— Начни говорить, — я подумала о кукле, которую тянешь за нитку в спине, и она произносит неизменное «Мама!», или плюшевых игрушках для детей, работающих по такому же принципу, но им следует нажимать на лапы или живот. — Мне начинает казаться, что ты обманывала меня все это время.
У меня был не один десяток вопросов. Самые распространенные и банальные: зачем я здесь? что будет дальше? как ты сделал все это? Что правда, а что выдумка для окружающих? Сколько еще времени предстоит провести в бункерах под землей? Что ты наделал, Майкл?
За что ты так со мной?
— Какие у тебя предположения на этот счет? — голос сквозил издевкой, змеиным ядом, которого бы хватило, чтобы сдохнуть в попытке отсосать его из раны, точно в кино. — Не стой, присядь, — он кивнул в сторону края кровати, — и перестань делать вид, что ты не знаешь меня. У нас нет причин для вражды.
От последней фразы меня уже мутило, но я послушно присела на край кровати, сдвинув в сторону плед, запуская руку в кашемировую ткань. Хотелось укрыться им и пропасть, замотаться гусеницей, а улететь бабочкой, избавившейся от оков.
Что-то забыла. Майкл обогнул кровать и любезно устроился на стуле, что словно материализовался из воздуха. Я списала все на невнимательность в прошлый раз и забывчивость после… Нечто над потолком.
Тварь в латексном сияющем костюме на потолке. Я резко запрокинула голову, но ничего не обнаружила. Ноутбук тоже пропал с кровати. А существовали ли они вообще? Я задала эти вопросы по очереди.
— Сейчас же ничего нет.
Я согласилась. Молиться о рассудке здесь запрещено, поэтому я понадеялась на удачу и то, что этот ублюдок не разнесет в щепки остатки здравого смысла.
— Не передумала? Все еще отказываешься участвовать в отборе?
«Отбор» тоже плохое слово. Я не товар, не испорченное мясо на рыночном прилавке, не лущеный горох и не индейка на День Благодарения.
— А сам как думаешь? — язвить мне понравилось. Я вошла во вкус после пары реплик. — Ты выразил «желание познакомиться с каждым из нас». Мы с тобой знакомы, хоть мне и кажется, что я о тебе ничего не знаю.
— Взаимно. Я не припоминаю, чтобы ты бросалась на людей с ножом и вилкой. Откуда такая уверенность, что мне захочется говорить с тобой вне отбора? Тратить на тебя время, когда существуют потенциальные кандидаты? Те, кто готов сделать все, чтобы спастись, а не просто разговаривать.
Я разозлилась. Хотелось влепить ему звонкую пощечину, вылить часть негативных эмоций и снова пуститься в бега по Третьей станции. За стеной Венебл, порка и привычная серая рутина, пока здесь относительный покой и безопасность.
Спустя время молчания в дверь постучала эта дрянь Мид с тем же шприцем.
«Мисс Венебл интересуется, все ли в порядке, сэр».
Нихрена Венебл не интересуется. Она ждет не дождется, когда я мучительно сдохну.
Майкл заверил, что все прекрасно, пока я вернулась к началу — опустила глаза, всматриваясь в чистую одежду, поблескивающий хлыст на поясе, что свернулся, будто ядовитая змея. Шприц ему все-таки оставили в качестве обороны, опасаясь, что я проявлю агрессию в адрес уважаемого агента «Кооператива». Пропорция успокоительного из яда знакомых змей, готовая сделать меня мертвецки спокойной. В прямом смысле.
— Оставить тебе на память или используешь по назначению? Ладно, вижу, что используешь. Поговорим, когда ты перестанешь меня оскорблять и научишься благодарить.
Лэнгдон смотрел на меня сверху вниз, вынуждая съежится, будто раздевал, но не тело — это низко и пошло. Дьявольскому отродью не нужно мое тело, он разделывал по кусочку, как мясную вырезку, мою душу, разбирал на части, выискивал то, что хотел — сострадание, жалость, любовь, привязанность, ненависть, раздражение. Все, что потонуло в море отчаяния.
— Мы ни к чему не пришли, — произнесла я очевидное. — Я могу идти?
— Доброй ночи.
Мне захотелось перечислить количество случаев, когда Венебл или ее шавки врывались в мою обитель по ночам, избивали, оттаскивали в комнату дезинфекции и проводили профилактические беседы, заканчивавшиеся каждый раз одинаково - побоями.
Майкл сделал шаг в сторону, указывая ладонью мне на дверь, мол, проваливай, безнадежная идиотка. Я снова его разозлила? Мне захотелось его грязно послать, растереть эти слова по самодовольной смазливой физиономии.
Я помедлила у двери, прислушиваясь к голосам снаружи, пока он не окликнул на прощание:
— Элизе, — в последний раз меня звали так во сне. Я скучала по этому имени, по жизни, в которой еще было что-то хорошее. — Не подпирай двери. Никто не придет к тебе. И я тоже. Поговорим в другой раз.
There is no peace here
War is never cheap dear
Love will never meet here
It just gets sold for parts
You cannot fight it
All the world denies it
Open up your eyelids
Let your demons run
Здесь нет спокойствия,
Война никогда не бывает дешевой, дорогая.
Здесь не встретишь любовь,
Её просто распродают по частям.
Ты не можешь бороться с этим,
Весь мир это отрицает.
Подними веки
Выпусти своих демонов.
— Black Rebel Motorcycle Club — Beat the Devil’s Tattoo
========== 17 - Mother’s Night ==========
Мать всех ночей.
Путы спадают с лодыжек твоих, и ты видишь, что все хорошо, Стар или молод, мужчина или женщина, грубый, отверженный, низкий, твое основное и главное громко провозглашает себя,
Через рожденье и жизнь, через смерть и могилу, — все тут есть, ничего не забыто!
Через гнев, утраты, честолюбье, невежество, скуку твое Я пробивает свой путь.*
Несколько дней до меня никому не было дела. Наконец-то.
Я снова погрузилась в размеренную рутину выживания: пила воду на завтрак, смотрела на ряды книг на полках во время коктейлей, посещала ужин и возвращалась в комнату, где подолгу сидела в нише шкафа, прячась за длинными тяжелыми подолами, точно за портьерами в «Робишо».
Ткань некоторых платьев, которые я ни разу не надевала, пахла пылью и залежалыми вещами, будто бы те долго лежали на чердаке в коробке с надписью «НЕНУЖНЫЕ ВЕЩИ».
На следующее утро после разговора Венебл сделала официальное заявление (слово «официальное» она выделила голосом) и объявила день траура — наши ряды уменьшились еще на двух человек, и это, к удивлению, не несчастные влюбленные.
Ромео погиб по глупости, а современная Джульетта решила отойти от первоисточника - не стала умолять дать ей его тело и резать на звезды, что осветили бы небо**, и не спешила вынимать кинжал из ножен.
Галлант кокнул бабку. Во время коктейлей он рассказывал, как за полночь вошел в комнату бабули, чтобы пожелать доброй ночи и извиниться (понятия не имею за что, возможно, за свое рождение), но Иви уже остывала. После он зарыдал, и Коко со скорбящей физиономией приглаживала его пергидрольные пряди, точно шерсть терьера.
Это и стало официальной версией — ушла с миром во сне, но этому верил только сам Галлант, так как его скорбная речь раз за разом звучала убедительнее. Неподдельным слезам счастья верилось намного больше.
В этот раз тела не скрывали. На Тимоти мог взглянуть любой желающий, словно на музейный экспонат, но любителей пощекотать нервишки не нашлось. Я тоже воздержалась. Мне хватило собственных посмертных фотографий. Был ли это продуманный блеф со стороны Венебл, чтобы обезопасить себя от обвинений в каннибализме, пока на кону ставки покрупнее?
Святилище.
Чем больше людей проходило «Отбор», тем меньше разговоров посвящалось этому — каждый был опечален своим поведением во время «Кооперации». Не знаю, что им наговорили или что наплели они сами, мне это было интересно. Я подумывала задать свои собственные вопросы и навязать другие правила. Во всякую игру можно играть вдвоем.
Последней на очереди оказалась Мэллори. Об этом стало известно за ужином, когда верная служанка не принесла госпоже Сен-Пьер чистую вилку взамен той, что была покрыта разводами. Это знание отчасти приободрило, а потому я с большим азартом принялась ковырять желе, переняв традицию длительной трапезы у почившей Иви.
