Я поднялась с места, стряхнув с подола остатки букв, которые еще можно было сложить в «Лэнгдон», и повернула голову влево. Мне хотелось обратиться с закрытыми глазами, но это означало принять поражение, показать свое покаяние.
— Если я не собираюсь тратить время на «кооперацию» и хочу остаться здесь, могу получить таблетки уже сейчас?
Я надеялась, что голос прозвучал как можно тверже, как полный решимости, а не так, будто сейчас разрыдаюсь или того хуже - закричу. Я уже знала ответ заранее, но хотела услышать лично, как и обращение, которое, возможно и было, но невербальное. Сквозь биение сердца и треск огня я впервые услышала приглушенную до самого минимума мелодию «Время в бутылке».
Неужели она играла все это время?
Касание без всякого прикосновения, когда все остановилось, застыло и перестало существовать. Единственное объяснение тому, что Мид еще не усадила меня на место, а Венебл не ударила тростью. Высокие сапоги из отражающей языки пламени кожи. Я перевела взгляд на белые таблетки, запоминая, как выглядит упаковка, похожая на пробирку, жалея, что не видела, откуда он ее выудил.
Если бы я мог сохранить время в бутылке…
— Нет.
Немногословно, учтиво, предсказуемо.
Сохранить каждый день до конца времён, чтобы провести их с тобой.
Послать его к Папаше или расцарапать лицо? Послать его и сбежать в свою комнату? Просто сбежать? — Вернут. Еще унизительнее.
Буква «Л» распласталась на полу. Я втерла ее туфлей, растирая по подошве, будто стирала из памяти сказанное; села обратно на свое место и вновь уронила голову на колени. Все только и добиваются того, что я выйду из себя. Провоцируют, чтобы с чистой совестью прострелить голову.
Но мне кажется, что никогда не будет достаточно дней.
Если я проигнорирую все интервью или буду присутствовать на каждом — ничего не изменится. Напротив моего имени будет отметка «положительно», а сдохнуть мне не позволят.
Все уже плохо, а дальше только хуже. Мне захотелось сжечь воспоминания, а пепел поместить в бутылку.
Жизнь давно уже не принадлежала мне, а перешла в руки к сатанинскому отродью.
Я верю в тебя, моя душа, но другое мое Я не должно перед тобой унижаться,
И ты не должна унижаться перед ним.
Комментарий к 15 - Happily ever after
1) Исход 21:20, 21:26
2) Уолт Уитмен - Мы двое, как долго мы были обмануты; Песнь о себе.
3) Jim Croce Time in a Bottle
________________
Концовка, честно говоря, мне не нравится жутко и вышла смазанной, но дальше было бы еще больше текста из другой части.
p.s Поскольку после возвращения из празднично-юбилейного запоя на выходных приступлю уже к последним двум (или трем) частям, то хотелось бы узнать ваши предположения насчет финала.
p.s.s Про сцену с яблоками забудьте. Она супер глупая.
========== 16 - Could It Be… Satan? ==========
Комментарий к 16 - Could It Be… Satan?
(Чуть запоздала вчера, но выложила за два часа перед подъемом главу. Почти успех.)
Еще раз поблагодарю свою волшебницу-бету Sherem, которая проделывает огромную работу, вычитывая эту писанину. ❤️
И отдельное спасибо читателям.
He wore black and I wore white
He would always win the fight
Он носил черное, а я — белое,
И он всегда выигрывал битву.
Sher— My Baby Shot Me Down
Ночью я не могла уснуть. Все время поглядывала на дверь, боясь, что ко мне кто-нибудь постучится. Свечи не тушила - пусть оно все сгорит к черту. Я навалила все, что казалось надежным к двери, построив подобие баррикады, и после того, как трижды выглянула в коридор, чтобы удостовериться в затушенных свечах в парадной, легла в кровать.
Рядом устроила вилку и нож, словно соблюдая правила этикета.
Все еще страшно.
Я подумала, что меня поимели. Ничего нового, но все же обидно проигрывать, пусть даже и без объявления войны. Мне не нравилось, что ситуация вышла из-под но контроля, пусть и мнимого. Обманывать себя — нехорошо.
Только под утро мне удалось уснуть. Мне приснилась мама и тот дом в Калифорнии, в котором она жила, а еще ее коллекция лаков для ногтей. С десяток оттенков красного, желтые, розовые, песочные, золотистые и перламутровые. Я крутила в руках пузырек за пузырьком пока мама расхаживала по комнате, жалуясь на то, что у нее сохнет кожа рук. Мне пришло в голову порекомендовать ей крем с ароматом ванили, который уже выручал ранее. Мама сказала, что знает об этом, но о чем именно не уточнила. Я испугалась, что она узнала о дрочке мужикам в салоне и на автомобильных парковках.
В страхе я распахнула глаза, удостоверяясь, что все еще нахожусь на станции и никто не вломился в мою комнату. Баррикады так и остались нетронутыми. Я списала приснившееся на паранойю. Все хотели выжить и унести ноги до того, как в дверь постучат каннибалы, а мне ничего не хотелось. Я настолько устала, что продолжать жизнь мне надоело.
За завтраком Галлант говорил о том, как всю ночь не смог сомкнуть глаз из-за волнения перед интервью, что было не в его стиле. Коко продолжала бросаться шпильками в стилиста и его несравненную бабулю, убежденная, что ей найдется место в Святилище, а старухе — нет. Единственный талант Вандербилт — унижение и высмеивание людей. Шутка про зал для бинго мне пришлась по вкусу.
— Ты в самом деле не пойдешь на интервью? — поинтересовался Тимоти, проявляя не то заботу, не то холодный расчет, направленный на устранение конкурентов. — Низко оцениваешь свои шансы?
— Ну что ты, — я делано бережно коснулась его запястья, словно говорила с душевнобольным. — Я выше этого. Вроде как.
— Не боишься остаться здесь? — его голос прозвучал обеспокоено, будто бы мы были лучшими друзьями. Не исключено, что он счел меня любительницей адреналина, которая только притворяется, что ей все нипочем, но в последний момент бежит вымаливать свою жалкую жизнь.
Я отрицательно покачала головой.
Кэмпбелл был первым и последним человеком, который побеспокоился о моем выживании. Приятно. Обо мне никто не беспокоился последние лет пять или десять, оттого позабытое чувство заставило меня ненадолго изменить мнение насчет парня. Он не виноват в том, что я озлобленная сука. Добрее Венебл, но ненамного. Мысль об этом меня пугала.
По правде говоря, мне стало интересно, что будет говорить Галлант, но подслушивать средь бела дня невозможно, поэтому я бездумно околачивалась поблизости, будто бы любуясь огнем из преисподней или местами, где раньше висели портреты. Венебл, наверное, заставила снять все неугодное взгляду.
Серые полировали пол. Пару раз я замечала в пролетах эту девчонку, Эмили. Она весьма умная, но слишком самоуверенная. Думаю, мы бы подружились, если бы учились в одном университете.
Когда за дверью послышались шаги, я отошла в сторону, прячась ближе к лестнице. Насколько я помню, если стоять лицом к двери, то особо ничего не разглядишь . Я в «слепой» зоне, но все равно ощутила, как вспыхнули щеки, будто бы меня застукали. Ничего не произошло.
На лестнице второго этажа показалась Коко, пощипывающая себя за щеки для достижения румянца. Выглядела она, конечно, безупречно, переодевшись в какое-то платье с глубоким вырезом, которое сама и смастерила. Всякое средство сгодится, если поможет достичь цели. В последнем, правда, я сомневалась, как и сама Вандербилт, что нервно одергивала платье вниз и вновь поправляла. Святая проблядь.
Уже у дверей она покачала головой, будто бы отгоняя дурные мысли, а после ее губы дрогнули в ухмылке а испуганное, почти детское лицо исказилось в гримасе самоуверенности и самовлюбленности. К сожалению, Коко меня заметила.
— Он что, — говорить во весь голос у дверей — верх идиотизма, — еще не закончил?
Я отрицательно покачала головой. Вандербилт могла обратиться к любой Серой, которая занималась полировкой пола.
— Манерный подонок, — выплюнула она и быстрым шагом направилась к лестнице.
На втором этаже показалась Мэллори с плетеной корзиной для белья. Раз в месяц наше постельное белье кипятили в каком-то растворе, отчего в первые дни простыни напоминали наждачную бумагу. Коко потребовала, чтобы ее вещи кипятили дважды в месяц, а еще лучше каждую неделю. Прихоть, на удивление, выполнили.
