- Прости меня.

Трудно не чувствовать себя плохо из-за него, когда его раскаяние так неприкрыто и реально.

- В ту ночь, когда мы встретились, - тихо говорю я ему, - я услышала твой голос еще до того, как увидела тебя. Он был прекрасен. Сильный, глубокий и успокаивающий. - Я сглатываю, чувствуя вкус слез. - Но теперь я все время слышу, как ты своим прекрасным голосом говоришь эти ужасные вещи.

- Прости меня, - шепчет он резко и печально. - Я пытался защитить тебя, клянусь. Удержать тебя... в безопасности.

Я действительно прощаю его. Просто это так легко. Потому что теперь я понимаю.

И потому что я люблю его.

Мои глаза привыкли к темноте, и я ясно его вижу. Тусклый лунный свет из окна высвечивает углы его лица, наклон скул, изгиб упрямого подбородка, резкость сильной челюсти, выпуклость полных губ. Это лицо ангела. Падшего ангела с тайнами в глазах.

- Мне здесь не нравится, Николас.

Он хмурит брови, будто ему больно.

- Я знаю. Мне не следовало привозить тебя сюда. Это самый эгоистичный поступок в моей жизни. Но... я не могу сожалеть об этом. Потому что ты стала для меня всем.

Я приподнимаю простыню, подзывая его, и он скользит под нее, наши руки ищут друг друга в темноте. Губы Николаса накрывают мои, нежно, но с настойчивым напором отчаяния. Я проникаю в его рот языком, и он стонет. Звук превращает мои конечности в желе, и печаль, которая осталась между нами, превращается в желание. Нам это нужно.

Пятками я стягиваю его штаны с бедер, затем скольжу вниз по его телу, оставляя после себя поцелуи. Его член уже твердый и прекрасный. Я не думала, что пенис может быть... прекрасным... но у Николаса он такой. Он идеальной формы, толстый и горячий в моей руке, такой гладкий и блестящий на кончике. Я беру его полностью в рот - за пределами возможности. И он выдыхает мое имя, когда я посасываю его, мой язык обводит шелковистую кожу и тугие бороздки.

Вздохнув, Николас подтягивает меня вверх. Пожирая мои губы, он перекатывает нас, поднимает мою ночную рубашку и скользит в меня. И все еще есть эта растяжка... это восхитительное чувство того, чтобы быть настолько совершенно заполненной.

Он останавливается, когда полностью погружается в меня - когда мы так близки и соединены, как только могут быть два человека. Его глаза сияют в темноте, и он гладит меня по щеке, просто глядя на меня сверху вниз. И я знаю, что люблю его. Эти слова прямо там - на моих губах - просто ждут, когда дыхание произнесет их вслух.

Он целует меня, и я отдаю их ему, но молча. Потому что все и так очень сложно. И мне кажется, как только я произнесу эти слова, я переступлю грань, от которой уже никогда не смогу отвернуться. Не смогу уйти.

Николас движется надо мной, внутри меня, глубоко и медленно. Выжимая удовольствие из нас обоих. Мои глаза закрываются, и я обнимаю его, чувствуя, как мышцы на его спине напрягаются с каждым толчком, когда мои руки сжимают его лопатки. И я теряюсь. Пропадаю. Дрейфую в стратосфере обжигающего блаженства.

Он увеличивается внутри меня, растет... пока я с криком не кончаю. Прижавшись губами к его шее, пробуя его на вкус, вдыхая запах его кожи с каждым судорожным вздохом.

Его толчки ускоряются, становясь все более грубыми, поскольку интенсивность возрастает и для него. Пока в последний раз он не погружается глубоко и не кончает с тихим вздохом.

Я чувствую его внутри себя - горячего и пульсирующего. И я сжимаюсь вокруг него так крепко, желая удержать внутри себя навсегда.

Позже, прижавшись щекой к его теплой груди и его сильными руками, обнимающими меня, я спрашиваю:

- Что мы будем делать?

Николас целует меня в лоб, крепче прижимая к себе.

- Не знаю.

ГЛАВА 20

Николас

- Отвали, ты, ублюдок! Ты мне никогда не нравился!

- Лучшая часть тебя вытекла из твоей матери, когда она обмочилась на кровати, придурок.

- Член сэра Алоизиуса был самой умной вещью, которая когда-либо выходила из твоего рта!

Добро пожаловать в парламент. А вы думали, британцы шумные.

Хотя, признаюсь, обычно все не так плохо.

- Я убью тебя! Убью твою семью и съем твою собаку!

Хотя.

Обычно королева посещает парламент только для того, чтобы открыть и закрыть год.

Но, учитывая состояние экономики Вэсско, она созвала специальную сессию. Таким образом, обе стороны четко очерченной линии могли бы решить свои разногласия.

Все идет не очень хорошо. В основном потому, что с одной стороны есть королевская семья и члены парламента, которым на самом деле наплевать на страну... а с другой - большой мешок вонючих членов.

- Порядок! - призываю я. - Леди и джентльмены, ради Бога, это не футбольный стадион и не уличный паб. Помните, кто вы. Где находитесь.

В священном зале, где один из моих предков, Безумный Король Клиффорд II, когда-то носил свою корону - и больше ничего. Потому что ему было жарко. Пожалуй, об этом лучше не надо.

Наконец, крики стихают.

И я обращаюсь к главному мудаку.

- Сэр Алоизиус, какова ваша позиция в отношении предлагаемого законопроекта?

Он фыркает.

- Моя позиция остается неизменной, Ваша Светлость. Почему мы должны принимать эти пакеты законов?

- Потому что это ваша работа. Потому что это нужно стране.

- Тогда я предлагаю Ее Величеству согласиться на наши требования, - говорит он мне, усмехаясь.

И тут поедание собак не кажется таким уж жестоким.

Смотрю на него сверху вниз, мое лицо такое же холодное и жесткое, как и мой голос.

- Это не так, сэр Алоизий. И вы можете взять ваши требования и пойти с ними нахрен.

Раздается несколько криков согласия.

- Вы еще не король, принц Николас, - огрызается Алоизий.

- Нет, не король. - И я смотрю ему прямо в глаза. - Но вы должны наслаждаться своим положением, пока можете. Потому что, когда я им стану, моей миссией будет убедиться, что вы его потеряете.

Его ноздри расширяются, и он поворачивается к королеве.

- Ваш внук говорит от имени королевского дома, Ваше Величество?

В глазах моей бабушки вспыхивает огонек, а на лице появляется ухмылка. Хотя она, вероятно, предпочла бы, чтобы это не было чем-то настолько серьезным, ей это нравится. Борьба, битва, противостояние - это ее игровая площадка.

- Я бы выбрала менее зажигательные слова... Но, да, принц Николас выразил наши мысли довольно точно.

Видите? Она тоже хотела сказать ему, чтобы он шел нахрен.

Королева встает, и все встают вместе с ней.

- На этом мы пока закончили. - Она осматривает комнату, ее глаза касаются лица каждого члена парламента. – Наша страна находится на перепутье. Будьте уверены, если вы не сможете показать, что способны выбрать правильный путь, он будет выбран за вас.

Затем мы вместе поворачиваемся и бок о бок выходим через большие двойные двери.

В холле, направляясь к машине, она говорит, не глядя на меня.

- Это было неразумно, Николас. Сегодня ты нажил себе врага.

- Он уже был нашим врагом. Теперь он просто знает, что мы это знаем. Я должен был что-то сказать.

Она посмеивается.

- Ты начинаешь говорить, как твой брат.

- Возможно, он действительно прав.

Кстати, о Генри, ему уже лучше. Прошло несколько недель после инцидента с лодкой, и он кажется... освободившимся. Спокойным. Он связался с семьями солдат, как и предложила Оливия. Разговоры и встречи с ними, кажется, принесли ему некоторое успокоение.

И вот, он едет со мной и Оливией на побережье. На выходные.

Я не возражаю – то есть я еду в открытом кабриолете с кортежем агентов безопасности, окружающим меня, так что Оливия все равно не будет делать мне минет по дороге.

Однако, спустя сорок минут пятичасовой поездки... я начинаю сомневаться.

- Трезвость утомительна, - говорит мой брат с заднего сиденья. - Мне тааак скууучно.