Тяжелая дверь поприветствовала знакомым скрипом.

Мама всегда говорила, что люди в Готэме пепельно-серые, мрачные и в них нет ничего святого. Обозлившаяся на весь мир толпа, которая вечно куда-то спешит, переступая через всех и каждого.

Пам-пам-пам по головам. Как в совсем не детской песенке.

Мужчина, что вышел из аптеки стыдливо прятал бумажный сверток (Салли надеялась, что у него будет секонал!) во внутренний карман уродливой замшевой куртки, которая болталась на его плечах, как на вешалке. Пакет не менее уродливо топорщился, но такую куртку уже сложно было чем-то испортить.

Салли хмыкнула себе под нос, стараясь не думать о том, что бывший муж никогда не носил таких вещей, обладая каким-то внутренним чувством стиля, не позволяющим даже смотреть в сторону подобной верхней одежды.

— Что? — его голос показался нарочито высоким.

Салли отрицательно покачала головой. Зря она как-то продемонстрировала эмоции, Джон всегда твердил, что это ее большая слабость.

— Я жду, когда закончится дождь, — никто не просил этого объяснения, но эти слова показались естественными для поддержания разговора.

— Ненавидите осень?

Это прозвучало слишком категорично, почти по-детски. Нельзя просто что-то ненавидеть, особенно, без веской причины. Когда-то они собирали с матерью золотые и красные медальоны для гербариев, что-то ставили в вазу на подоконнике и плели венки из сухих кленовых листьев. А с Джоном они часто гуляли в парках, ступая ногами по шелестящему ковру.

Двадцать второго сентября они поженились. Четвертого ноября у него день рождения.

И в самом деле, Салли Райан ненавидела осень.

— Не то слово, — выплюнула она, а после добавила гнетущее: Презираю.

Она сочла нужным назвать свое имя любителю отвратительных замшевых курток. Это бы помогло пережить развод, если бы она знала, что всегда есть к кому обратиться. Прожив в Готэме пару лет, знакомых можно было пересчитать по пальцам обеих рук. Прошлые соседки с меблированных комнатушек, бывший муж, агент по недвижимости, адвокат, пара бывших коллег, с которыми можно было пропустить бокал-другой темного пива в пабе.

— Артур Флек. Артур.

Он засмеялся. Скрипуче вымученно, истошно, отталкивающе; зашелся в припадке, точно его имя было коротким анекдотом понятным одному ему.

— Вы находите это смешным?

Райан погорячилась насчет знакомства, а еще прогулки по местам, переполненным воспоминаниями и тенями прошлого, и вообще эта поездка в Готэм… Следовало бы попросить Уоррена, эту лифтерную крысу, все уладить, прислать ей готовое дело с подписями и второй оригинал свидетельства о признании брака недействительным.

Артур покачал головой и схватился рукой за собственное горло, точно в приступе удушья.

— Господи, может, стоит позвать кого-то? — Салли сделала шаг в сторону, позволив дождевым каплям попасть на обнаженный участок кожи на шее и вздрогнуть. — Если вам плохо, Артур, вы только дайте знак какой-то, и я вызову 9-1-1. Уверена, что здесь поблизости есть таксофон.

Он снова зашелся в припадке хохота, склонив голову, и опустив руку от горла принялся что-то искать в подкладке куртки. Боже правый, хоть бы не ствол! Мистер Шутник вместо ожидаемой пушки вынул маленький прямоугольник, напоминающий визитную карточку, и протянул в ее сторону.

«Патология», «извините».

Никакого больше сумасшествия?

Салли протянула карточку обратно и в поддерживающем жесте несколько раз сжала плечо чудного незнакомца.

Кто-то (и не один) пристально смотрел на них, возможно, сочувствовал ей, как это было раньше с Джоном, когда в приступе он отказывался возвращаться домой и заряжал пощечину-другую для пущей убедительности своего решения.

— Вы живете где-то поблизости?

Его смех (или правильнее сказать истерика?) практически прекратился, сменяясь тяжелым дыханием, будто после приступа кашля у туберкулезника. Салли хотелось уйти, сбежать, если быть точнее, но это выглядело бы невежливо, некрасиво, бесчувственно. Каждый второй в мегаполисе так и делает — видит проблему и старается скорее скрыться от нее, будто бы его это не касается.

Взять, к примеру, мусорную забастовку. Недовольны все, а на улицах митингует сотня-другая. Про них говорят, что им уже «нечего терять», а это диссидентство ни к чему не приведет.

Артур покачал головой, а после хрипло произнес:

— Пересечение 14-й улицы.

Еще одни дома под снос, в которых вечно ломается лифт, сырые подвалы и перебои с электричеством. Но там поблизости есть метро, что уже не так омрачало положение, как со студией подобранной агентом.

— Я, знаете ли, стендап-комик.

— Неужели? — прозвучало саркастично и невежливо.

Может, высмеивать свои изъяны это своего рода терапия? Ты шутишь над этим, кто-то смеется, и вот, толпа потешается не над тобой, а вместе с тобой.

— Да, я не шучу.

Если это его настоящий голос, лишенный притворства, то это было смешным. Он говорил как большой ребенок, что не могло не умилять. По крайней мере, в настоящий момент.

Когда Джон сидел на софе, переплетя пальцы, в ожидании, что сейчас Райан поправит ему ворот клетчатой рубашки и обязательно поцелует в щеку, переполненная любовью, она испытывала тоже самое.

Салли снова усмехнулась. Артур тоже.

14-я улица. Настоящая помойка. Вдали показалось движение — промчался поезд.

— Дальше я думаю, что вы найдете дорогу, как и я, — Райан махнула в сторону подземки. Было бы неплохо по дороге зайти в какой-нибудь «Макдональдс» и набрать с собой сытных бургеров, а в ожидании поезда клевать картошку фри. Это звучало как хорошая идея.

— Вы могли бы прийти на мое выступление, — снова невпопад. Артур сжимал через карман куртки бумажный сверток. Вероятно, нервничал и думал, что это будет незаметно. — Это в центре города. Ну, клуб.

— Ага, я знаю.

Теперь прозвучало заносчиво, ебаная дура, Райан, будто ты выскочка-всезнайка, которая не может заставить себя заткнуться, хоть на минуту. Она впилась ногтями левой руки в ладонь.

— Придете?

Конечно же, нет. В «Пого» по пятницам действовала акция «1+1» на разливное пиво, а еще там подавали отменные луковые кольца и спиральную картошку фри.

— Надо бы.

— Артур Флек, — Мистер Комедиант протянул свою худощавую ладонь, позабыв, что они уже представлялись друг другу.

Она выдавила из себя дружелюбную улыбку и снова назвала свое имя, принимая рукопожатие. Надо бы приучить снова называть девичью фамилию, но «Райан» было куда ближе, куда звучнее, куда роднее.

Артур закурил и двинулся в конец 14-й улицы, аккурат до пересечения, пока Салли провожала его взглядом, пока этот чудной не скрылся из виду. Заляпанные грязью штанины серых брюк, бежевая куртка, выглядывающие застиранные манжеты рубашки, спутанные волосы, сутулые плечи.

Салли тяжело выдохнула и развернулась в противоположную сторону, к метро, где витал креозот, тяжелый парфюм мексиканок, запах пота и плесени.

В задницу такие поездки в Готэм. В задницу такие прогулки по городу.

========== Часть 2 ==========

Студия в кирпичном доме угнетала.

За прошедшие дни Салли удосужилась только стереть пыль с кухонного гарнитура и обеденного стола. Она не притронулась к чемодану, который продолжал отстаиваться у входной двери, куда его поставила при въезде.

Уоррен обещал связаться с ней в течение трех дней, но от него по прежнему не было ни одной новости. Адвокат обещал, что весь процесс не займет больше десяти минут в час «Икс». У них не было общих детей (мертвый не считался), имуществом тоже не обзавелись, а на те швейцарские часы, как и на «Тиффани» на ее шее, обе стороны не претендовали. Подарки остались подарками.

Но процесс все равно тянулся медленно. То Джон не отвечал на звонки адвокатов, то Салли не находила, что сказать и игнорировала автоответчик, искала старые свидетельства, которые бережно хранились в красной папочке рядом со свидетельством о рождении и прочими ценными актами.