========== 15 - Happily ever after ==========
Мы исчерпали все, нам остались лишь воля да радость.
В музыкальной комнате непривычно тихо. Одна и та же песня продолжала играть снова и снова, но никто из присутствующих не обращал на это внимания. Каждый замер с фужером воды, изредка делая маленький глоток.
Коко периодически подносила ладонь ко рту, дышала и боялась, что от нее пахнет рвотой. До того как ее собачонка Мэллори подоспела, чтобы надавить двумя пальцами на язык, девчонка уже Вандербилт сделала это сама. Ловко, бесшумно и почти искусно. Кто-то, кажется, пробудил в себе старые привычки.
Чтобы отвлечься, я наблюдала за танцем пламени в камине, руководствуясь мыслью о том, что на огонь можно смотреть вечно. Помогало слабо. Глаза то и дело застилала пелена слез от осознания - я не могу спасти всех, кто мне так или иначе дорог.
Горе-любовник Андре сыпал проклятиями, с ненавистью поглядывая в мою сторону, свято убежденный в том, что я состою из гамма-лучей. Он считал нас каннибалами, а мне и не хотелось его в этом разубеждать. Одно допущение того, что человек был разделан, словно животное и подан на стол уже служит красочной демонстрацией того, куда мы в итоге скатились. Наш поезд стремительно несся в пропасть, и дело тут вовсе не в платьях, свечах и канделябрах. Шаг за шагом мы приближались к первобытному обществу, в котором каждый готов на все, чтобы забить пустоту в желудке.
— Стю был заражен. Зачем Венебл есть облученное мясо?
— Затем, что он не был заражен, а Венебл — конченая.
Изначально я не планировала вступать в беседу, но теперь, когда единственный мой собеседник был пущен на обед, возникла нужда сказать хоть кому-то правду, открыть глаза, поделиться знаниями из пятой станции. Человек слаб, пока он в неведении, пока не имеет должных аргументов для борьбы с противником. Но хотят ли они это слышать? Жить с чувством вины, если они еще могут его испытывать.
— Ее обязанность — сохранять наши жизни, — произнес наивный влюбленный дурачок.
Никто никому не клялся и не обещал спасение. Третья — не пятая станция, где, вероятно, Александра перерезала бы себе глотку, чтобы накормить нас, передав бразды правления кому-то еще. Мне хотелось сделать ее образ светлым.
— Ты что-то знаешь об этом? — Андре с силой встряхнул меня за плечи. Его лицо было слишком близко к моему, пугающе близко. Зрачки расширены, еще немного, и белки глаз нальются кровью, точно у быка. — Что ты знаешь об этом?!
Из его рта из-за истерики и криков летела слюна, а подбородок дрожал. Достаточно ли он рассержен, чтобы переключиться с плеч на горло? Надеюсь, что да.
— Немного. У нас на пятой станции, — как приятно говорить «у нас»!, — периодически разговаривали о хранении продуктов, безопасности, рисках. У нас не было кубиков, но были крупы, которые выдавались порционно, возможно, в них что-то добавляли, чтобы мы не подохли от одной каши. Они не хранили мясо, чтобы не тратить лишнюю электроэнергию на морозильные камеры.
— Конечно, — тот парень хлопнул ладонью по ноге. — Здесь нет генераторов, кругом одни свечи. У нас не могло быть замороженных продуктов.
Он в самом деле такой дурак или прикидывается? Мы все проходили обработку, здесь автоматические двери и лифт. Я порекомендовала ему задуматься на досуге о том, как устроено все, что нас окружает.
Разговор кончился ничем. Ужин нам не полагался после такого обеда, но я думаю, что Венебл и остальные, кто ходил в черном, подъели все подчистую. Когда кормили серых и кормили ли их с общего стола, нам не говорили. Та Серая ко мне больше не приходила, наверное, им уже внушили, что если водить дружбу со мной, можно плохо кончить.
Тигры пришли ко мне в полночь, когда я почти успокоилась и собиралась лечь спать. Без стука, не церемонясь. Первой вошла правая рука Вильгельмины во всех начинаниях, думаю, без нее та бы была менее бойкой и не купалась во вседозволенности; следом, опираясь на неизменную трость, вторглась сама главная, возомнившая себя лицом «Кооператива».
Я успела накинуть на телефон край пледа, но он все равно выделялся прямоугольником на постели; и поднялась с кровати, всматриваясь в их серьезные лица. Догадаться, чем я обязана такому визиту, не составило труда. Много говорю лишнего, а может, дело в воровстве вилки.
— Мисс Венебл, — я запоздало поздоровалась, хоть и не находила это уместным, но присутствие чужаков в четырех стенах действовало на нервы. Мне хотелось, чтобы они закончили со мной поскорее и оставили в покое. Или просто оставили.
Покой и уединение — непозволительная роскошь.
Она помолчала, а после выставила трость перед собой, будто переменяя центр тяжести. Я опустила взгляд на ее руки, обтянутые тонкой желтовато-болезненной кожей. Ногти одной длины и идеально подпилены. Большим пальцем она поглаживала вороний клюв на набалдашнике. Порядок, как известно, начинается с мелочей.
Длительное молчание — плохой знак. Возможно, ее что-то смутило в моем деле, например, документы, а точнее разные даты рождения. Фамилию и имя можно изменить, а убедить, что я не работала на какие-то службы, учитывая разные документы, уже сложнее.
— Мисс Рейзор, полагаю, между нами возникли некоторые разногласия, — вдруг произнесла Венебл ровным голосом. — Я считаю, что нам следует сразу же прояснить все, чтобы подобные инциденты не вошли в привычку.
Каннибализм — разногласие? Вранье сплошь и рядом — разногласие? Да, у нас очень много разногласий!
Я выдохнула и кивнула.
— Ты умная, — продолжила Венебл. — Запомнишь с одного раза. Смерть наступает не только от внешних или внутренних факторов, на которые мы не влияем. Тебя недавно отключили от таблеток и аппаратов, ты отличалась слабым здоровьем, и я не думаю, что хочешь перестать дышать, да?
Я опешила. Какое она имеет право запугивать меня? Почему бы «Кооперативу» не выдать каждому личные права и свободы, раз теперь корона перешла им в руки? Я бы чувствовала себя комфортнее, если бы знала сама и могла показать неосведомленным, что имею право делать, а что нет.
— Вы мне угрожаете?
— Я выражусь предельно ясно, чтобы избежать недопонимания. Не стой у меня на пути.
— Что скажет «Кооператив», если узнает о тирании, о том, что вы истребляете выживших одного за другим? Я жила на другой станции, мне есть с чем сравнить.
Венебл напряглась, вцепившись в набалдашник трости до побелевших костяшек пальцев и презрительно рассматривая мое лицо. Повелась на дешевый блеф упоминания главных мира сего? Несравненная женщина.
— Где же твоя станция теперь? — после непродолжительного молчания почти в лицо выплюнула она, а после обратилась к своей подружке, не отводя от меня глаз. — Мисс Мид.
Мисс Мид.
Имя определенно из прошлого, я слышала его прежде, но никак не могла вспомнить, от кого. Лицо было незнакомым, если бы мы встречались ранее больше одного раза, то я бы ее запомнила. У нее тяжелая эксцентричная внешность, как по мне. Такую не забудешь и не пропустишь в толпе.
Мид сделала шаг ко мне, я отступила назад. Одна вилка в сломанной руке против сумасшедшей суки с тростью и тетки с военной выправкой. Я в меньшинстве.
— Вы что, собираетесь теперь пустить и меня на жаркое? — пролепетала я, сделав еще шаг назад. — Я буду кричать! Как вы это объясните теперь?
Венебл хмыкнула, подавляя свое желание засмеяться мне в лицо - она же не злодейка из сказки!
— Ты еще не поняла? Ты можешь кричать сколько хочешь, но никто не придет к тебе. Они так боятся за свои шкуры, что закроют уши, а на следующий день и не вспомнят, что раньше их было больше.
Отступать больше некуда.
Замах не остановить, да и я никогда не дралась, чтобы знать и уметь ставить «блок» (или как это называется?). Удар сбил с ног, а правая щека мгновенно запылала от ослепляющей боли. Хотелось заскулить и ответить тем же или просто расцарапать обидчику лицо, возможно, они этого и ждали, чтобы занести второй удар.
А если кто ударит раба своего, или служанку свою палкою, и они умрут под рукою его, то он должен быть наказан.