Он отстранился. Натянул шапку и отвернулся. Друг за другом, в молчании они пошли к остановке, под падающим снегом, белыми частичками неизвестного мира, в котором существует лишь великолепная красота.

Почему-то ей было очень обидно, так обидно, что хотелось прямо здесь разрыдаться. Приехала ее маршрутка. Стараясь на него не смотреть, Лара залезла в автобус. Двери захлопнулись. Силуэт Георгия стал совсем размытым из-за текущих слез, а затем и вовсе растворился за стеклом.

Вопреки всему, ночью она не плакала, а просто лежала, не думая ни о чем. Тот день словно высосал из нее все силы, опустошил. Не хотелось ни представлять Георгия, ни вспоминать Илью, ни ласкать себя. Ни-че-го.

В субботу было пять уроков. Им устроили выговор за то, что самовольно ушли, и прилюдно отругали. На вопрос: «В чем дело?» Георгий и Лара лишь переглянулись. Георгий тут же стыдливо отвел взгляд, словно ничего не было. Потом честно, перед всем классом заявил, что ушел он, а Лара пыталась его удержать. На вопрос: «Почему он ушел?», он ответил, что опаздывал домой. По классу прокатился смех. После этого им разрешили сесть. Уже в своей парты он бросил в нее любопытный взгляд, однако больше ничего не сказал. Лара проглотила вставший в горле ком. Ну и пусть. Ну и пусть!..

Домой она возвращалась одна. Наверное, Георгий специально или свалил раньше, или наоборот задержался в колледже, чтобы не пересекаться с ней. Ну и пусть.

Выходные прошли, как обычно. Чтобы отвлечься, она позвала родителей в кино на какой-то новый фильм. Потом все воскресенье просидела над физикой и алгеброй, и только когда у нее не удался очередной интеграл, она вдруг разрыдалась. Страницы учебников потом слипались от слез.

Ну и почему она такая рева? Это что, первый раз что ли? А сколько еще парней будет потом? Наверное, Георгий не последний. Что, теперь из-за каждого убиваться?

Лара с силой захлопнула учебник. Да ни за что.

А в понедельник случилось то, о чем она долго вспоминала с особым трепетом, словно в груди поселился маленький теплый котенок, свернулся в клубок и принялся тихо урчать.

Физкультура снова была последней. Лара хотела переждать в раздевалке, чтобы убедиться, что с Георгием она не встретится на остановке. Она села на скамью за уголком, дождалась, когда все девчонки уйдут, а староста отдаст ключ. Хотя в прошлый раз она убежала с этим ключом домой и пришлось отдавать лишь утром следующего дня и извиняться, староста так и не узнала об этом.

По коридору пронеслись топот и смех – мальчишки выбегали из раздевалки. Отлично, нужно подождать минут двадцать, а лучше полчаса, и тогда пойти на остановку…

Дверь распахнулась и на пороге замер Георгий в расстегнутой форменной рубашке, из-под которой просвечивала майка, весь красный от недавних прыжков. Черные глаза смотрели на Лару так, словно та была приведением. Хотя Ларе было уже давным-давно все равно. Поэтому она взяла сумку и хотела было выйти, как Георгий преградил ей путь.

– Кошкина, стой. Надо поговорить, – он сглотнул – разволновался.

– Не о чем разговаривать, – ответила Лара, которой снова стало очень за себя обидно. Сначала он от нее бегает, потом мучает, потом хочет поговорить? С чего бы ей это терпеть? – Дай пройти, мне домой надо.

– Никуда тебе не надо, не ври, – Георгий улыбнулся свой трогательной нервной улыбкой. – Я хотел… Слушай, я хотел…

Он замялся. Лара сложила на груди руки, честно ожидая, когда он решится, но он только натужно дышал и приглаживал щетину на голове. От запаха пота, смешанного с запахом одеколона, которым Георгий побрызгался, видимо, только что, засвербело в носу.

– Не мучайся, – произнесла Лара, не дождавшись, когда он закончит. – Я домой пошла.

Она попыталась протиснуться, как Георгий резко схватил ее за плечи и прижал к стене. Лара ушиблась затылком, перед глазами вспыхнули белые искры.

– Ты больной что ли?! – со слезами в голосе вскрикнула она. – Тебе что, нравится людей мучить? Может, тебе к врачу сходить, Гош?!

– Извини, – глухо ответил он. – Я поцеловать тебя хотел, – добавил он, глдя, как виноватая собака.

Лара слегка опешила. Поцеловать? Он что, издевается?

– Ну так целуй, а не бей об стену, – раздраженно сказала она, все еще держась за голову. Шишка будет. – Хочешь, я глаза закрою?

– Давай, – с облегчением отозвался он.

И Лара, забыв о боли, об обиде, обо всем на свете, закрыла глаза. Кровь стучала в висках. Внизу живота снова все сладостно сжалось. Вот сейчас… сейчас…

Георгий осторожно прижал Лару к стене и провел рукой по щеке, видимо, насмотрелся в кино. Его рука скользнула по талии, и все в Ларе отозвалось трепетом. В следующее мгновение губы осторожно прикусили ее нижнюю губу. В ответ Лара лизнула их языком. Шершавые… И мятные, после жвачки… Георгий, кажется, не ожидал такого и отстранился.

Лара открыла глаза и увидела его удивленное, совершенно растерянное лицо. Она взяла его плечи и мягко потянула к себе. Ее пальцы скользнули в раскрытую ладонь. Их губы снова встретились. Затем снова, и снова, и снова…

К остановке они шли вместе, держась за руки, несмотря на крепчающий ноябрьский мороз. Уже поднимаясь по ступеням автобуса, Лара обернулась, чтобы помахать рукой: впервые за все время Георгий выглядел по-настоящему счастливым.

Вскоре Лара узнала, почему Георгий такой нервный, мама рассказала. Его отец был военным, и потаскал семью по всей стране: Гошу, жену и бабушку. Когда они приехали сюда, им на четверых дали комнату в общежитии с удобствами по коридору, и вот только недавно им досталась однокомнатная квартира. Уединиться, само собой, Георгию было негде. Лара даже пожалела его – ее-то семья жила в двухкомнатке, и у Лары всегда имелось свое пространство.

Еще это означало, что у него встречаться не получится – дома всегда была бдящая бабушка, а приводить мальчиков к себе Лара пока не решилась. Им оставалось ошиваться по остановкам, подъездам, дешевым кафе. Однако в последнем было больше душевного уюта: они робко целовались, сидя в углу на протертом диване, рядом дымился золотой чай в пластиковых стаканчиках, с плавающей четвертинкой лимона, а на бумажной тарелке лежало какое-нибудь недоеденное пирожное. Лара сидела у него на коленях, бедром чувствуя твердость в промежности, и поглаживала по голове, – это Георгию больше всего нравилось. Он же обычно сцеплял руки на ее талии или касался ее спины, водя пальцами вдоль позвоночника, по телу словно пропускали разряд, сердце замирало, а потом начинало биться часто-часто…

На большее Георгий не решался, явно боясь ее напугать – откуда ему было знать о лагере и Илье? Лишь однажды он посмел сунуть руку ей под колготки, чтобы потрогать хлопчатобумажную ткань трусиков. Лицо при этом у него оказалось такое сосредоточенное, словно он решал какую-то сложную задачу по физике.

В конце ноября уже плотно лежал снег, и встречаться на улице становилось все холоднее. Поцелуи и посиделки стали торопливыми, но невыраженные чувства давили все сильнее. Тогда-то Лара и решилась позвать его домой. Она честно сказала родителям, что Гоша ей очень нравится, и она хочет позвать его на чай. Папа, конечно, тут же напрягся, мама же отнеслась к этому вполне спокойно.

– Нас-то вспомни, – сказала она ему, когда Лара ушла. – Девочка у нас уже взрослая, сама разберется, что к чему.

– Мне здесь пацаны не нужны! – не сдавался папа.

– Пусть лучше будет говорить, когда водит, чем втихую, – резонно ответила мама.

Папа еще немного поворчал, но перечить не стал. Лара, подслушивающая за дверью кухни, облегченно вздохнула. Гошу она хотела позвать в субботу, после уроков, когда у папы смена, а мама шла на рынок и пропадала на несколько часов. Времени им должно было хватить с лихвой.

Однако все повернулось несколько иначе, чем она ожидала.

– Ты уверена? – беспокойно спросил Георгий, не решаясь открыть подъездную дверь. – Может лучше потом?