Но это же нереально.

Я отодвинулась назад, избавившись от оков давления одной лишь мыслью, что исходом происходящего управляю в одиночку. Последователи дерзостью не отличаются, а верность делает их безликой невыразительной толпой.

Лапа, покрытая лохматой шерстью, вырисовывала на моем лбу перевернутый латинский крест, царапая кожу когтями. Простой невидимый контур стал царапиной, в следующий раз глубоким порезом, а под итог кровоточащей раной.

Кровь, густая и теплая, хлынула как под напором, но быстро сменилась тонкими струйками, заливаясь в глаза, марая ткань. Если запрокинуть голову, то алая жидкость потечет по шее вниз медленнее, что я и решилась сделать. Боязнь столкнуться взглядом с властелином ада не ощущалась как прежде, но и дышать я не могла.

Его лик мутный, но не расплывчатый, как и у остальных, - если долго присматриваться, то есть вероятность различить козлиные уши, рога и мутные ледяные глаза со зрачками, суженными до размера спичечной головки, вопреки расхожим представлениям о том, что у Дьявола зрачки отсутствуют вовсе или напоминают черную бездну.

Легкие разрывались, будто под пыткой peine forte et dure, и все кончилось.

Я распахнула глаза, хватаясь рукой за пульсирующее горло, точно все происходило наяву. На лбу выступила испарина, но никакой крови не было. Когда пульс нормализовался, на меня обрушилась позабытая волна растерянности и страха, морального истощения.

Сейчас было бы неплохо запахнуть полы старого розового махрового халата с вышитой птичкой слева, схожей с эмблемой штата, и шаркающими шагами дойти до комнаты бабушки, упасть на старую скрипучую тахту, закрыть ноги маленькими диванными подушками и ждать новой невыдуманной истории. В тишине под покровом ночи всегда с легкостью вскрывались шкафы со скелетами.

Дело в том, что в моей семье все хорошие рассказчики. Кто-то становится отличным оратором, кто-то складно повествует городские легенды и страшные истории, а моя семья — сказочники. Согласитесь, лжецы звучит хуже.

Отец с матерью рассказывали друг другу о любви вплоть до развода, брат маскировал свои сатанинские увлечения, я приукрашивала занятость, то есть, по мнению большинства, я продуктивна и деятельна круглые сутки, но в действительности… сами знаете. Вранье у нас растекается по венам отравленной кровью.

Все началось с прадеда. Он был родом из небольшой деревни Вудсборо и всегда стремился к деньгам. Во время сухого закона прадед неплохо зарабатывал на контрабанде, но был отправлен за решетку (здесь очень много неточностей) и вышел на свободу после Депрессии, когда повсюду говорили о войне и Дюнкерке. Он был трусливым человеком, боявшимся оказаться записанным задним числом на фронт (тут тоже неточности); однажды ночью кто-то постучал в дом, и прадед заперся в ванной, полный решимости перерезать себе глотку. Вероятно, что это был бродяга или кто-то из местных жителей, но подпитываемый страхом и мотивацией прадед отправился в пресловутый «сахарный город» и сменил фамилию на Рейзерн, казавшуюся очень немецкой. Патриот из него был хуевый и вплоть до окончания войны прадед осветлял свои медные волосы и учился говорить с немецким акцентом, полагая, что после победы Германии его не затронет печальная участь.

Забавно то, что ни его жена, ни дети не знали о трусости главы семейства, и карты он раскрыл перед невесткой — моей бабушкой. Ни мой отец, ни дед никогда не задумывались о составлении генеалогического древа, а я подумывала о проекте для школы во время очередной бессонницы.

Вам будет не интересно, если я начну выстраивать рассказ из одних диалогов, а для меня проблематично. Когда вы храните что-то в памяти, но не пытаетесь вспомнить до мелочей и уж тем более перенести на бумагу, то воспоминания менее отвратительны. Они не убивают как онкологическое заболевание - медленно и мучительно, поражая раковыми клетками каждый орган.

Я раньше мало об этом задумывалась, хоть и не проходило и дня без ностальгии по чему-то светлому из детства, по времени, когда я была счастлива, но не понимала этого.

***

Из школы Готорна меня выперли, быстро и без лишнего шума.

Вру. Шума было хоть отбавляй.

Главное — до обиды банально. В комнату трижды постучали — два коротких стука и один длинный — не знаю, что это обозначает на азбуке Морзе и обозначает ли, но среагировать я никак не успела, да и в шкаф лезть глупо. Умный человек всегда проверяет и его.

Никаких криков, возгласов и вышвыривания вон. Преподаватель спросил, есть ли у меня другая одежда, но получил отрицательный ответ. У меня, блять, теперь ничего не было. Одеждой обеспечили, но мужской и не подходящей по размеру. Штаны еле удерживались на бедрах, рукава пиджака пришлось сразу же закатить, как и на рубашке.

Руководство было не в восторге и это очень мягко сказано. Меня же подбивало спросить, почему преподаватель решил рыскать в комнате ученика в его отсутствие. У нас никто бы не стал искать в комнатах что-нибудь или кого-нибудь, если бы не было доноса на наркотики или алкоголь.

Мне пришлось слишком часто повторять свое имя за один день, и первые пару раз я сболтнула, что журналист — заученная фраза при виде тех, кто тебя вдвое старше. Я отвыкла от этого и от ненавистного имени в частности. В детстве я к нему практически не цеплялась. Дома меня звали «малышкой», «солнышком» и «дорогой», а друзей было не так много, но детишки, с которыми мы шатались по полям и клянчили конфеты, называли по-всякому. Это было одно из условий нашей дружбы и так удобнее, и вы сейчас сами поймете почему.

Когда вы живете в небольшом городе среди южных реднеков, не блещущих фантазией, у вас будут друзья по имени Мэри, Джон, Энн, Лиам и Элизабет. Решающим фактором считается год рождения и то, какое имя было на пике популярности.

Знаете ли вы, сколько сокращений существует к имени «Элизабет»? Дохуя. Грубо — не спорю, но честно.

Лиззи, Лиз, Эльза, Либби, Бетт, Бетани, Бетта, Бетти, Лизетт, Лайза, Элайза, Элла, Элли, Иззи.

Я могу продолжать еще очень долго, смысл ясен — имя отвратительное. Но еще хуже, когда твоя семья решает проявить чуточку фантазии, но немножко в ином направлении и называет тебя «Элизабетта» с уклоном в Италию. Все бы ничего, но как мое имя только не коверкали при написании: меняли буквы местами, добавляли «z» вместо «s», теряли вторую «т» и, в конце концов, писали «Элизабет», игнорируя доводы и официальные документы.

Мой вам совет, если хотите испортить ребенку жизнь — назовите его редкой или иностранной формой самого распространенного имени.

Ректор школы практически сразу произвел впечатление желчного и мелкого человека, и дело вовсе не в росте или предубеждениях. Есть же такие мерзкие типы, что стоит им раскрыть рот, тянет блевать или передергивает. Раздражение, скрытое за маской дружелюбия, сочилась гноем из него, наверное, с того момента, как я оказалась на стуле напротив него, доказывая невиновность.

Я не слышу мысли, не смотрю в хрустальный шар, чтобы увидеть будущее, но достаточно следить за реакцией, чтобы прочесть по ней отвращение к нынешней Верховной — мисс Корделии, сквозящее ядом в словах. Зацикленность на свержении женского правления и желание занять место во главе стола, но загрести выгодное положение не своими руками, а используя Майкла.

Притащи в одну из комнат кого-то постороннего обычный студент, и его дни в учебном заведении сочтены, но речь шла о Майкле, а он — Альфа — золотой билет превосходства над ведьмами. Что бы он ни совершил, что бы ни сделал, совет школы Готорна будет рукоплескать и шаркать ножкой — Ах, как силен наш Верховный!

В этом ли не проявление двуличия и подмены понятий во всей красе? Подобную реакцию часто можно встретить в школе, особенно в спортивных секциях, где тренер любит перенять лавры на себя, а директор подчеркивать, что дикаря-перекати-поле превратили в законопослушного гражданина Америки.

Не исключено, что я чересчур категорична на их счет, но, право слово, это взаимно. Умение контролировать эмоции тоже своего рода дар, а он, к сожалению, им не овладел. Чего только стоила фраза: «Вы та самая журналистка, трудами которой местные жители вооружились коктейлями Молотова?»