали трясущиеся колени, судорога до кончиков пальцев, сбитое дыхание.
Это было больно, почти до шумного вздоха, с желанием вцепиться во что-то, но не в кого-то. Край круглого стола прекрасно подходил. Псевдонаучное «мало естественной смазки» она бы заменила на «отрешенность от происходящего». Как будто секс перестал быть во имя удовольствия, а снова вернулся к единственному шагу на пути к счастливому материнству.
Долбежка ради долбежки. Вот что это было. Она чувствовала как неэстетично выглядело ее тело, точно кусок мяса. За одно все-таки следовало отдать должное мистеру Флеку — он не раздевал ее, задрал джемпер — да, юбку выше — да, расправился с нижним бельем — да, но не раскинул на столе, как лягушку для препарирования.
