– Сдается мне, что Карно, все свое время посвящающий борьбе с врагом внешним, плохо представляет себе опасность, которую представляет враг внутренний, – наигранно-добродушным тоном проговорил Бийо. – Мы имеем дело не с жалкой кучкой экстремистов, как изволил выразиться дорогой коллега, а с силой, отправившей десятки депутатов на эшафот.

– Все средства хороши, если это приведет к желанной цели, – философски заметил Барер. – Провозгласить – еще не значит применить, не так ли? – небрежно бросил он.

Сен-Жюст слегка улыбнулся и еле заметно кивнул.

– Барер прав, – откликнулся Амар. – План хорош, во всяком случае, ничего другого у нас нет.

– Нас будут судить не только по нашим делам, но и по нашим принципам, – проговорил сидевший рядом с Карно член Комитета общественного спасения Робер Ленде, за этот вечер еще не проронивший ни слова. – Эти декреты покажут другой образ революции, и этот образ испугает наших друзей и обрадует наших врагов, ибо он отвратителен. Я не стану голосовать за это предложение.

– Я тоже, – отозвался Приер.

– К счастью, среди нас еще остались благоразумные люди, – с облегчением выдохнул Карно.

– Что скажешь ты, Робеспьер? – спросил Барер, чувствуя, что выиграть эту партию им будет куда сложнее, чем представлялось вначале.

– Идея мне нравится, – холодно заметил тот. – Только вот представлять эти два декрета надо не в один день. Пусть депутаты свыкнутся сначала с мыслью о конфискации имущества, и тогда, декады через две, мы представим декрет о его перераспределении.

– У нас нет времени, – в тон ему, таким же спокойно-ледяным голосом возразил Сен-Жюст. – Я согласен разделить декреты не более, чем декадой. Через пару декад с фракциями должно быть покончено.

– Ты что, в самом деле, надеешься свалить таких титанов, как Дантон и Эбер, за две декады?! – хихикнул Вадье. – Ну-ну…

– Чем раньше это случится, тем меньше вреда они принесут республике, – парировал оскорбленный его насмешкой Сен-Жюст.

– Предлагаю перейти к голосованию! – возвысил голос Колло, желая положить конец опасным прениям. – Кто из членов Комитетов высказывается за предложение Сен-Жюста?

Десяток рук взлетели вверх.

– Против?

Карно, Клод Приер, Робер Ленде, отвечающий в Комитете общественного спасения за снабжение страны продовольствием, а также Лавиконтери и Гуффруа из Комитета общей безопасности подняли руки и тут же опустили их, осознав свое поражение. Вадье нахмурился: эти двое видели его позицию и осмелились открыто пойти против него.

– Прекрасно! – Барер не скрывал торжества. – Осталось лишь назначить дату двух речей Сен-Жюста об имуществе заключенных.

– Я готов выступить на следующий день после Дюбаррана, – отозвался Сен-Жюст.

– Итак, 8 вантоза, – поставил точку в дискуссии Барер.

– Что до твоего второго выступления, – заметил Бийо-Варенн, – то мне кажется, что оно должно быть сделано до 16 вантоза, пока ты еще занимаешь кресло председателя Конвента. Это избавит нас от лишних дискуссий.

– Здравая мысль, – поддержал его Колло.

Робеспьер с сомнением покачал головой:

– Слишком рано.

– Я сделаю второй доклад через несколько дней после первого, – заверил Сен-Жюст, не обращая внимания на слабый протест Неподкупного.

– Что ж, – Вадье поднялся со своего места. – Похоже, мы обо всем договорились. Покойной ночи.

И не произнеся больше ни слова, он покинул Зеленую комнату. Члены Комитета общей безопасности последовали его примеру.

Уход полицейского Комитета несколько разрядил обстановку. Восемь членов Комитета спасения почувствовали себя среди своих.

– Ты был очень неосторожен с Вадье, – с укором сказал Барер Сен-Жюсту, сказал громко, чтобы слышали все.

– Он тянет одеяло на себя, – покачал головой молодой человек. – Мы не должны этого допустить.

– И все же вы одобрили представление его Комитетом доклада Конвенту, – осуждающе возвысил голос Робеспьер, поднимаясь со своего места и подходя к Бареру, Колло, Сен-Жюсту и Бийо-Варенну, все еще сидевшим за столом.

– А что нам оставалось? – развел руками Бийо. – Будь его воля, он немедленно отрубил бы Дантону голову. Только так можно было получить его согласие на борьбу с эбертистами.

– Ошибаешься, Бийо, – вступил Карно. – Вадье – умный политик. Он не хуже нас понимает, что за Дантона браться не время, если за него вообще стоит браться.

Колло и Сен-Жюст хмуро переглянулись.

– Он бы и так согласился, – продолжал Карно. – Он блефовал, и мы поддались на его блеф.

– И все-таки ты сказал слишком много, Сен-Жюст, – повторил Барер свой укор. – С Вадье надо быть осторожным. Вы видели, кто заправляет в Комитете безопасности. Без его согласия там не принимается ни одно более или менее важное решение.

– Однако Гуффруа и Лавиконтери проголосовали против, – заметил Ленде.

– Гуффруа не задержится в Комитете, – заверил его Барер. – Мы как раз сегодня вечером говорили об этом с Вадье. Старик хочет вышвырнуть его, и что-то мне подсказывает, что он этого добьется.

– Главное, что победа осталась за нами! – сообщил Бийо-Варенн, довольно потирая руки. – Мы получили от старого лиса все, что хотели.

– Вы торопитесь, – повторил Робеспьер, переводя взгляд с Бийо на Сен-Жюста, – вы оба очень торопитесь.

– Мы слишком долго оставались в стороне, – возразил Сен-Жюст. – Необходимо наверстать упущенное. Борясь друг с другом, экстремисты и снисходительные ослабляют Комитеты. Победившая фракция принялась бы затем за нас.

– Покажешь мне свой доклад? – спросил Робеспьер.

– Ты услышишь его в Конвенте, если, конечно, соблаговолишь явиться на заседание, – резко ответил Сен-Жюст. – Уже две декады ты носа из дома не показываешь.

– Я неважно себя чувствовал.

– Однако сейчас ты в прекрасном здравии, – заметил Барер.

– Моя поддержка в борьбе с Эбером вам не нужна. А больше в Конвенте на данный момент ничего не происходит. Но вот с твоей речью, Антуан, я хотел бы ознакомиться заранее…

– Не доверяешь мне? – подозрительно спросил Сен-Жюст. – Опасаешься, что достанется дантонистам?

– Именно, – сухо кивнул Робеспьер. – Боюсь, что ненависть к ним слишком увлечет тебя и испортит впечатление от доклада.

– Не стоит беспокоиться, – заверил Сен-Жюст. – Я не отступлю от намеченной Комитетами политики не трогать дантонистов. Пока не трогать, – добавил он.

– Как знаешь, – Робеспьер отвернулся и направился к выходу. – До свидания, граждане, – бросил он, не оборачиваясь, и вышел.

Из приемной раздался сухой грудной кашель, продолжавшийся не менее тридцати секунд, смешиваясь со стуком каблуков о паркет и эхом отлетая от стен пустого зала.

– Какая кошка между вами пробежала? – спросил Бийо Сен-Жюста. – Еще какой-то месяц назад вы казались лучшими друзьями.

– Месяц назад я был в Северной армии, – нехотя ответил Сен-Жюст. – А после возвращения с трудом узнал Робеспьера. Он снова сошелся с Демуленом, и эта дружба не пошла ему на пользу.

– Ах вот в чем дело! – воскликнул Барер. – Кстати, за что вы с Камиллом так ненавидите друг друга?

– Это давняя история, – уклончиво ответил Сен-Жюст, давая понять, что тема закрыта.

– Я заказал кабинет в «Прокопе», – наигранно-беззаботным тоном сказал Бийо, стараясь разрядить обстановку. – Хотите присоединиться?

– Охотно, – отозвался Барер. – Ты пойдешь? – предложил он Сен-Жюсту. – Заодно и обсудим твой доклад.

– Нет, – ответил молодой человек. – Пойду домой. Сегодня был тяжелый день. Речь почти готова, так что обсуждать нечего.

– Я с вами, – сказал Колло.

Карно, Приер и Ленде сделали вид, что не слышали приглашения. Впрочем, зная, от кого оно исходило, не трудно было догадаться, что к ним оно не относилось.

Через десять минут Зеленая комната опустела. Тюильри погрузился во мрак.

5 вантоза II года республики (23 февраля 1794 г.)