— Вы тогда что-то видели, что-то конкретное?
Призрачная женщина улетала всё дальше, и Таня уже почти бежала за ней.
— Всё, что я знаю — это что пророчества правдивы в определенный момент времени. Тогда мои слова были предсказанием. Теперь же твоя судьба совершила вираж, и сила этих слов исчезла.
— Так значит, пророчество не сбудется?
— Ты стала женой того, кого любишь? — хмыкнула супруга Ржевского и, не дожидаясь ответа, медленно втянулась в ближайшую стену.
Девушка резко остановилась, уставившись в безликий серый камень. Что именно видела Дама? Тогда Таня была уверена, что любит Ваньку — выходит, в тот момент Дама предрекла, что Тане никогда не выйдет за Валялкина. А если… если предположить, что на самом деле в её сердце большее место занимал Бейбарсов, значит, Дама предвидела, что Таня останется с Ванькой, и не станет женой Глеба.
Всё это оказалось правдой… и одновременно неправдой. Это было тогда, но выходило, что сейчас пророчество потеряло свою силу, ведь обстоятельства жизни Тани действительно резко изменились. И сказанные когда-то слова, правдивые на тот момент времени, теперь стали всего лишь пафосной обёрткой для пустоты. Всё определяют судьба и время. Судьба и время…
Сорвавшись с места, Таня кинулась назад в свою комнату. Вытащив из-под кровати потёртый футляр из драконьей кожи, она достала оттуда зудильник и протерла потускневший экран всё ещё не просохшей футболкой. Внезапно проснувшийся перстень недовольно проскрипел голосом деда:
— Чего ты, интересно, добиваешься? Что хочешь услышать?
Закусив губу, девушка покачала головой, ничего не ответив. Как она могла объяснить своё поведение кому-то, если сама до конца не разобралась в том, что с ней происходит? Хотя какой-то червячок в голове и твердил, будто это всё самообман… Но даже если и так! Всё, чего она сейчас хотела — это понять, что именно привело к нынешним событиям, и какую роль в этом играет темноволосый мужчина с горящим взглядом?
Отбросив со лба мокрые пряди, Таня решительно сделала вызов.
— Manifestum non eget probatione*, — снова пробурчал перстень и замолчал.
Появившееся на экране лицо Жанны Аббатиковой выражало удивление, но под этой наброшенной сверху маской Тане привиделось нечто похожее на… сбывшееся ожидание. Будто некромагиня знала, что рано или поздно она ответит на этот звонок. И последнее окончательно убедило Таню в правильности принятого решения.
— Таня? — полувопросительно-полуприветственно произнесла Жанна. За её спиной виднелось открытое окно, выходящее в цветущий сад. — Как поживаешь?
— Поживаю почти безвылазно на драконбольном поле. Сплю на зрительских скамьях. Обедаю в раздевалке.
Аббатикова улыбнулась:
— Да, я слышала, впереди важный матч. Тут тоже все только о нём и говорят.
— Тут? — не поняла Таня.
— Я сейчас в Магфорде, гощу у Ленки и Шурасика, — пояснила Жанна. — Ленка изучает жизнь известных английским некромагов, много мотается по стране… ну и я с ней за компанию.
— Вот как, — задумчиво пробормотала рыжеволосая ведьма, — а ты, случаем, не видела, как там тренируются невидимки?
— Нет, не видела, — засмеялась Аббатикова. — Я здесь на поле-то ни разу не была. И потом, кажется, ты позвонила мне совсем не для того, чтобы спросить о тактике игры соперника.
Ох уж эти некромаги! Они читают людей, как открытую книгу. Собравшись с духом, Таня призналась:
— Я хотела спросить… помнишь, несколько лет назад, когда Глеб, украв зеркало Тантала, скрывался от Магщества, ты гадала мне на его судьбу?
Ей показалось, что по лицу некромагини пробежала тень — а может, это были помехи в связи. Помолчав некоторое время, Жанна кивнула:
— Помню. Это было накануне матча со сборной вечности.
Сердце Тани заколотилось.
— Я хотела спросить, что ты тогда увидела?
Тёмная пустота зрачков впилась в неё, и даже на таком огромном расстоянии, через экран зудильника Таня ощутила странное, сосущее чувство, будто кто-то окунался в её мысли и чувства, в её разум, в самую сердцевину. Ответ прозвучал, как удар погребального колокола, и Таня не сразу поняла, что это раскат грома. Снова начиналась гроза.
— Я видела гибель Глеба.
Дочь Леопольда Гроттера прикрыла на мгновение глаза, пытаясь справиться с эмоциями, собрать в кучу разбегающиеся мысли.
— И причиной… причиной была я?
— Всему, что делал и делает Глеб, есть и была лишь одна причина — ты, Таня, — вздохнула Жанна. — Первая часть увиденного мной сбылась: Глеб был ранен осколком косы Смерти, побывал в Тартаре, потерял магию и даже самого себя. В каком-то смысле это можно назвать гибелью. Но также я увидела другое: судьба Глеба навсегда связана с тобой, независимо от твоих и его желаний. Как и твоя собственная… навсегда связана с ним.
Таня покачала головой, нахмурилась:
— Нет, ты… ты ошибаешься. Я невеста Ваньки, мы уже много лет вместе.
— Разве я сказала, что вы с Глебом непременно станете любовниками? — резонно заметила Жанна. — Ты невнимательно слушаешь: неважно, кто станет твоим мужем, или от кого ты родишь детей — Глеб всегда будет присутствовать в твоей жизни. Раз за разом судьба будет сталкивать вас. И до Ивана, и после него — всегда был и всегда будет Глеб. Ваши жизни так тесно сплелись, так плотно закрутились, что разорвать этот узел не силах уже даже вы сами.
У Тани кружилась голова. Выходит, что много лет назад мальчик, в котором кипели страсти, увидел её в чане ведьмы, и этим раз и навсегда изменил векторы их судеб. Она высказала это предположение вслух, наблюдая, как лицо Жанны расплывается в грустной улыбке.
— Отчасти так и есть. Понимаешь, любовь Глеба — особая любовь. Её нельзя игнорировать, нельзя оставаться к ней равнодушной. Мне ли не знать… Я ведь завидовала тебе, Таня, — тихо призналась Аббатикова. — Та детская любовь-привязанность, что я испытывала к нему, выросла вместе со мной, и постепенно я свыклась с тем, что его собственное сердце никогда не будет принадлежать мне. Но это не уберегло меня от зависти. Прости меня за это. Сейчас всё прошло, и я давно со всем смирилась, однако свет, которым зажигаются твои глаза при упоминании имени Глеба, мне хорошо знаком: мои глаза уже много лет горят точно так же.
— Что ты хочешь сказать? — спросила Таня, поразившись хрипу собственного голоса.
Новый раскат грома сотряс небо. Стены замка дрогнули. По экрану зудильника вновь прошла рябь, и изображение Жанны стало мерцать, исчезая.
— Думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что это значит, — сквозь помехи донеслось до Тани. — Все понимают, осталось лишь признаться самой себе…
С новым ударом грома связь прервалась. Таня сидела на полу, прислонившись спиной к кровати. Крупные капли забарабанили по окнам, врезаясь в крошащиеся от времени стены Тибидохса. Из парка потянуло влажной землёй, после нескольких дней засухи напоенной живительной влагой. Тяжелые капли разбивались о листья парковых деревьев. Воздух, насыщенный озоном, пьянил, как молодое вино.
Девушка задыхалась. Во влажной духоте комнаты она воскрешала картинки из прошлого, свои эмоции и мысли. Было ли ей когда-нибудь плевать? Нет. Всё, что угодно, но равнодушия к Глебу в её сердце не было никогда. Возможно ли, что теперь все противоречивые чувства, что он будил в ней, соединились, превратившись во что-то иное?
Она не впервые услышала о гибели Глеба. Не впервые эти слова кольнули её затаённой болью. Но впервые после них всё потеряло краски.
Таня в отчаянии ударила кулаком по полу. Проклятый, проклятый Бейбарсов! Чёртов Бейбарсов! Неужели он всё-таки добился своего, и она…
…она разрывалась на части от боли, задыхалась от нежности, от желания. Она плакала. Цеплялась за свои худые плечи и плакала, плакала, плакала. Как он был ей нужен! Будто вся нужда, которую он испытывал к ней тогда, спустя годы перешла к Тане. Он заразил её этой нуждой.
Их всегда что-то разделяло. Чужие судьбы, непредвиденные события. Огненная полоса в Зале Двух Стихий. Танино упрямство, жестокость Глеба.
