Харлин никогда больше не сможет обнять Артура, как бы ей этого не хотелось. А хотелось… как заблудившемуся в пустыне путнику глотка ледяной воды, последней капли со дна опустевшей фляжки.

Еще! Еще! Еще! Не отпускай…

В следующую минуту их уже растащили заботливые руки санитаров. Артуру тут же отвесили увесистую оплеуху, и, Харлин не стоило особого труда догадаться по глазам державшего ее амбала, что и сама она чудом избежала такой же участи.

- Спасибо, - быстро шепнул ей Артур, прежде чем его силой уволокли из кабинета.

Харлин тяжело вдыхала жаркий воздух осипшим пересохшим горлом.

«Прощай, мой печальный клоун»

Комментарий к “Прощай, мой печальный клоун”

Мяу

========== Жертвоприношение. ==========

Комментарий к Жертвоприношение.

Тут во мне загорается дикое желание сильных чувств, сногсшибательных ощущений, бешеная злость на эту тусклую, мелкую, нормированную и стерилизованную жизнь, неистовая потребность разнести что-нибудь на куски, магазин, например, собор или себя самого, совершить какую-нибудь лихую глупость, сорвать парики с каких-нибудь почтенных идолов, снабдить каких-нибудь взбунтовавшихся школьников вожделенными билетами до Гамбурга, растлить девочку или свернуть шею нескольким представителям мещанского образа жизни. Ведь именно это я ненавидел и проклинал непримиримей, чем прочее, – это довольство, это здоровье, это прекраснодушие, этот благоухоженный оптимизм мещанина, это процветание всего посредственного, нормального, среднего.

Г.Гессе «Степной волк»

Динь-динь-динь! Праздничный колокольчик возвещает вам, милые детки, что пора ликовать и радоваться. Сегодня особенный день! День, который вы, маленькие ублюдки, никогда не забудете!

Пора вытряхнуть пыль из каждого закоулка этих провонявших хлоркой коридоров. Пора сорвать вонючие парики с ваших уродливых идолов. Пора раскрасить эти омерзительно-серые монотонные будни!

Сердце стучало так, будто вот-вот выпрыгнет из груди.

Пистолет тяжело оттягивал карман больничного халата. Харлин даже не представляла себе раньше, что он такой холодный, такой скользкий, такой непривычный, но в тоже время удивительно гармонично ложащийся в ладонь. Оружие то она держала в жизни пару раз – в гостях у дяди, имевшего большую ферму, где из тяжелого охотничьего ружья они стреляли по жестянкам. У Харлин были косы цвета льна и противные мальчишки-кузены постоянно таскали ее за волосы, за что оставались без сладкого. Она терпеть не могла этих чумазых сорванцов, мучивших ее, мелких насекомых и ящериц. Она предпочитала гладить широкие мокрые носы коров, живших у дяди или кататься на его красивых выставочных лошадках. Однако, когда дядя звал пострелять – никогда не отказывалась. Надо же было показать этим мерзким мальчикам, что и она не промах. Банг! И сморщенная банка из-под кока-колы падает на траву. Банг! И разрывается на части неспелая, плохо вышедшая собой тыква. Банг! Следом падает Спрайт.

Каблуки ей мешали и, сбросив туфли, она побежала вверх по лестнице босиком. Глупо было вообще надевать такую обувь, отправляясь на подобное дело, но в тоже время ей ведь хотелось быть красивой и заодно немного более высокой ростом. Эти проклятые сантименты неплохо добавляли значимости хотя бы в собственных глазах.

Она вылетела в больничный коридор, на ходу вытаскивая из кармана пистолет, спустила предохранитель, взвела крючок спуска, чтобы быть готовой к любому препятствию на собственном пути.

Пути… к свободе? К счастью? К чистой и удивительной любви? Да вы, деточка, пожалуй, перечитали женских романов, где все эти томные девы с краснеющими ланитами и дрожащими чреслами обуреваемые страстью мчатся к возлюбленному, снося все преграды на своем пути.

К возлюбленному? Какая, право же, банальность.

В коридоре никого не было, вероятно, все сбежались на первый этаж, где она уже успела устроить переполох, о чем теперь свидетельствовали багряные кровавые розы на халате. Последним препятствием для Харлин была запертая дверь, но с ней великолепно справились несколько коротких и метких выстрелов.

Артур не был удивлен или ошарашен. Он ждал ее.

Харлин хотелось броситься ему на шею и заключить в крепких объятиях, но какая-то незримая преграда мешала ей это сделать, вопреки тому, как отчаянно она этого хотела. Ведь все время с момента их прощания она прокручивала в голове короткое мгновение их близости снова и снова.

Куда делась вся ее решительность? Вся ее королевская поступь, с которой она двигалась сюда, не испытывая страха или угрызений совести?

- Пойдем, пойдем… - выдавила наконец-то Харлин, задыхаясь от волнения, - у нас мало времени…

Она схватила Артура за руку и через несколько коротких мгновений они были уже на лестнице, ведущей на парковку. Совсем чуть-чуть, один рывок… И вот последнюю дверь преградила широкая мужская фигура.

Харлин не успела даже подумать, прежде чем вытянула руку и сделала решительный выстрел. Однако, пистолет только щелкнул. Закончились патроны. Конечно! Ведь она так увлеклась, что разбазаривала их во все стороны по дороге до камеры. Возбужденная собственной глупостью и нелепостью ситуации, девушка бросилась на охранника и вцепилась ему в лицо ногтями. Они какое-то время весело катались по лестнице, пока в дело не вступил Артур – он сомкнул свои цепкие пальцы на шее противника и скоро Харлин почувствовала последнюю судорогу, ударившую тело под ней.

Артур помог ей подняться и вместе, все также взявшись за руки, они добрались до ее машины. От волнения Харлин не слушались пальцы, она перепутала передачу и случайно протаранила стоявшую сзади машину, но была слишком взведена, чтобы пожалеть о разбитом из-за маленькой проказы бампере. Это позабавило ее и она тонко, по-гиеньи захихикала, чувствуя себя девочкой-подростком, напившейся и разбившей машину отца.

Еще немного и они вырвались на шоссе за городом и спустились к реке, чтобы перевести дух и осознать происходящее. Времени совсем мало, прежде чем в городе не спохватятся и не бросятся вдогонку.

Харлин наконец-то решилась посмотреть на Артура и долгое время они просто и легко смеялись, глядя друг на друга, хотя, вероятно, ничего веселого в ситуации не было.

Слабенький голосок рассудка пытался добиться у Харлин ответов на вопросы, которых у нее, конечно же, не было. Что дальше? Мчаться в другой штат, менять машины, жить в мотелях, быть постоянно в бегах? Откуда взять деньги на жизнь? И… подожди, ты собираешься бросить все и умчаться с этим психом? Ради чего? У тебя еще есть шанс вернуться назад, свалить все на Артура Флека, ты, бедная жертва его манипуляций, запуталась… Отец тебя отмажет, отделаешься малой кровью… Подумай, стоит ли рушить свою жизнь? Все эти мысли заставили Харлин скрючиться в нахлынувшей на нее волне тревоги, ужаса за содеянное и раскаяния. Боже, ведь и правда… Что она натворила…

Артур заметил перемену ее настроения и аккуратно дотронулся до вздрагивающего плеча девушки. Прикосновение отрезвило ее и придало сил. В голове воцарилась благостная спокойная тишина, нарушаемая только осатанелым стуком крови в висках.

В следующую минуту Харлин уже перебралась мужчине на колени и прильнула к нему, словно ластящаяся кошка, прижимаясь так плотно, словно хотела раздавить собственные ребра. Его губы были такими холодными, твердыми, непривычно неумелыми, с горьким привкусом медикаментов и сигарет. И все-таки те люди, которые утверждают, что поцелуи с курящими людьми отвратительны, скорее всего, просто никогда не пробовали этой волнующей острой горечи на своем языке.

Харлин чувствовала себя девочкой-подростком, сбежавшей с дружком ради желанной случки на обочине дороги; там, где не узнают строгие родители; о которой можно будет рассказать только жаждущим подробностей подружкам, еще сохранившим свое целомудрие не для великой любви, но до появления подобной возможности.