Ягун пропустил остроту мимо ушей и с трудом поднялся, держась за край стол:

— Пойду, поищу Ваньку, —сказал он, кинув на Таню многозначительный взгляд.

Теперь уже настал её черед игнорировать друга. Вскоре к ним с Гробыней присоединились Гуня и Шурасик, потом подтянулись Ленка с Жанной, Демьян Горьянов и Ритка Шито-Крыто. Последним в зал вошёл Глеб.

Когда он уселся напротив, Таня бросила на него быстрый взгляд и тут же отвернулась. Однако за это короткое мгновение успела заметить, что его усталое лицо было небритым, а глаза лихорадочно поблёскивали; он явно мало спал и много думал.

— Ну что, как вам прошедшая ночь? — громко поинтересовалась Склепова.

— Мне понравилось! — тут же откликнулся Гломов, привыкший моментально отвечать жене.

— Гуний, ба! Я думала, тебе нравятся только те вечеринки, где еды много, а людей мало, — усмехнулась Ритка.

Супруг Гробыни был занят тем, что пытался прожевать сразу пять блинчиков, которые запихал в рот, поэтому жена ответила за него:

— Не думай, дорогуша, не надо, — кажется, ехидство из крови Склеповой не в силах были вытравить даже алкогольные пары.

— Ты такая очаровательная, когда с похмелья, — ласково отозвалась Ритка, — даже синячки под глазами тебя не портят. Но мне всё же кажется, что тебе не стоит так налегать на лысегорский виски.

Гробыня приподняла брови: ей попался достойный противник, а она это ценила.

— О, у кого-то прорезался сарказм! Видимо, он прямо пропорционален бриллианту на твоём пальце. Так вот, совет свой себе посоветуй, — отрезала она.

Обстановку разрядил Гуня, громко оповестивший на весь зал:

— Терпеть не могу блины!

Несколько пар глаз недоуменно уставились на него. Таня удивлённо спросила:

— Тогда зачем ты их съел?

— Ну, тут ничего другого не было, и я запаниковал, — пробасил Гломов, удивлённо глядя, как все окружающие покатились со смеху.

После завтрака Таня отправилась на поиски Ваньки, или Ягуна, который почти час назад исчез в том же направлении. Она нашла их буквально сразу: друзья сидели на ступенях лестницы, ведущей на Жилой Этаж, и о чём-то тихо разговаривали. Даже внук Ягге, обычно не скупившийся на громкость и жестикуляцию во время разговора, на этот раз был на удивление серьёзен. Он хмурился, слушая Ваньку, но при виде подруги морщинка на его лбу разгладилась. Зато в глазах мелькнуло странное выражение: не то осуждение, не то понимание.

— Привет, — поздоровалась Таня, глядя на своего жениха.

Он слабо улыбнулся и кивнул:

— Вот, обсуждаем, когда лучше лететь обратно. Пылесос Ягуна уже заправлен, так что можно отправляться прямо сейчас.

Таня растерялась:

— Подожди, разве тебя не я буду сопровождать?

Ягун поднялся:

— Ладно, пойду подготовлюсь к полёту. Встретимся на мосту через полчаса. Мне ещё Катьку надо предупредить. Ох, разорётся опять, что я заранее не сказал…

Он ушёл, тяжело вздыхая в преддверии очередной перепалки с женой, а Ванька подошёл ближе и взял руку невесты в свою.

— Нет, Тань, лучше, если мы расстанемся здесь. Мне так будет легче и спокойнее, да и тебе, я уверен, тоже.

Внучка Феофила Гроттера понимала, что определённая правда в его словах была, но она вдруг разом сникла, поняв, что эту ночь она будет встречать уже без своего маечника. Ванька подхватил с пола свой потрёпанный рюкзак, из которого выглядывала зелёная мордочка Тангро, взял Таню за руку, и вместе они вышли из замка на мост.

Пельменник куда-то пропал со своего поста, и они стояли у входа в Тибидохс, такие родные и такие далёкие друг от друга. Странно было ощущать себя будто едва знакомыми, переминаться с пятки на носок, теребить край одежды и потерянно молчать, ведь все слова уже были сказаны.

— Я буду прилетать к тебе, — пообещала Таня, но Валялкин отрицательно покачал головой.

— Нет, Тань, не надо. Это моя единственная просьба к тебе. Не прилетай, я тебя прошу, так будет только хуже. Меня будет навещать наш пылесосный друг, поэтому ты будешь в курсе того, как я живу, а я буду в курсе твоих дел. Но видеться нам не стоит, по крайней мере до тех пор, пока каждый из нас окончательно не определится со своей жизнью.

Девушка смотрела на него, пытаясь понять, откуда у неё взялось ощущение, что Ванька просто-напросто вежливо выпроваживает её из своей жизни, и сколько в этом её собственной вины. Она не успела додумать эту мысль, потому что на мосту показался Ягун, тащивший навороченный двухместный пылесос невероятных размеров.

— Полетим на моём новом красавчике! Эта вещь — ракета, домчим ещё до заката!

Мотор сыто заурчал. Ванька шагнул к Тане и крепко обнял её. Она цеплялась за его широкие плечи, вспоминая, как часто засыпала в уютной безопасности Ванькиных рук.

— И ещё кое-что, — послышался у неё над ухом его шёпот, — ты можешь считать себя свободной. Свободной поступать так, как посчитаешь нужным, свободной полюбить другого. Понимаешь? Ты можешь снять кольцо.

Она не успела ничего ответить, так резко он отпрянул от неё и шагнул к пылесосу, на котором уже с видом царя на троне восседал Ягун.

— Ванька…

— До свидания, Таня.

Пылесос взмыл в воздух, и она закрыла глаза, обхватив себя руками. Только когда стих шум мотора, а перед закрытыми веками полыхнула радуга Гардарики, девушка открыла глаза. Ваньки здесь больше не было. Но она — осталась.

И, развернувшись, Таня Гроттер медленно поплелась назад в замок. Домой.

***

Тибидохс опустел. Разлетелись бывшие выпускники, сдали экзамены младшие курсы. Ещё несколько дней назад стоявшая на ушах крепость погрузилась в безмолвие.

Таня почти сутки просидела в своей комнате, дожидаясь возвращения Ягуна. К обеду следующего после Ванькиного отлёта дня к дверям спальни, которые Таня на этот раз предусмотрительно заперла на банальный замок, подошла Гробыня. Поскреблась в створку и ехидно поинтересовалась:

— Гроттер, чем ты там занимаешься?

— Ем клубничные маффины и думаю о бренности жизни, — ответила Таня, лёжа поперёк кровати и пялясь в окно.

Склепова хмыкнула:

— Засчитано. У нас тут набор поскромнее: позавчерашнее шампанское и наши кислые лица. Только твоей недовольной физиономии не хватает. Не хочешь присоединиться?

Дочь Леопольда Гроттера заверила, что кислые лица бывших однокурсников обычно находятся в списке её приоритетов, но сегодня день исключений. Гробыня ещё какое-то время потопталась у двери и ушла. Таня задремала, а когда проснулась, на Буян уже опустилась глубокая ночь.

Ягуна девушка встретила только на следующее утро, когда вышла провожать отбывающих друзей. Он коротко сказал ей, что добрались они с Ванькой хорошо, а потом его вниманием завладели Катя и сын. На площадке перед мостом толпилась куча людей, и Таня, переговариваясь то с одним, то с другим, старалась незаметно разглядеть Бейбарсова. Однако его нигде не было видно, и девушка поняла, что он уже улетел. Биение сердца на миг замедлилось, будто зашлось в тоске. Таня разозлилась на себя: в конце концов, какая ей разница! Так даже лучше, не будет лишних волнений.

Когда основная часть гостей улетела, Тане удалось, наконец, перехватить Ягуна. Он посмотрен на неё тем же взглядом, который она заметила в день расставания с Ванькой.

— Перестань, прошу тебя, — попросила она. — Если ты меня за что-то осуждаешь, скажи прямо, а не прожигай меня глазами.

Внук Ягге вздохнул:

— Танька, я не осуждаю тебя. Просто не понимаю. Мне казалось, что ты уже давно определилась со своими приоритетами. А тут вдруг Валялкин выдаёт, что вы решили взять паузу.

— Он так сказал?

— Именно.

— Тогда ты тем более должен понимать, что это наше обоюдное решение.

— Да, вот только Ванька принял его, потому что любит тебя. А вот почему ты снова вернулась к попыткам растрясти свою жизнь, мне неясно.

Таня задохнулась от негодования, но быстро взяла себя в руки и, прищурившись, ответила:

— Понимаешь, это всё мой проклятый идеализм. Я всегда упускаю момент, когда нужно остановиться, и всё довожу до конца. Даже катастрофу.