— Это что, Кембридж? - я дотронулась до ворота белоснежной рубашки и черной ленты, так не похожих на его прежнюю одежду.
Таинственное место оказалось не Итоном и не Кембриджем, а мужским аналогом небезызвестной академии Робишо — школой Готорна для выдающихся юношей. «Одаренные» не совсем равнялось «выдающимся», и об этом я предпочла умолчать, уточнив лишь: «Готорна как Натаниэль Готорн?», но ответа не последовало.
Его зачислили сюда, разглядев пресловутые выдающиеся способности, и теперь он добился четвертого уровня. На вопрос о бабушке Констанс Майкл равнодушно ответил «Она умерла». Он сказал об этом так спокойно, будто бы видел ее один или два раза за жизнь, а не жил под одной крышей. От последующих расспросов об органах опеки и том, как эта школа согласилась взять его на поруки, Майкл отмахнулся, точно всякая навязанная бюрократия его не касалась.
Мы будто бы жили в разных мирах, где я думала о рутине, оплате счетов, законах и правилах, пока Майкл существовал отдельно от основной массы людей и не вдавался в мелочи.
— Подружился с кем-нибудь?
Идентичный вопрос я задавала брату изо дня в день на протяжении трех месяцев после переезда в Новый Орлеан, когда тот приходил угрюмый из школы и все выходные проводил за компьютером. В начальной школе у него было один или два друга, но по социальной активности они не превосходили Джейка, а потому я всегда предлагала ему подружиться с кем-то еще, чтобы играть в бейсбол или футбол в парке.
«Зачем мне друзья, если у меня есть ты? — спрашивал Джейк в детстве, утыкаясь лбом мне в плечо. — Ты лучше»
Раньше меня это умиляло. Я обнимала его и разрешала смотреть телевизор вместо уроков. Все равно их ничему толком не учили. С возрастом исчезла вторая часть предложения, начинавшаяся со слов «если». Ему просто не нужны были друзья, а я стала старшей сестрой, чьи конспекты, домашние задания и жевательные конфеты можно воровать.
Майкл криво ухмыльнулся и повел плечом:
— Со мной отец, а друзей у меня нет. Достаточно того, что есть человек, которому я доверяю, который на моей стороне. А теперь еще и ты, Эли́зе.
На последних словах я не заострила внимания, хоть они и прозвучали эгоистично.
Очередной личный прокол: я не придралась к фразе про отца, восприняла как добрую сказку-философию о том, что умершие всегда живут в нашем сердце, сопровождают и оберегают нас.
По своему же опыту могу сказать, что это херня.
— И чему тебя учат в этой школе?
— Учат? - он засмеялся. — Это я могу чему угодно их научить. Четвертый уровень ставит меня наравне с Верховной — твоей дражайшей Корделией.
Я поспешила перебить вопросом, откуда он узнал про Корделию и наш разговор, но Майкл снова усмехнулся, откровенно демонстрируя, что ситуация его забавляет.
— Откуда я что? Они считают меня Альфой.
— Альфа и Омега? Все полностью. Начало и конец, который есть и был и грядет.
Майкл выдержал паузу и молча кивнул, но после добавил, что колдун Альфа непосредственно связан пророчеством о свержении Верховной ведьмы. В такие подробности ни мисс Гуд, ни Фиби меня не посвящали, а потому оставалось лишь соглашаться со всем услышанным.
Вновь повисло молчание. Мне следовало переварить то, что я живу среди настоящих колдунов, а не шарлатанов. Не то чтобы мысль об этом внушала страх или трепет, скорее удивляла. Это заставило меня вспомнить материал моей недописанной статьи. Однажды мы с отцом смотрели «America’s Psychic Challenge», и он возмущался, что телевидение нас водит за нос, а те, кто могут предсказать что-то посерьезнее погоды наверняка работают на правительство или спецслужбы.
Вряд ли Корделия или колдуны местного Хогвартса сотрудничают с внешним миром.
Из нас двоих тишина угнетала только его, а потому Майкл поднялся со своего места, повел затекшими плечами и, немного замешкавшись, протянул руку с предложением подняться с пола. Коленные суставы неприятно хрустнули, наводя на ассоциации с шарнирной куклой, когда я поднималась, удерживаясь за его горячие ладони. Слабость в теле поубавилась, а вместе с ней исчезло опасение рухнуть обратно и ненароком что-то сломать .
Вот кто точно изменился за лето — Майкл стал выше меня как минимум на голову, а потому я, смотря на него снизу вверх, испытывала что-то, смутно напоминающее смущение и благоговение одновременно.
Sophisticated — изысканный. Вот каким он был.
Когда я только училась писать эссе, то лезла из кожи вон, чтобы мои работы демонстрировали широкий словарный запас и отличались от работ моих одноклассников, выстроенных из односложных предложений с элементарными ошибками. Доходило до абсурда — я могла сидеть с дедушкиным словарем и портить зрение днями напролет, надеясь, что запомню каждую страницу и смогу с легкостью подбирать синоним к каждому слову.
«Sophisticated» привлекло меня сразу же. Оно звучало мягко и ассоциировалось со сказочным ветром, что нашептывает океану легенды. При этом мне безумно нравилось имя Софи, и я представляла, как подписываю тетради и учебники иначе. В скором времени мои домашние задания пестрили словом «изысканный».
Изысканный костюм, изысканный персонаж, изысканный вкус, изысканный нрав.
Sophisticated. Sophisticated. Sophisticated. Sophisticated.
Майкл был изысканным, точно сошел со страниц школьных эссе.
— Уже поздно, - он отстранился и расстегнул пуговицу на пиджаке. — Скоро рассветет.
Ясности это не внесло — рассвет может быть и в половину восьмого в ноябре, и в три пятнадцать в июне.
Школьная форма у них, конечно, была что надо. Рубашка, жилет, пиджак. Последний уже висел на спинке стула, а жилет будто нарочно остался не вывернутым на лицевую сторону, позволяя убедиться в идеальных строчках.
Sophisticated.
На секунду меня охватила доля зависти, ведь ни мой брат, ни я не одевались в единую форму и носили обычные джинсы, легко растягивающиеся футболки и кеды. Муниципальная школа другого внешнего вида и не предусматривала. Исключение — черлидеры и спортивные команды.
Я резко вспомнила про академию для одаренных юных дам и то, что не интересовалась идеей единой формы у них, когда брала интервью.
— Значит, ты после Корделии возглавишь «Робишо» и будешь заниматься делами Ковена?
Он криво усмехнулся и покачал головой, будто бы ему уже жаль тратить время на ответы на столь глупые и очевидные вопросы.
— Скажем так… у меня немного другие планы на него, - уклончиво отозвался Майкл, — пока, что он - препятствие на пути исполнения моего предназначения.
— И какое у тебя предназначение? - голос лишен и намека на иронию и насмешку.
— Создать новый мир? - вопросительно-утверждающе ответил он.
…На этой строчке, я клянусь Вам, как клялась Корделии, что не знала его истинных намерений. Мы говорили о скромном колдовском мирке, о пророчестве и Альфе, но не заходило и речи о другом, привычном для меня, мире. Конечно, я бы не смогла его остановить, думаю, никто не смог бы, но… Я до конца дней буду жить с мыслью, что ничего не сделала, не придала значения, что я – паршивый журналист.
***
Я ненавидела спать с кем-то на одной кровати. Это сразу же напоминало о совместных праздниках вроде Рождества или Дня Благодарения, когда родственники собирались под одной крышей, Боже упаси, нашего дома. Старшим стелили в гостиной или единственной гостевой спальне, а младших предпочитали сплавить в наши с братом комнаты. Кто-нибудь пронырливый вечно забирал у меня одеяло, укутываясь с головой, и ночами приходилось надевать два, а то и три слоя одежды, чтобы не стучать зубами.
Сейчас я не беспокоилась из-за мелочей, вроде тех, что у меня могут отобрать одеяло (я укрывалась кашемировым пледом) или отобьют во сне ноги. Меня пугало то, что какая-то часть жизни уже осталась безвозвратно позади, а теперь я должна снова закрыть глаза — заснуть — вычеркнуть еще какое-то время. Что если, закрыв глаза, я окажусь снова «где-то», забуду или разучусь дышать и умру во сне, но теперь навсегда?
