Я не большая ведьма, чем ты — колдун.
Несмотря на тепло одеяла, зубы продолжали отбивать дробь, всхлипы подступали к горлу, хоть я и не помнила, чтобы рыдала. Подушка и простынь сухая, лишь краешек пододеяльника влажный, пропитанный слюной; я уверена, что различила на нем следы зубов.
Озноб не прошел, даже когда я с головой накрылась одеялом. Я достала из тумбочки школьную форму Готорна, в которой приехала сюда. От пиджака никакого прока, но я все же надеваю его поверх платья, расправляя лацканы, ткань которых все еще несла на себе специфический запах школы для выдающихся юношей.
Следующий час я пыталась совладать с еще одним ночным монстром — воспоминаниями. Я видела события прошлых лет, точно они случились вчера; видела Майкла на крыльце, того красивого мальчика, неумело целующего, играющего в приставку. Нельзя испытывать сострадание к тем, кто убивает неповинных людей, но я в очередной раз увидела в нем брата, испытала его боль, и практически оправдывала Майкла и каждый его проступок из необъяснимых побуждений.
На третью неделю я поняла, что не выдержу и дня в этих стенах.
Дом в разы хуже, чем на Берро Драйв, он следил за мной, дышал в такт и подслушивал каждое обороненное слово, вторгаясь в мысли. Миртл права — в этих стенах жила магия, и она гнала меня отсюда прочь. Я никогда не чувствовала себя настолько чужой, пятым колесо в телеге, сорняком в розарии императрицы Жозефины.
Сидеть в клетке четырех стен в выгребной яме Готорна тоже не сахар, но разговорам с ведьмами я бы не задумываясь предпочла укрываться кашемировым пледом и завороженно наблюдать за пламенем свечи.
Я старалась не быть резкой во время разговора с Корделией, будто бы интервью все еще продолжалось, и она могла меня выставить вон и стереть память «абракадаброй», но и лебезить не планировала. Дух сестринства, вторая семья, защита и обучение магии — подарок с небес для любой другой девушки, но для меня — проклятие.
Мисс Сноу мне не доверяла, свято убежденная, что если меня отпустить, то я побегу к Майклу, брошусь на шею и выдам их несуществующий план с потрохами, точно он, глупый мальчик, не догадался, что против него плетут паутину интриг, и двое «мастеров» уже записалось в предатели.
Корделия поддалась на уговоры быстро. Может, это часть ее плана - она отпускает меня, я снабжаю Майкла недостоверной информацией, и они работают против него. Я слышала, что мисс Гуд жаждет сбросить его в бездну — рискнуть всем, но отправить дитя Сатаны блуждать там, откуда он родом.
Но у них нет идей, как предотвратить неизбежное.
***
Мне всегда хотелось, чтобы меня звали иначе — Лана («А» мягкая и успокаивающая, растекающаяся кленовым сиропом), Софи (созвучно sophisticated) или Деирдре («трепетные» звуки наслаиваются один на другой и напоминают об ирландской легенде). Я жила словно с неким проклятием, убежденная, что девушка с подобным именем никогда не добьется успеха: ее работы будут путать с другими или она затеряется среди других крошек «Элизабет».
И однажды Джейк придумал мне имя со всей детской непосредственностью, когда исписал печатными крупными буквами не один альбомный лист, вычеркивая различные буквы, меняя интонацию и ударение. Так родилась Эли́зе — красивая выдумка, основанная на немецкой форме имени, подстать фамилии. Я представлялась новым именем в Новом Орлеане и Лос-Анджелесе, занимаясь высшей формой самообмана, думая, что это придаст мне больше уверенности. Срабатывало.
Но ни одно из перечисленных имен я не решилась применить в официальных документах.
Глиняная табличка у дома горит в памяти куда ярче детских прихотей, а потому в строчке «имя» я печатными буквами вывожу «Катрина». Со мной должно остаться что-то в память о Новом Орлеане. Над вторым именем приходится изрядно попотеть, пока взгляд не падает на книжку по мифологии. Богиня помрачения ума, обмана и глупости. Строчка «фамилия» — самая сложная. Я никогда не думала, что буду менять ее. Рейзерн — фамилия запоминающаяся, эффектная и с чем-то немецким в дань памяти о прадеде, который не решился перерезать бритвой горло.
Перерезать.
Чувствую себя умственно отсталой все время, пока не прихожу к единственному объяснению нашей фамилии. Ну, конечно — razor — бритва. Вмиг я ощущаю себя человеком, совершившим нечто великое, хочется позвонить маме или папе, а лучше и правильнее бабушке и поделиться открытием. Но меня больше нет для них. Уголки губ медленно ползут вниз и, вдавливая стержень шариковой ручки в бумагу, я вывожу кривыми буквами новую фамилию, практически неотличимую от прежней, забирая еще один призрак с собой.
Я ушла от Корделии прежде, чем пришли новые документы, и выживала за счет тех средств, что удалось вывести с прошлого банковского счета. Чистое везение — карточка действовала еще месяц, а после невыведенные деньги заблокировали бы, пока не был бы оформлен перевыпуск. Выжить (не жить) на восемьсот долларов практически невозможно, аренда любого сраного трейлера обойдется дороже. Я жила в капсульном хостеле, где ни разу не потребовали документы удостоверяющие личность, и расплачивалась наличными.
Кое в чем ошибались все. Академия, может, и не сделала меня Верховной или супер-ведьмочкой-Сабриной, но прибавила уверенности и каких-никаких знаний. Стоя на перепутье, я сделала выбор в пользу псевдоволшебства и карьеры в сфере помощи людям, терапии или иными словами — зарабатывать деньги на том, что всегда интересует женщин — их дальнейшем будущем. Разносить блюда в кафе и бояться, что однажды меня накроют — занятно, устроиться в дрочильню и дрочить мужикам, исключив проникновение, — вполне неплохо, но бьет по самолюбию.
Дело в том, что когда-то мне хотелось быть значимой.
Первых клиентов я нашла в интернете. Это было просто. Женщины, которые нуждаются в ответах, сидят на форумах или на сайтах с онлайн-гаданиями на таро и после активно обсуждают результат, отказываясь верить, что вариантов расклада всего десять или двадцать (я насчитала пятнадцать). Ко всему многие до ужаса ленивы и предпочитают регистрации авторизацию через социальные сети, что упрощало задачу.
Я начинала писать им с разных страниц, училась входить в доверие, а после, якобы через сарафанное радио, говорила о хорошей ясновидящей, прорицательнице. Первый клиент — самое страшное, хоть я и узнавала об их проблемах еще до того, как они приходили в назначенное место — кафе, где играла восточная музыка. Женщины завороженно смотрели, как я бросаю три игральные кости (под видом особенных, предназначенных исключительно для прорицания), и с любопытством поглядывали на тасование карточной колоды.
Прорицанием особо на жизнь не заработаешь, но это лучше, чем ничего.
Тем более я не шарлатанка. Так я говорю себе всякий раз перед встречей, подбрасывая кости или прося «квирента» потянуть карту на себя.
Уехать было не так просто, как казалось на первый взгляд, и дело не в документах и службе безопасности. Я будто вырезала ножом без анестезии часть себя — доброкачественное ли новообразование или пласт кожи. Неутихающая боль горькими слезами выливалась наружу, жгла изнутри, оставляла рубцы на легких, как после запущенной пневмонии.
Я рассматривала северные штаты: Мичиган, Висконсин, Массачусетс, Аляска, - место, где никто меня не найдет. Маленькие деревни тоже ничего: их можно и нужно проскочить. Дорога в Луизиану закрыта на вечный ремонт, как и в Калифорнию, и в Техас. Сколько еще штатов станет для меня недоступно через пару лет?
Я отсиживалась в прекрасном местечке под названием Лафайетт практически на границе Техаса и Луизианы (два часа езды на автомобиле), которое не совсем подходило под описание деревни, хотя бы по той причине, что там был аэропорт — немаловажный фактор при выборе место обитания. Я пару дней прожила в Кроули (полчаса до Лафайетт) и могу сказать, что это дыра дырой: две крупные улицы, областной суд, неподалеку похоронное бюро, а через дорогу туристический центр. Обхохочешься.
В аэропорту мне всегда нравилось. Табло ближайших рейсов, приятное волнение, слезы радости встречающих, гул чемоданных колес, заученная до автоматизма фраза «Приятного полета». Региональный аэропорт Лафайетт тоже ничего, хоть и не сравнится со знакомым международным Нового Орлеана имени Луи Армстронга. В родном городе у нас тоже имелся крошечный аэропорт, правда, я там не была ни разу. Дедушка считал его амбаром, однако картинки в поисковиках говорили обратное. Внутри все слишком обычно, лишено изыска или фантазии. Хоть багаж сдавай, хоть кровь из вены — белые стены, крапчатые плитки на потолке.
