— В шестидесятых любили говорить, что Техас убил Кеннеди. Технически так и есть, но моя бабушка была страстной поклонницей их четы. Ей на момент победы первого президента-католика было семнадцать или около того, и пока ее сверстницы курили дурь, она вешала на стены агитационные плакаты предвыборной гонки.
Я вспомнила бабулю-сказочницу, сохранившую с десяток тайн и мечтающую стать следующей женой президента, а лучше переродиться в красавицу-идола Джеки. Дома, на земле Оклендской плантации, бабушка хранила выцветшие от времени плакаты и старый календарь с президентом, свернутый и использовавшийся когда-то моим отцом вместо подзорной трубы для игр.
— … Она еще планировала накопить до тридцати пяти на розовый твидовый костюм, но проиграла одну треть в покер, а хотела заработать и…. ты не понимаешь, о чем я говорю.
— Ни малейшего представления, - признался Майкл, который все это время не перебивал меня и слушал, хотя за ним не всегда такое наблюдалось. — Я не так уж и хорошо знаю историю.
Техасские женщины слишком много говорят.
— Я расскажу, - мы свернули на «Грей-стрит», минуя магазин шин, из которого доносился запах горелых покрышек. — У меня были программы повышенной трудности по истории и политологии. Расскажу, что помню.
Если перейти дорогу от остановки транспортной компании, обогнуть «Макдональдс» и встать параллельно к крошечной забегаловке «Луизиана: крылышки, фритюр, морепродукты», открывается мрачный вид на мост и стеклянных великанов, что остались вдали, словно надзиратели, среди пыли одноэтажных построек. Где-то вдали есть славная улица «Мейн-стрит», до боли под ребрами похожая на французский квартал в Новом Орлеане.
«И к чему эта болезненная привязанность к городу?»
Майкл занял мое прежнее место у окна и собственнически открыл его до упора, хотя температура позволяла ограничиться щелью. Салон автобуса оказался куда комфортабельнее предыдущих двух: здесь можно было откинуться на обтянутый синей обивкой подголовник и не бояться при этом переломать шейные позвонки.
Еще сырой воздух оседал на губах, просачивался сквозь ткань платья, впиваясь под ребра. Где-то вдали деревья окутывал густой туман, точно хотел завладеть ими и укрыть от глаз завистников.
Майкл по локоть вытянул руку из окна навстречу ночной сырости, и мягко рассекал пальцами воздух, словно касаясь клавиш фортепьяно, хватал неосязаемую материю, из которой соткан мрак. Я бы не удивилась, узнав, что ему под силу сменить ночь на день. Одним движением руки отбросить сумрак, точно надоевшую прохудившуюся тряпку.
Распутывая дрожащими пальцами тонкие белые проводки наушников, я подумала о брате, отправившемся в то роковое для меня лето в Даллас, и с ужасом вообразила, как столкнусь с ним на одной из улиц. Лучше ничего не представлять и не копаться в чужой голове, когда не можешь навести порядок в своей собственной!
Я крепче прижала наушники к ушам и включила на полную громкость музыку, надеясь, что это сработает и ненадолго вернет меня домой, снова сделает маленькой девочкой.
В еще ясном сознании зародилась мысль о том, что дела обстояли бы куда лучше, сумей я понять Майкла, хоть немного отбросив беспочвенные предположения и сомнения.
Но, Господи благослови Вселенную, я никогда не узнаю, что у него в голове, что им движет (исключая идеи создания нового мира), что заставляет подавлять голос разума и все человеческое, оставляя после себя руины и пепел.
Черт возьми, кого я, блять, пытаюсь убедить в его невиновности?
Только себя.
So my old evil spirit
Can get a Greyhound bus and ride
__________________
* - «Лимонами» на американском сленге называют автомобили с дефектами, обнаруженными только после покупки.
** - “Cheers” (Drink to That) - устойчивое выражение перед приемом алкогольного напитка - “За ваше здоровье”.
В качестве эпиграфа использованы строчки из песни IAMX - Stalker
========== 10 - Brain on Fire ==========
serendipity — способность, делая глубокие выводы из случайных наблюдений, находить то, чего не искал намеренно.
…Пути было два, и мир был широк,
Однако я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.
…Другую оставил я про запас,
Хотя и догадывался в тот час,
Что вряд ли вернуться выпадет случай.
…Ведь был и другой предо мною путь,
Но я решил направо свернуть —
И это решило все остальное.
— Роберт Фрост. Другая дорога
Поездка была хорошей. Точка.
Я, к сожалению, варварски вырвала несколько страниц, но мне не хотелось вспоминать об этом. Это было очень просто, пугающе просто. В заточении я практически забыла, что такое «простые» вещи вроде уборки, выноса мусора, покупки продуктов. Мне кажется, что теперь я бы не выдержала прошлого мира.
У каждого внутри кроется стремление к энтропии.
Я давно не испытывала удовольствия от разрушения — опустив ладонь на исписанную страницу, потянула край на себя, задержала дыхание и рванула, что есть сил, слыша, как хрустит рыхлый переплет.
Знаете, как говорят: посягательство на личную свободу — унижение, позор и клеймо. Так не говорят? Что ж, я буду первой, а потому вырванные листы (титульный - теперь мы портим, если вам интересно,«Дом о семи фронтонах» - и первую главу), возможно, будут прилагаться после или не будут участвовать совсем. Изначально я подумывала их сжечь, оборвать повествование и бросить все в вечно горящий камин в библиотеке, подпитываемый огненной геенной.
Жаль, с воспоминаниями все не так просто. Нельзя их вырвать, смять и превратить в прах.
Вам нужно знать, что поездка была хорошей, Калифорния по-прежнему солнечна, спесива и фальшиво дружелюбна. Я все еще ощущала себя здесь чужаком, пока Майкл походил на настоящего жителя золотого штата.
Молоко и мед. Волосы светлее излюбленных Лос-Анджелесских пляжей.
Метания от «белого» к «черному», от чувства вины и привязанности до ненависти и отвращения.
Снова. Снова. Снова.
***
Голова раскалывалась, кажется, на две части, точно скорлупа грецкого ореха, а после внутренности переезжали катком или пускали в блендер. Я чувствовала то пульсацию в висках, то покалывание, то тупую ноющую боль в затылочной области, сменяющуюся сводящим с ума ощущением, будто бы кто-то бьет крошечным молоточком в разные части черепа.
У меня никогда не было сотрясения, и я отчаянно пыталась вспомнить распространенные симптомы (мозг вначале назвал их синдромами) сотрясения мозга. Кажется, там еще тошнота и надо узнать, сколько пальцев я вижу, чтобы отвести диплопию (которую я чуть не назвала «дипломией», а такого слова вроде не существует) или двоение в глазах.
В темноте это было сделать проблематично. Я поднесла близко к лицу два пальца, которые превратились в четыре, и перевела взгляд на Майкла. Он не двоился, или я плохо посмотрела. Спутанности сознания или потери памяти у меня не было,, а зря.
Раньше мне не доводилось замечать, как темно бывает на улице после полуночи даже при свете фонарей на фасадах зданий. Для меня это стало настоящим открытием, будто бы не я до этого сбегала в чащу леса близ школы Готорн, ведомая разве что внутренним светом (красивая фраза, согласитесь). Безоблачное небо, усыпанное звездами, такими далекими и маленькими, с этого ракурса они напоминали рассыпанный по кафелю сахарный песок.
Мы сидели на неогороженной площадке младшей школы, покачиваясь на качелях, что неразумно, когда мир перед глазами приятно плывет, как на волнах, но я попросту держалась за ржавые цепочки, чуть запрокинув голову назад, будто кровь шла носом. От одной мысли, что можно перейти в движение, меня начинало мутить. Майкл пытался поднять клубы пыли там, где когда-то была трава (пока маленькие изверги-школьники не растоптали ее), и покачивался взад-вперед, с трудом уместившись на сидении, предназначенном исключительно для детских задниц.
— Никогда не ночевала на улице, - хрипло произнесла я, решаясь убить сразу двух зайцев: «разговориться» и скоротать время. Боль в горле ощущалась как сухой кашель, от которого под конец дня ощущение, будто ты незаметно выхаркал легкие.
