— Ты не знаешь круля, он уже не желает тебя знать. Разве забыл, зачем ездили тушинские бояре к крулю?
Только Сапега заверил самозванца, что остался у него в службе.
Матвей Верёвкин выжидал, пойдёт ли коронный гетман на Москву и пошлёт ли Шуйский стрельцов на короля, а когда стало известно, что Жолкевский остановился у Гжатска, а с Дмитрием Шуйским Москву покинули многие полки, Лжедимитрий намерился стремительным ударом, через Серпухов, неожиданно овладеть Москвой...
Дозоры разведали: коронный гетман от Гжатска направился к Царёву Займищу. Посовещались московские воеводы, прикинули: нет, не избежать боя с Жолкевским, надо идти к Царёву Займищу.
Шуйский сказал:
— Соединимся с Елецким и Валуевым, тогда и сразимся с коронным.
К Царёву Займищу решили подойти со стороны Волоколамска, неожиданно для Станислава Жолкевского. В однодневном переходе растянулись полки, отстал огневой наряд и обоз. Рыцари потребовали отдыха. Уже по темну подошли к селу Клушино. Объявили привал.
— Утро вечера мудренее, — решил Шуйский. — Тронемся по солнышку.
И, велев выставить караулы, отправился на отдых.
Всю ночь к лагерю подтягивались пушкари, обоз, и никому невдомёк, что Станислав Жолкевский, оставив у Царёва Займища заслон из пехоты и части огневого наряда, с конницей в десять тысяч сабель и лёгкими пушками уже спешил к Клушину...
Крепок сон у князя Дмитрия Ивановича Шуйского, не слышал, как долго не затихал стан и только за полночь едва угомонились. Но перед рассветом всё вдруг зашумело, пришло в движение. Пробудился Шуйский, в шатре отблески пожара и дымно, а вокруг крики и брань, звенит оружие, ржут испуганные кони.
В шатёр вбежали Голицын и Мезецкий:
— Князь, ляхи и литва подступили!
Шуйский заметался по шатру:
— Где Делагарди и Горн? Конных наперёд! Проклятые наёмники, торопятся, когда слышат звон золота, и бегут, когда слышат стрельбу пищалей. — Шуйский остановился, перекрестился: — Велите стрелецким головам начать сражение.
— За стрельцами, дело не станет, — откинув полог, в шатёр вступил полковой голова Соболь. — Коронный вот-вот навалится всей силой. Эвон пушки заговорили!
— Отчего молчит наш наряд? — вскрикнул Шуйский. — Ступайте все к войску!
Когда Шуйский оделся и вышел из шатра, сел на подведённого коня, бой уже вступил в силу. Шляхтичи подожгли избы села и палисад, огонь осветил сражение.
Подскакал Мезецкий:
— Ляхи давят на левом крыле, свей начали отход!
— Пошлите им в подмогу стрелецкий полк да нарядите гонца в Царёво Займище, пусть Елецкий и Валуев поторапливаются!
Шуйский направил коня к Делагарди. Встретился Горн:
— Отчего пятятся рыцари? Их храбрость не дальше, чем потрясать кошельками!..
Жолкевский следил за боем с холма. Уже рассвело, и в зрительную трубу было видно, как неудачно действуют московские полки. Теперь коронный уверен, он выиграл победу и дал Шуйскому бой, когда тот не был к нему готов. Молчат даже пушки московитов.
Подозвав Гонсевского, Жолкевский сказал:
— Пора начинать гусарам. Вводите их в бой.
Грохотали пушки. Ядра падали в лагере московитов, сея смерть и панику. Навёл коронный трубу на ряд пушек, какие стоят на пригорке, увидел, как пытаются пробиться к ним стрельцы, но на них одна за другой пошли две роты. На левое крыло навалились казаки. Бряцала сталь, мелькали сабли, вздымались стрелецкие секиры, палили рушницы.
Перевёл коронный трубу на правое крыло, видит, нестойко у шведов. Послал на них ещё хоругвь гусар. Видит, сломались рыцари, отходят. Гикая и визжа, наскочили казаки на стрельцов, врезались в самую середину...
Смотрел Шуйский, как сдаются рыцари, а другие бегут к лесу, выругался.
Тут Голицын коня осадил, закричал:
— Не отобьёмся, князь Дмитрий Иванович, вели отходить!
— Трубите! — подал знак Шуйский.
Преследуемые гусарами и казаками, потеряв огневой наряд и обоз, полки поспешно откатывались к Москве...
В страну свеев через земли новгородские уводил Якоб Делагарди своих рыцарей. Захватили свей новгородское побережье Балтики, срубили острожки, посадили в них малые дружины.
Подступили к Новгороду и, взяв силой острог на Софийской стороне, принудили новгородцев признать себя данниками шведской короны.
Разграбили свей монастырские хранилища и множество ценнейших книг и манускриптов увезли в Упсалу, пополнив королевскую библиотеку.
Самозванец с конными и пешими отрядами кружным путём, через Медынь и Боровск, овладев Серпуховом, подступил к Коломне. Напрасно взывал епископ коломенский к верности царю Василию, народ взбунтовался. Коломна и Кашира целовали крест государю Димитрию.
Присягнули самозванцу и воеводы коломенские Туренин и Долгорукий. Не устоял и переметнулся к Лжедимитрию воевода каширский князь Ромодановский. Самозванец, вступив в Коломну, намерился взять Москву прежде, чем к её стенам подступит коронный гетман-Коломна — город древний, на водном пути по рекам Клязьме, Москве и Оке. Стоит город при впадении Коломенки в Москву-реку... Коломенский кремль, церковь Пятницы, Пятницкие ворота кремля, торговая площадь у крепостной стены... Торг, в отдалённые времена бойкий, с привозом богатым, уже много лет как захирел, зачах...
С приходом в Коломну казаков сделалось в городе многолюдно. За посадом, едва весна дохнула, разбила кибитки орда Ураз-Магомета. А вскорости подошёл и ногайский князь Пётр Урусов. В орде шумно, ревёт скот, блеют отары овец, на первой зелени выпустили табуны. У войлочных кибиток гружёные телеги, татарки доят кобылиц, бьют в бурдюках кумыс. Горят костры, в казанах варится мясо, и тянет по степи, на Коломну, кизячный, горьковатый дым.
Князь Урусов похвалялся:
— Татары бачку-государя любят, — и скалил жёлтые редкие зубы.
Ян Пётр Сапега, с той поры как его выбили из Дмитрова московские полки, встал на Угре, близ Серпухова. Отсюда Сапега ездил к королю, под Смоленск. Прежде чем попасть к Сигизмунду, повидался с канцлером.
Лев Сапега спросил у племянника строго:
— Круль ждал тебя с хоругвями?
— Мои шляхтичи шли в Московию не для того, чтобы брать крулю Смоленск и вернуться по домам с пустыми карманами.
— Когда круль овладеет этой крепостью, шляхтичи получат своё.
Сапега-младший рассмеялся:
— Дядя, ты лучше меня знаешь, чем богат наш круль и чего стоят его обещания. Тех несчастных злотых, которыми он одарит шляхтичей, хватит им до первого шинка. А мои паны вельможные рвутся в Москву, чтобы притороченные к их сёдлам саквы звенели дорогим металлом.
— Тогда зачем ты приехал сюда?
— Но круль звал меня.
— Он хотел видеть твои хоругви. Отправляйся назад и приведи свои роты...
Вернувшись на Угру, Сапега спросил шляхтичей:
— Смоленск или Москва?
И паны заорали:
— Москва!
Набат ударил спозаранку, разбудил Зарайск. Пожарский выскочил на крыльцо, окликнул караульного:
— Отчего звон?
Караульный ответил бойко:
— Царю Димитрию присягать зовут!
Пожарский заторопился на церковную площадь. Его обгоняли, все спешили в каменный кремль.
С той поры, как Коломна и Кашира целовали крест самозванцу, Пожарский ожидал возмущения и в Зарайске. Князю доносили: по городу гуляют воровские письма, народ царя Василия хает...
Разросся Зарайск. Восемь десятков лет назад поднялись каменные стены кремля. К ним льнут дома и избы посада. По тягловым спискам, какие хранились в съезжей избе, на посаде двести дворов да под девяносто в двух монастырских слободах и ещё немало поместий на посаде, дома в кремле.
В добрые времена бойкий торг вёл Зарайск. Триста лавок мастерового и купеческого люда открывались с первым солнцем...
Когда Пожарский появился на площади, она была уже заполнена народом. Князь Дмитрий Михайлович взошёл на паперть соборной церкви Николая Чудотворца, глянул по сторонам. Его увидели, шум стих, но из толпы стрельцов чей-то голос спросил:
