Пару раз перед сном она представляла, что убивает Джона. Это была бы безболезненная смерть — удушье газом или подушкой. Как вариант — захлебнулся собственной рвотой. При той дозе алкоголя в крови ее признают невиновной. Когда он засыпал, Салли часто приставляла к пульсирующей вене на его шее лезвие ножа. Чувствовала так свою власть, контроль положением.

Временами ее охватывал почти животный страх. Как она может пропускать мысль о том, чтобы убить этого человека? Она же так сильно любила его.

Хайд сказал, что Салли Варжак никогда не любила Джона Райана. Сама все это выдумала и во все это поверила, а теперь проворачивает тот же ход, но с этим душевнобольным Артуром Флеком.

Джону нравились эти умозаключения. Он часто любил повторять, что Салли любила лишь образ, а не человека. Небось, сам давал Хайду лишние сто баксов, чтобы мозгоправ упоминал эту фразу с особой периодичностью.

Одни беспорядки на улицах Готэма сменились другими.

К власти пришли новые люди, ничем не лучше старых.

Салли мечтала покончить с собой. Ей казалось, что это будет единственным решением, как и убийство Джона. Никаких прелюдий, интерлюдий, затянувшихся кульминацией и проваливавшихся с оглушительным треском финалов.

Она хотела залечь в один из деревянных ящиков, под толщей земли и не вспоминать ни о чем и никогда.

Ночами это сделать особенно сложно.

Свидания с Артуром Флеком были запрещены. К нему и психиатров «особых» присылали, с другим уровнем доступа. Наивысшим. Говорили, что это тяжелый и запущенный случай, а после противоречили себе, пичкали его, точно рождественского гуся, таблетками, и кидали в очередную камеру.

Она слышала, что скоро следует ожидать очередную девицу-психиатра. Девчонка, кажется, проходила практику в Нью-Йорке, а теперь была жадна до славы и хотела прославить великого и ужасного мистера Джея в широких кругах путем дешевого чтива.

Салли ревновала. С другой стороны она бы не смогла дать ему огласку. У них и отношений-то не было толком. Они были слишком бесцветными, чтобы город запомнил их. Невзрачными.

***

— Запомните, Салли, никакой одержимости, никакого сумасшествия и никакого…

Хайд поставил размашистую подпись на рецепте для аптеки с той неоновой вывеской — «Аптека: косметика, препараты». Новые «куколки», очередные «румяна» уже дружелюбно стучали в маленькой таблетнице, преобразованной из жестянки «Винтергрин».

Салли улыбнулась, убрала жестянку на дно сумки и сжала рецепт в руках. Главное — сказать то, что от нее ожидали.

А потом… Когда-нибудь она придумает, как подружиться и с той девицей, что приедет практиковаться, как убить бывшего-нынешнего мужа, чтобы никто и не подумал на нее, как убить себя, конечно же.

Когда-нибудь. Где-то между избавлением от навязчивых идей и пустыми сеансами Хайда.

— И впредь, — Салли вслепую вынула красную таблетку из кармашка сумочки. — Никакой одержимости, никакого сумасшествия и никакого

Джокера.