Она усмехнулась собственной аллюзии или же это было аллегория? Райан совсем забыла о значении всех терминов, которые учила в колледже!

«Э-м-м, Салли, здравствуй, привет, это Артур, помнишь? Я хотел пригласить бы сегодня тебя на вечер в «Пого». Придешь? Или ты занята? Это Артур Флек».

Вначале ей хотелось отшутиться, что кто-то разговаривал с автоответчиком хуже нее.

Чертов Джон!

Из-за него она не прослушала это сообщение раньше! Из-за его чертового бара и этих коктейлей! Она вовсе не хотела пить, зная, что на утро ее будет мучить слабость.

Бедный, бедный Артур! Салли подумала над тем, каких усилий, наверное, стоила эта подготовка к шоу, как он репетировал свои шутки, продумывал монолог, который бы завел публику с пол-оборота. Он позвал ее на свидание, а она опять напилась, опять пропустила все, что было бы дорого ему.

Чертов Джон! Бывший муж умудрялся портить абсолютно все одним своим существованием!

***

Найти клуб «Ха-Ха» оказалось довольно просто. В телефонном справочнике одного агентства мероприятий Салли наплела о том, как хотела бы заказать на день рождения своего ребенка клоунов.

— А сколько лет?

— Кому? — Райан вычеркнула еще одну строчку в телефонном справочнике. Забавы ради.

— Явно не вам! — пробурчал мужской голос на том конце провода. — Вашему ребенку. Это мальчик или девочка?

Мальчик или девочка. Салли провела рукой по плоскому животу, вспоминая, какого это было узнать, что она ждет ребенка. Пол ей так и остался неизвестен, но если бы это была девочка, то Джон бы настоял на «Элис».

— Четыре. Будет.

Бог мой, это было четыре года назад. Она была так молода всего четыре года назад.

Адрес и контактный номер ей предоставили, сказав, что подобные дела решаются с непосредственным руководителем, обговаривается программа, почасовая ставка… Салли была рада, что это все было лишь выдумкой, и четыре года назад она сделала то, что сделала.

Клуб «Ха-Ха» не оправдывал свое название. По крайней мере, внешне. Это была маленькая контора, которая занимала весь второй этаж одного из старых зданий, которым суждено попасть под ту же программу реновации через год-другой.

Салли посмотрела по сторонам, точно кто-то мог следить за ней, доложить, что в ее интересах хождение по сомнительным заведениям в поиске шутов. Она купила кофе в качестве извинений. Джону бы хватило и пачки сигарет, чтобы оттаять, но это было бы слишком пошло и дешево.

Черный кофе — никаких сливок, ни грамма сахара.

Что если его не будет на месте? Она оставит кофе его коллегам? Может, они выльют его, плюнут, разольют… Черт знает, кто там работает с ним. Готэм это помойка, говорить тут не о чем.

Салли вынула черный маркер из сумки, который предусмотрительно бросила перед выходом. Это было бы в меру оригинально, сразу ясно от кого. Удерживая колпачок в зубах, она вывела крупными буквами: «Прости», не забыв пририсовать такое же сердечко, как и когда-то на ладони.

Миленько.

Сильнее потянув железную дверь, что поддалась с отвратительным скрипом, Райан вошла во внутрь, надеясь, почувствовать нечто ностальгическое. Из детства. Запах цирка? Далекий от той вони животных, но похожий на жженную карамель.

Ничего.

Она и здесь чувствовала ту вонь, что окутала город, а еще запах немытого тела, грязных носков и портвейна. Да, здесь определенно навевает детством.

Вверх по лестнице стремительно ведущей только вниз, на самое дно.

Узкий коридор, несколько стеклянных дверей, одна из которых вела к руководителю этого… шапито. Плохая все-таки идея. Когда-то ей пришло в голову приехать на работу к Джону, на каком-то влюбленно-молодецком задоре она привезла пончики, а после узнала, что почти. Все разобрали коллеги по работе и секретарша. Старая и озлобленная стерва.

Последняя дверь была распахнута и открывала завесу клоунской жизни. Озлобленные и обрюзгшие мужланы в заляпанных жиром (застиранных донельзя) нижних майках, законченные (на первый взгляд) плебеи, раскидывающие карты за круглым столом. Это точно было плохой идеей.

— Дамочка, вам кого?

Карлик. Салли надеялась, что на лице не отобразилось отвращение. Она должна была сочувствовать таким людям, но вместо этого испытывала омерзение и сдерживалась, чтобы не вскрикнуть или не сделать пару шагов назад. Джон говорил, что это вырождение американской нации.

— Артур. Артур Флек.

За столом присвистнули, послышался шепот и сальные шуточки в духе: «Ну и ну, нашему Артуру кто-то позволил присунуть!».

Она поморщилась. Насилие рождает насилие.

Карлик махнул рукой в сторону темно-синих шкафчиков, как в старшей школе. Возможно, они были списаны оттуда. Удивительно, что все это время Артур находился здесь и что-то делал со своими нелепыми башмаками. Сгибал, постукивал, точно это были не шаржированные ботинки, а пуанты, от которых зависело шоу. Он был столь увлечен этим делом, столь нелюдим отстранен от всего, что происходило за его спиной, что не заметил ее прихода.

Не заметил бы ничего.

«Артур».

Он выглядел испуганно, точно его занятие лишь с виду казалось безобидным.

— Я хотела извиниться за то, что не смогла прийти на шоу, — Райан попыталась улыбнуться, краем глаза улавливая собственное отражение в громоздком зеркале. — У меня тут кофе. Как все прошло?

Салли подняла стаканчик, не торопясь отдать его, точно это было что-то ценное, что принадлежало одной ей, а теперь волею случая возникла необходимость в дележе.

Артур продолжил улыбаться, на ходу застегивая пуговицы на рубашке. Все-таки в нем было что-то чудаковатое, дело вовсе не в его диагнозе. Может, у него какая-то легкая форма недоразвитости, от того все действия были такими заторможенными? До него поздно доходило то, что следовало бы сделать раньше. Взять, к примеру, ту же рубашку.

Она предложила ему выйти и пропустить по сигарете, намекая на то, что хотела бы остаться наедине, а не рядом с теми, кто только усугублял гнетущую обстановку.

— Все отлично, — произнес он на ходу, нелепо зацепившись за лавку, на которой сидел ранее. — Я звал тебя вчера, а ты не обернулась. Не слышала?

— И за это я тоже хотела извиниться, — Райан протянула ему кофе и потупила взгляд. — Я… Я не сказала тебе кое-что о себе, я… — (беспросветная лгунья, махровая эгоистка и так себе подруга), — замужем. Была. Этот человек, — (я все еще люблю его больше жизни, ну, или в этом убеждена), — он очень жесток, настоящий деспот, запойный алкоголик. Не хотела оправдываться перед ним, знакомить….Это скорее во спасение, нежели моя прихоть.

Приукрасила так приукрасила.

Артур не торопился закуривать, зажав между пальцев сигарету, и казалось бы проявил к ней жалость. Повелся на сказку о жестокости мужчины к слабому полу. Впрочем, это было бы на руку, учитывая сложившиеся обстоятельства. Мама бы не оценила этого расчета, напротив, попыталась бы достучаться до нее, напомнить, что все возвращается к нам.

Любовь почему-то нет.

— У меня через два часа выступление в детской городской больнице.

Салли предложила проводить его до работы. Джон никогда не был против вместе проехаться до бизнес-парка. Она любила переплетать их пальцы, накрывать его руку своей, прислоняться виском к плечу. Это создавало чувство защищенности от напастей проклятого города.

Теперь все было иначе.

Артур тащил с собой огромную клетчатую сумку, которую чаще встретишь у мексиканцев, торгующих с рук за китайскими кварталами. Он сказал, что это его реквизит, который пригодится для развлечения больных детей. Мама всегда жертвовала десятку-другую таким фондам и искренне горько плакала, когда читала о неизлечимо больных детях.

Мама, посмотри на меня. Я не хуже, чем они!

Она сказала ему свой адрес, добавив, что может зайти как-нибудь. Например, когда ей снова будет плохо и не спасет ни водка, ни гренадин. Ни бывший муж. Салли попыталась отшутиться, показаться такой беззаботной, начинающей все с чистого листа. Как говорила себе, въезжая в дурацкий город на костях.