- Мой отец - алкоголик. - Слова кажутся неловкими, странными. Это первый раз, когда я их произношу. - Не в плохом смысле... он пьет, когда ему грустно. А он грустит каждый день с тех пор, как умерла мама. - Я оглядываю кофейню, мой голос дрожит. - Это место было ее мечтой - ее звали Амелия. Если все пойдет прахом, если он потеряет последнюю частичку ее... я не знаю, что он сделает.

Николас кивает.

- С Элли он почти не разговаривает. Иногда даже не может на нее смотреть... потому что она так сильно напоминает ему маму. Она делает вид, что это ее не беспокоит, но... Но я знаю, это ее пугает. - Тихие слезы текут из уголков моих глаз, и Николас смахивает их большим пальцем. - И она собирается уйти. Она уйдет и никогда не вернется - и я хочу этого для нее, правда.       Но я все равно останусь здесь... совсем одна.

Я указываю на дверь.

- Думаю, именно поэтому я не починила замок. Иногда мне снится, что я не могу выбраться. Толкаю и толкаю дверь, но та застопорилась. И я оказываюсь в ловушке.

- Иногда мне снится, что я иду по дворцу, а там нет ни дверей, ни окон, - резко говорит Николас.       - Я все иду и иду, но никуда не попадаю.

Я придвигаюсь ближе, кладу руки ему на грудь, чувствуя под ладонью твердые, упругие мышцы и сильный, ровный стук его сердца.

- Скажи мне что-нибудь, чего ты никогда никому не говорила, - просит он. - Что-то, чего больше никто о тебе не знает.

Мне нужно всего два удара сердца, чтобы ответить.

- Ненавижу пироги.

Николас начинает смеяться, но когда я продолжаю, смех застывает у него на губах.

- Раньше мне нравилось помогать, смотреть, как мама их делает, но теперь я ненавижу это. То, как они ощущаются в моих руках, то, как они пахнут - это вызывает у меня тошноту. - Я смотрю ему в лицо. - Теперь ты. Скажи мне то, что никогда никому не говорил.

- Я ненавижу поклоны. В прошлом месяце я встретил ветерана Второй мировой войны, спасшего трех своих товарищей в бою - он был ранен, потерял глаз. И он поклонился мне. Какого хрена сделал я, что такой человек должен мне кланяться?

Он качает головой, погруженный в свои мысли. Мягкое прикосновение моих пальцев к его подбородку приводит его в чувства. И в этот момент что-то меняется... сдвигается. Моя грудь поднимается быстрее, дыхание учащается, и сердце под моей рукой бьется чуть сильнее. Николас смотрит на мой рот.

- Если бы ты могла отправиться куда угодно, сделать что угодно, что бы это было? - ответ занимает больше времени, потому что его нет.

- Даже не знаю. Прошло столько времени с тех пор, как я делала что-то по выбору... я перестала воображать.

Наклоняюсь ближе, вдыхая его запах - специи, океан и что-то декадентское, уникальное - запах, в котором я бы с радостью утонула.

- А как насчет тебя? - спрашиваю я, торопя с ответом. - Если бы ты мог что-нибудь сделать прямо сейчас, что бы ты сделал?

Его большой палец скользит по моей нижней губе, поглаживая ее медленно, нежно... сосредоточенно.

- Я бы тебя поцеловал.

Воздух испаряется из комнаты. Полностью. Или, может, я просто забыла, как дышать. Я могу упасть в обморок, но мне все равно, если Николас поцелует меня до того, как мир почернеет.

- Пожалуйста, - выдыхаю я, задыхаясь.

Он не торопит события. Смакует.

Одна рука обхватывает меня за талию, резко притягивая к себе. Я чувствую его везде - жесткое прикосновение его бедер, плоскости его живота, горячее давление его увеличившегося, затвердевшего члена. Мои внутренние мышцы сжимаются вокруг пустоты, нуждаясь в нем. Выискивая.

Другая рука Николаса скользит по моей спине, зарываясь в волосы, и он обхватывает мою голову ладонью. А его глаза - все это время, эти сверкающие зеленые глаза путешествуют по моей коже, поглощая каждый сантиметр, которого они касаются.

Он медленно наклоняется. Я чувствую его дыхание - корицу и гвоздику - прежде чем попробовать его.

А потом Николас прижимается своим ртом к моему.

Покровительственно. Смело. Будто я принадлежу ему. И в этот момент это действительно так. Я следую его примеру, двигаясь губами в такт с ним, наслаждаясь ощущением. Он наклоняет мою голову, располагая так, как хочется ему. А потом я чувствую теплое, влажное прикосновение его языка. Черт возьми, он знает, как целоваться.

Думаю, у моего рта оргазм.

Ротгазм. И он восхитителен.

Я стону гортанно и очень громко - мне даже не стыдно. Мои руки обвиваются вокруг шеи Николаса, а его руки скользят вниз к моей заднице, сжимая и сминая ее. Теперь стонет он - и это тоже восхитительно.

- Так и знал, - шепчет он мне в губы. - Так чертовски сладко.

Затем наши рты снова сливаются, языки скользят и пробуют на вкус. Николас просовывает колено между моих ног, сжимает мою задницу и тянет меня вверх по своей ноге. И трение -великолепное гребаное трение - заставило бы меня выдохнуть «да», если бы мой рот не был занят другим чудесным занятием. Но тут над нами раздается звук - глухой удар, от которого дрожит потолок. Мы оба слышим его, поднимая глаза и отводя губы.

- Мне нужно идти - отец мог упасть с кровати. - Его руки почти непроизвольно сжимают мой зад - так ребенок хватается за любимую игрушку, если ее угрожают отобрать.

- Позволь мне подняться с тобой.

Я смотрю ему в глаза, больше не смущаясь.

- Нет, лучше не надо. - Мои пальцы расчесывают его густые, мягкие волосы, прежде чем прижаться к его подбородку. - Со мной все будет в порядке, клянусь.

Николас все еще тяжело дышит и выглядит так, будто хочет поспорить, но после секундного изучения моего лица он слегка кивает и снимает меня со своего бедра.

- Когда я смогу увидеть тебя снова? - спрашивает он. - Скажем, завтра.

Я смеюсь.

- Боже, ты такой властный. Ладно, завтра.

- На этот раз пораньше.      Мы останемся у меня в отеле - я приготовлю тебе ужин.

- Ты умеешь готовить?

Он пожимает плечами, и появляются очаровательные ямочки.

- Я знаю, как делать суши, так что, технически, я могу резать. Но моя резка на высшем уровне.

Я снова хихикаю, чувствуя себя глупо и легкомысленно. Возможно, в бреду.

- Хорошо. Завтра у тебя.

Затем он снова целует меня. Втягивая мои губы так, что я буду чувствовать это в своих снах сегодня ночью.

- Это безумие, - шепчу я ему в лицо. – Ведь безумие? И не только для меня?

Николас качает головой.

- Чертовски безумно. - Его руки снова оказываются на моей заднице - последнее быстрое сжатие. - И чертовски фантастично.

ГЛАВА 10

Николас

Сегодня вечером я займусь сексом. Очень много раз. Я уложу Оливию на свою кровать и сладко ее трахну, приподниму и прижму к стене и трахну ее неистово. Ни одна комната или поверхность не останется незапятнанной. Фантазии с движениями, достойными олимпийской гимнастки, разыгрываются в моей голове весь чертов день. Причиняя боль от стояка. Это делает интервью и благотворительный обед, которые я терплю, - неловкими. И все это из-за нее. Оливии. Каким сексуальным, восхитительным маленьким сюрпризом она оказалась.

Прошлая ночь была... напряженной. Я не хотел говорить все эти вещи - они просто выплеснулись наружу. И, Боже, она даже не подписала соглашение о неразглашении - это не похоже на меня, забыть такую вещь. Но разговаривая с ней, я чувствовал катарсис. Будто мы были в нашем собственном пузыре, на личном отдаленном острове - где никто в мире не мог нас видеть, касаться или слышать.

Перед отъездом в Нью-Йорк я планировал максимально использовать оставшуюся свободу - делать то, о чем никогда бы не подумал. И мисс Оливия Хэммонд, безусловно, соответствует этому плану. Я дал дворецкому список вещей, которые мне понадобятся для ужина, и сказал ему убедиться, что в номере есть презервативы - в каждой комнате. Этим живет каждый король.

И об этом я помню всегда.