— Ты смог вернуть ее?

— Не совсем. Она создана отделом исследований, запрограммирована исполнять мои приказы. Во имя безопасности, правда, ей стерли память, но придет время, и мисс Мид снова будет на моей стороне. Храни копию, если дорог оригинал.

«Копию», «оригинал», «храни», «дорог».

Глаза забегали по комнате, будто бы искали что-то важное. Тело снова не подчинялось, оно жило своей жизнью, побуждало быть внимательнее, осмотрительнее, осторожнее. Казалось, что я уменьшаюсь и исчезаю, растворяясь в пламени, точно сделана из олова; нужно ухватиться за что-то. Любое подношение будет кстати.

Я хотела сбросить туфли и подогнуть ноги под себя, ступни заледенели, кажется, одеревенели. На щепках далеко не убежишь — они с треском сломаются.

Тело пробил озноб. Я потерла сухие ладони, жмурясь от неприятного звука. Скажи это, давай, ты сможешь. Говори. Ты же знала, что ты — каприз, еще один каприз, который, правда, подается не в красивой коробке, как кукла «Барби» на пятый день рождения.

Твоя коробка — гроб.

— Что мне нужно сделать? Отрезать клок волос? Снять пласт кожи? Я могу это сделать! — рука потянулась к ножу в чулке. Столовый прибор поблескивал зловещим светом, будто серп или лезвие гильотины — один взмах и все закончится. — Хоть сейчас! Ты мне только скажи, что тебе нужно от меня, я сделаю, клянусь. Создашь себе еще одну копию отделу, они не откажут Сатане.

Майкл ничего не ответил, не покачал головой, не поправил перстни на утонченных, словно у пианиста, пальцах. Я оробела. Кто меня тянул за язык давать обещания, вероятно, теперь он и сделает это — припомнит о клятве и сожрет с дерьмом.

— Ночные разговоры на тебя плохо влияют — сплошные нервы. Тебе пора спать. Продолжим утром.

Он с невероятной грацией и особой легкостью поднялся со стула, обогнул длинный стол, за которым впору проводить банковские переговоры — «Да, мистер Лэнгдон, я хочу сделать вклад в вашем банке. Уверена, у вас найдется ячейка для еще одной души!». Пальцы едва касались темного дерева, проводя прямую, что равнялась ширине предмета мебели.

Пусть не думает, что я так легко сдамся!

Я вытянула руку, с намерением перехватить его запястье, остановить, но вцепилась практически мертвой хваткой, как мерзкая злобная собачонка в кость. Сохранять баланс оказалось невозможным, я с меньшей грациозностью вскочила со стула, что с грохотом полетел на пол, вынуждая зажмуриться от шума.

— Нет, нет, нет! — мне вовремя вспомнился фокус с румянцем, подсмотренный у Коко. Отпустив его запястье, я несильно защипала себя по щекам, чувствуя дрожь на кончиках пальцев, и сбитое сердцебиение. — Я в полном порядке! Видишь? Все хорошо, давай еще поговорим!

Щеки не покраснели, но шрам пробудился, засвербел комариным укусом.

Майкл не повел и мускулом, лишь чуть склонил голову на бок, будто бы без слов говорил: «Посмотри, на кого ты похожа сейчас, в кого ты превратилась». Я продолжила фальшиво улыбаться, заламывая руки. Попыталась вспомнить свой возраст и год рождения. Сбилась. Отняла от текущего года, но запуталась в числах. Выгляжу все равно старше положенного, откровенно хуево.

— Ты запустила себя, — в подтверждение мыслям нараспев произнес Майкл, заправляя одну из прядей мне за ухо. Отвратительно. Всю жизнь ненавидела, когда видно уши. — И я не о внешности. Возвращайся к себе в комнату.

Что он о себе возомнил? Я встряхнула головой и порывисто пригладила прядь снова. Настоящее неповиновение дрянной девчонки.

— Ты не сможешь вечно ссылаться на «завтра» или «следующее утро»! Рано или поздно оно настанет и тебе придется ответить на все вопросы. Не посмеешь улизнуть.

Лэнгдон усмехнулся, на губах вновь заиграла улыбка. Ситуация его забавляла.

— Я смею всё, что можно человеку, кто смеет больше, тот не человек!

Что-то знакомое.

«Гораздо вернее внушить страх, чем быть любимым».

— Макиавелли?

— Я был лучшего мнения о твоих литературных познаниях, Элизе! — он забавлялся без тени злобы. — Макбет.

Я согласно промычала. Шекспир. Клавдий, Полоний, Гертруда, Офелия. Она еще что-то говорила о подарках, которые не нужны, коли нет любви или подарок нам не мил, если разлюбит тот, кто подарил. Гамлет.

Не Макбет.

Я мысленно прописала себе пощечину и поставила «неудовлетворительно» за семестр. Семестр длиной в жизнь. Последнее время я ничего не читала, зрение не позволяло. Буквы расплывались или терялась суть уже в конце страницы, и мне приходилось перечитывать снова и снова. Записи в дневнике не в счет.

— У меня еще есть незавершенные дела.

Майкл не очень тонко намекнул на то, что не желает больше тратить время на глупости. Я фыркнула. Какие у него могут быть дела? На Третьей станции придуманные горы забот только у Серых, которых необходимо занимать, словно маленьких детей, чтоб те не путались под ногами Лиловых.

Когда-то глубокий порез в районе предплечья дал о себе знать, почти захрапел, но не проснулся. Летом я предпочитала говорить, что это шрам от неудачной татуировки, будто последний должен выглядеть именно так. Никто, правда, не спрашивал, но ответ всегда был подготовлен и отрепетирован.

— Не желаешь присоединиться?

Я отрицательно покачала головой. Уже присоединялась, спасибо. На завтрак вновь стоило ожидать похлебку из змей.

— Полагаю, мне следует вернуться в свою комнату, мистер Лэнгдон.

— Полагаю, что да, — согласился он, а после добавил ироничное и приторно-скользкое, облаченное в латекс: «мисс Рейзор».

Когда я пробиралась по намеченному пути до комнаты, угнетающие стены, запах похоронного бюро в закутках, витающая в воздухе ложь открылись мне одной больше не ужасающей иллюзией. Я превратилась в его любимую куколку, для которой мало одной коробки. Даже самые дорогие или редкие куклы ограниченной серии не томятся под пластиком. Им отводится место на полке среди равных или же в кукольном домике подходящего размера.

Школа Готорна — место, где Майкл открыл в себе новые стороны, нашел новых, к счастью, умерщвленных союзников. Он отправил сюда любимую машину, некогда дорогого человека, Мириам Мид; настал и мой черед.

Вся коллекция в сборе.

You are one of God’s mistakes,

You crying, tragic waste of skin,

I’m well aware of how it aches,

And you still won’t let me in.

…Though I don’t like you anymore,

You lying, trying waste of space.

Ты — одна из Божьих ошибок.

Ты — плачущая, печальная оболочка.

Я прекрасно понимаю, как это больно,

И всё равно ты меня не впускаешь.

…Хотя ты больше мне не нравишься,

Ты — лживая, занудная пустота.

— Placebo Song To Say Goodbye

___________________

* — Уолт Уитмен — «Тебе».

** — Дай мне Ромео! Если он умрет, / Разрежь его на маленькие звезды — /И станет от него так нежно небо, /Что вся земля в ночь влюбится и солнцу/ Веселому не будет поклоняться. — АКТ III, Сцена 2

*** — Не совсем уместная игра слов: Ms. Mead — Meadow — Луг.

========== 18 - Between heaven and hell ==========

…Были дали голубы,

было вымысла в избытке,

и из собственной судьбы

я выдергивал по нитке.

В путь героев снаряжал,

наводил о прошлом справки

и поручиком в отставке

сам себя воображал.

Вымысел — не есть обман.

Замысел — еще не точка.

Дайте дописать роман

до последнего листочка.*

Стоило повернуть дверь собственной комнаты, как меня охватило чувство, что кто-то уже был здесь. Я зажгла свечу от той, что почти догорела; задумалась: «А горела ли она раньше?».

Измерив шагами комнату, заглянула в шкаф и под кровать — самые банальные, но пользующиеся успехом места, чтобы спрятаться. Ничего не пропало лишь по той причине, что вещей и раньше не было.

Шкафы у всех набиты тряпьем, обувью и украшениями.

Я забралась с ногами на кровать, удерживая спину прямой, и развела кукольные ноги чуть шире обычного. Если куклу просто усадить на пластмассовую кровать, то она часто заваливается на бок. Мои «Барби» так и делали. Никогда не хотели слушаться. Я расправила юбку, выискивая несуществующие буквы на ткани, а после вынула из чашечек корсета смятые страницы.