Сен-Жюст замолчал и посмотрел на Робеспьера. Тот сидел, положив локти на стол и сжав виски кончиками пальцев. Его неподвижный взгляд был устремлен в пустоту.

– Пора покончить с преступным молчанием, с немым ожиданием, кто же одержит верх в этой жестокой борьбе, – продолжал оратор. – Комитеты не имеют права и дальше оставаться в стороне.

Правители согласно закивали.

– Именно с целью нарушить нейтралитет Комитетов в борьбе фракций мы и собрались сегодня, – подытожил молодой человек. – Нам необходимо принять решение, каким образом и на чьей стороне мы включимся в игру. От этого решения зависит не только судьба революционного правительства и ваша судьба как его членов, но и судьба Французской республики, свобода и счастье нации.

Красивый финал, поздравил себя Сен-Жюст и опустился на стул.

– Прекрасные слова! Лучше и не скажешь! – раздалось несколько голосов.

– Насколько я могу судить, – медленно, подбирая каждое слово, заговорил Робеспьер, когда возбуждение, вызванное коротким выступлением оратора, стихло, – у тебя готовы предложения, как должны поступить Комитеты. Интересно было бы их послушать.

Сен-Жюст движением головы отбросил со лба прядь волос и с вызовом посмотрел на Робеспьера.

– Да, у меня есть предложения! – сказал он. – С этими предложениями я ознакомил некоторых коллег из Комитета общественного спасения и встретил полную их поддержку.

Он посмотрел, ища подтверждения своим словам, направо, где сидели Колло и Бийо, и налево, где вальяжно раскинулся Барер. Все трое ответили кивком головы.

– Дозволь же и нам услышать, что ты предлагаешь, – все так же спокойно, даже слишком спокойно попросил Робеспьер.

– Ну что ж, – Сен-Жюст набрал воздух в легкие и шумно выдохнул. – Я убежден, что Комитеты должны разгромить обе фракции. Дантонисты с призывами к всеобщему милосердию не менее опасны, чем эберисты с идеей утопить Францию в крови. Пока в республике останется хоть одна воля, отличная от воли правительственных Комитетов, свобода не восторжествует.

– Интере-есно, – протянул Робеспьер. – И все члены Комитетов согласны с этим? – он обвел присутствующих испытующим взглядом.

– Я согласен, – откликнулся Барер, верный своему слову.

– Я тоже, – подхватил Колло.

– И я, – раздался голос Бийо-Варенна.

– Комитет общей безопасности разделяет мнение Сен-Жюста, – ответил Вадье за весь свой Комитет, дав в очередной раз понять, что именно он – и он один – определяет политику главного полицейского органа республики.

– В принципе, мы все согласны с этим предложением, – раздался громкий, хорошо поставленный голос Лазаря Карно, выделявшегося среди коллег военной выправкой, немедленно выдававшей в нем выпускника Военно-инженерного училища. – Однако мне хотелось бы напомнить, с какими противниками нам предстоит столкнуться, включись мы сейчас в борьбу фракций. Думаю, каждый из вас помнит, что Дантон еще не потерпел ни одного поражения на трибуне и что Демулен пользуется безусловным авторитетом у депутатов, а его газета продается…

– Продавалась, – поправил Сен-Жюст.

– Пусть так, – кивнул Карно, одарив коллегу злым взглядом. – …Продавалась огромным тиражом. Сен-Жюст совершенно справедливо напомнил, что за Эбером стоит весь Парижский муниципалитет, тот самый муниципалитет, который сверг с престола Людовика XVI и настоял на изгнании из Конвента, а затем и казни двух десятков депутатов от Жиронды еще каких-то полгода назад. Отдаешь ли ты себе отчет, Сен-Жюст, что, выступив разом против обеих фракций, ты объединишь их лидеров против Комитетов? Случись это, я не ручаюсь за голову ни одного из нас.

– Ты, как всегда, разумен и осторожен, Карно! – воскликнул Бийо, и в этом возгласе слышался вовсе не комплимент.

– Кому-то надо быть осторожным, – вступился за Карно его помощник по Военному бюро тридцатилетний Клод Приер, обладатель приятной наружности и не менее приятного голоса, действовавшего успокаивающе среди самых жарких диспутов, которых Зеленой комнате пришлось повидать немало. – Поспешность никогда не была добродетелью политиков.

– Зато стремительность всегда была добродетелью революционеров, – все больше распалялся Бийо.

– Выступить сразу против обеих фракций – это безумие, – все так же тихо проговорил Робеспьер. – Выступить против Дантона сейчас, когда он так успешно борется против Эбера, – еще большее безумие. Я поддерживаю Карно: осторожность превыше всего.

– Малейшее промедление гибельно для Комитетов, – возразил Барер. – Еще немного – и мы потеряем возможность влиять на события. Кстати, где гарантия, что Дантон одержит верх над Эбером, а не наоборот? У Коммуны Парижа есть надежный способ расправиться с неугодными депутатами: осадить Конвент и потребовать их выдачи народу. Мы уже видели это на примере жирондистов. Подобного произвола больше допускать нельзя!

– Согласен, – кивнул Робеспьер. – Но объявлением войны Эберу мы не предотвратим восстания Коммуны, скорее, напротив, только сильнее разожжем едва теплющийся костер мятежа.

– Никто и не говорит об открытом объявлении войны, – возвысил голос Сен-Жюст. – Никто не говорит о борьбе против двух фракций одновременно. Разом выступить против эбертистов и дантонистов означало бы заставить их сплотиться против Комитетов, как верно заметил Карно. Фракции надо разбивать поодиночке. И для этого вовсе не обязательно открыто заявлять о поддержке одной из них и объявлять войну другой.

Молча наблюдая за разногласиями членов Комитета общественного спасения, Вадье мысленно поздравил себя с тем, что в его ведомстве ничего подобного произойти бы не могло. Недаром члены Комитета общей безопасности молча ожидали, к кому примкнет их председатель, чтобы затем единогласно поддержать его.

– Каковы твои конкретные предложения? – спросил Робеспьер.

– Наносить скрытые удары по обеим кликам, чтобы ни одна из них не чувствовала за собой поддержку Комитетов, и в то же время предлагать меры, более популярные, чем те, что предлагают наши противники, – ответил Сен-Жюст.

– Нет, так не пойдет, – вступил наконец Вадье, с лисьей улыбкой обводя взглядом собравшихся. – Затевая игру в кошки-мышки, мы должны выбрать, кого поразить первым. Играя однвременно на два фронта и нанося удары по обеим фракциям, мы и сами не заметим, как будем втянуты в бесконечную борьбу интересов. Подобная политика опасна для нашего собственного единства. Нам надо решить сегодня раз и навсегда, в какой последовательности мы собираемся уничтожать фракции. Разбив одну из них с помощью другой, можно будет приняться за вторую. Только так мы сохраним гармонию в правительстве.

Это предложение было, безусловно, мудро. Барер обменялся с Вадье понимающим взглядом. Карно одобрил его слова решительным кивком головы. Сен-Жюст постарался скрыть довольную улыбку: предложение Вадье полностью соответствовало его собственным представлениям о стратегии Комитетов. Робеспьер молчал, закусив нижнюю губу и не поднимая глаз от лежащего перед ним портфеля.

– С кого предлагаешь начать ты, Вадье? – глухо спросил Карно, нарушив повисшую паузу.

– С Дантона, – приговор Великого инквизитора был безапелляционен.

– Кто бы сомневался, – еле слышно прошептал Сен-Жюст.

Все взгляды, как один, устремились на Максимилиана Робеспьера. Тот медленно поднял голову от стола и в упор посмотрел на Вадье.

– Это было бы большой ошибкой, – только и сказал он.

– Ты предпочитаешь оставить его в живых, это очевидно! – закричал Колло д’Эрбуа, страстно ненавидевший Дантона.

– Так не получится, Робеспьер, – вмешался Бийо. – Помочь одной фракции одержать победу над другой и затем позволить ей наслаждаться плодами этой победы означает усилить ее и сделать серьезным противником революционного правительства. Слишком большой риск.

– Я не сказал, что отказываюсь выступать против Дантона, – возразил Робеспьер. – Я лишь сказал, что начать с дантонистов было бы серьезной ошибкой.

– Ну что ж, – пожал плечами Барер. – Начем с Эбера. В конце концов, какая разница?