Потому что она боится за одного упрямого, отвратительного, совсем ненужного ей человека.

В какой-то момент Тане даже стало слегка обидно, что Сарданапал не поделился с ней своими планами, а подключил одного лишь Бейбарсова. Для неё не было секретом, что она являлась любимицей академика, он оказывал ей большое доверие и не раз привлекал к важным и опасным миссиям. Должна была быть причина, по которой в этот раз он ничего ей не рассказал, и Таня была твёрдо намерена её выяснить. Однако перед этим у неё оставалось ещё два важных дела. И девушка не знала, на какое решиться сложнее.

Стоял душный вечер середины июля. После той памятной грозы на Буян снова вернулась засуха. Таня сидела на полу в своей комнате и, нахмурившись, листала учебник по сольфеджио. Ровным счётом ничего из этих бесконечных рядов нот ей было непонятно. Раздражённо захлопнув книгу, девушка отшвырнула её на кровать.

— Но-но! — «ожил» перстень. — Так обращаться с ценнейшим учебным пособием — это кощунство!

— Чем же оно такое ценное, дед? — удивилась Таня.

— Его написал я, — гордо оповестил скрипучий голос.

Девушка с сомнением покосилась на яркую обложку. «Аристарх Зервас. Всё, что нужно знать об игре на магических музыкальных инструментах», гласили полустёршиеся от времени буквы.

— Кажется, ты ошибся, — хмыкнула Таня.

— А вот и нет! Этот мелкий греческий жулик, Аристархишко, украл у меня почти законченную рукопись и опубликовал её, выдав за свою!

— Тебя послушать, так все только и делали, что воровали твои бесценные идеи! Ещё скажи, что и мир из первохаоса создал ты, а Творец просто свистнул твои наработки.

— Ну, это ты уже загнула, — пробурчал перстень недовольно.

Таня тем временем, изнемогая от жары, выскользнула из джинсов и футболки. Натянув свой старый сарафан в серо-белую полоску, она покрутилась перед зеркалом и пожала плечами. Ей было несвойственно обычное жеманство девушек, она смотрелась на своё отражение в крайне редких и необходимых случаях и далеко не каждый день. Рыжеволосая ведьма справедливо считала, что те, кто действительно заинтересуются ей, смогут разглядеть через обыденную обёртку. А внимание мужчин, клюющих лишь на внешность, ей и вовсе ни к чему.

Вот Ванька любил её всякую, хотя больше, надо признать, Таня нравилась ему в привычных джинсах и свитере. А Глеб смотрел на неё с восхищением вне зависимости от того, во что она была одета… Спохватившись, что мысли её снова потекли в направлении Бейбарсова, девушка показала язык своему отражению и тут же услышала звонок зудильника.

Экран зарябил, а потом на нём показалось лицо Гробыни Склеповой. Лысегорская ведущая явно чувствовала себя не очень хорошо: лицо по цвету почти слилось с зеленоватой стеной позади неё, ярко-розовые волосы забраны в небрежный пучок, из одежды — растянутая майка, явно с плеча Гуни. В обычное время в подобном виде застать Гробыню было практически невозможно. Таня забеспокоилась.

— Хэй, как дела?

Раздался шорох, потом какой-то скрип, а затем послышался капризный голос:

— Гроттерша, мы с тобой столько лет знакомы, а ты по-прежнему не научилась со мной здороваться! Сначала нужно выразить восхищение моей неземной красотой, подивиться сладости голоса, оценить новомодный маникюр, и только потом какделакать!

Таня с облегчением поняла, что, если Гробыня и собралась помирать, то точно не в ближайшее время. По-турецки усевшись на пол, она всё же решила выяснить причину непривычного облика подруги.

— Извини, но сегодня восхищений не будет. Выглядишь ты так себе, — хмыкнула девушка.

Какое-то время Гробыня скептически разглядывала её, будто надеясь, что Таня одумается и выдаст какой-никакой комплимент, но, так ничего и не дождавшись, вздохнула и призналась:

— Если это так, то вини во всём Гломова.

— Гуню? — удивилась рыжеволосая ведьма.

— А ты знаешь других Гломовых? Неа, Гуний такой один, к сожалению или к счастью, — задумчиво подытожила Склепова и с оглушительным шуршанием стала открывать коробку солёных крекеров в форме отрубленных голов.

Проглотив парочку, она вдруг скривилась. Раздался грохот, изображение на экране начало вращаться, а потом стало темно. Таня с недоумением потрясла зудильником, думая, что это помехи в связи, но нет — по ту сторону всё ещё раздавались какие-то шумы, потом послышалось потрескивание, и снова показалось лицо Склеповой, ещё более зелёное, чем прежде.

— Пардон, это последствия бурной тибидохской ночи.

Тут до Тани дошло:

— Ты что, снова беременна??

— Не надо так бурно выражать удивление, — хмыкнула Гробыня. — Такое бывает, представь себе, если ты регулярно спишь с мужчиной.

И в этот самый момент Таню прострелила мысль, такая внезапная, такая оглушающая, что девушка на время выпала из реальности.

Они с Ванькой никогда не предпринимали шагов по предотвращению беременности. Ни разу. И за несколько лет она так и не зачала. До сих пор девушка не придавала этому значения. Ей казалась естественной мысль о том, что когда-нибудь у них с Ванькой будут дети, но она никогда не задумывалась над тем, что это может произойти в обозримом будущем. Или не произойти никогда.

Из небытия её вырвал голос Гробыни:

—…в общем, Танька, жизнь прекрасна! Не моя, конечно, но всё же. Кстати, ты слышала, что Лизон укатила куда-то на север?

— Зализина? — рассеянно уточнила Таня.

Склепова закатила глаза:

— Гроттерша, сегодня ты побила все рекорды по тупым вопросам и разом понизила айкью половины Тибидохса. Само собой, Зализина, другой такой нет! Ума не приложу, что она забыла посреди вечной мерзлоты, но не удивлюсь, если спустя какое-то время все полярные медведи переберутся сюда.

— Знаешь, я давно хотела спросить, — неожиданно для себя выдавила девушка, наплевав на предыдущую тему разговора, — что ты думаешь о Бейбарсове?

Брови лысегорской ведущей на мгновение взлетели вверх, но потом вернулись в обычное положение, и её лицо смягчилось, став таким, каким бывало лишь в минуты редкой откровенности и человечности.

— Что именно тебя интересует?

Таня пожала плечами: она сама толком не знала, что хочет услышать. Однако при этом отчётливо помнила, что Гробыня говорила, будто Глеб не подходит Тане. Озвучив это вслух, она увидела на лице Склеповой горькую улыбку.

— Я говорила так, Танька, потому что дико ревновала. Да ладно тебе, не делай вид, будто не знала! Бейбарсов всех девчонок с ума сводил, каждая хотела быть с ним. А он, как помешанный, сох по тебе. Я ревновала, — все ревновали — вот и болтала невесть что. А ещё… — Гробыня запнулась и не договорила.

— Что?

— Ещё я искренне считала, что этот некромаг с замашками тирана тебе не подходит. Я была уверена, что, даже если вы сойдётесь, то уже через неделю поубиваете друг друга. Но, Таня, — Склепова дождалась, пока подруга посмотрит на неё, и закончила фразу, — Бейбарсов больше не некромаг. Все мы видели, как сильно он изменился. Будто бы и прежний, а будто и нет. Ощущение, что из него удалили весь яд, который отравлял неплохого в сущности человека.

Дочь Леопольда Гроттера поразилась точности этого определения.

— И этот, новый Бейбарсов вполне мог бы стать для тебя идеальной парой. Кстати, судя по всему, не я одна так думаю, — и, потянувшись куда-то, Гробыня потрясла перед Таней тем самым злосчастным выпуском «Сплетен и Бредней», на обложке которого красовались они с Глебом. — Ты была обручена с Валялкиным, насколько я помню, ещё месяц назад. А теперь выясняется, что вы разошлись. Поэтому советую вопрос, адресованный мне, задать самой себе: что ты думаешь о Бейбарсове?

Таня вздохнула:

— Мы с Ванькой не разошлись… окончательно. Он просто дал мне карт бланш. А я не знаю, как правильно поступить.

— Ой, Гроттерша, ври, да не завирайся! Не знает она. Всё ты прекрасно знаешь!

— Ты не понимаешь! — воскликнула Таня в отчаянии. — Дело не в том, что я не хочу быть с Глебом! Тут другое. Я не хочу причинять боль Ваньке, не хочу разочаровывать друзей и… ну, других близких людей…