— Под стать местным жителям, — вырвалось у Аин, за что она тут же себя отругала. Из-за ментальных блоков, сдерживавших часть эмоций, контролировать другие стало куда сложнее.
— Помнится, при нашей случайной встрече на улице вы не были так остры на язык, — лорд наконец развернулся к ней, и глаза цвета пасмурного неба окинули Аин насмешливым взглядом.
У неё даже дыхание перехватило, но Аин умела скрывать свои эмоции, в том числе и шок. Хотя ментальные блоки всё же мешали.
Неужели их конспирация пошла прахом? Он смог узнать её под мороком? Или это просто предположение? В любом случае, Аин решила разыграть этот спектакль до конца.
— Не понимаю о чём вы, — она улыбнулась будто бы чуть смущённой и неловкой улыбкой, — вы, наверно, с кем-то меня спутали, милорд.
Всего на секунду на лице лорда промелькнуло странное болезненное выражение, вновь сменившееся насмешливостью.
— Быть может, — пожал плечами он, — человека под мороком вообще легко с кем-то спутать.
Аин бы сейчас выругалась, если бы могла. А так она лишь выдавила ещё более невинную улыбку, отчаянно желая сойти за идиотку.
— Я совершенно не умею накладывать морок, — Аин смущённо потупила глаза.
— Это было заметно.
Аин прикусила губу, чтобы не выдать чего-нибудь, что можно было бы счесть за оскорбление, по крайней мере вслух. Она прикрыла глаза всего на несколько мгновений, чтобы выговориться хотя бы мысленно. А когда открыла, лорд смотрел на неё так, будто мало того, что всё слышал, так ещё и много новых выражений для себя узнал. Но вскоре его лицо вновь не выражало абсолютно ничего.
— И всё же, вам холодно, леди Аин, вернитесь в замок, ещё один больной Уртике жизнь явно не облегчит, — сказал лорд после недолгого молчания, — или мне опять стоит вас… сопроводить?
Аин ощутила, что уши вдруг стали очень горячими. И с чего бы вдруг? Ну помнит он тот случай, и что с того? Нашли чего смущаться!
— Не стоит, — холодно бросила она, — я и сама прекрасно знаю дорогу.
И резко развернувшись, Аин зашагала прочь, прекрасно понимая, насколько это невежливо и не по правилам. За её спиной тихо вздохнули, но ничего не сказали.
На самом деле идти в замок она, конечно же, не собиралась. Кто он такой, чтобы приказывать ей, что делать? И откуда он знает, что ей холодно?
***
Фрея сильно вздрогнула, выпрямившись в кресле одним резким движением. Повинуясь рефлексу, она бы вскочила, схватилась за меч и даже достала бы его из ножен, встав в одну из боевых позиций, но вовремя поняла, что нечто, так испугавшее её — всего лишь сон. Ещё она поняла, что уснула в кресле прямо в комнате Дея, и что меч всё же, действительно был под рукой. И зачем она его сюда притащила? А главное — когда успела?
Тяжело вздохнув, Фрея всё же встала и подошла к окну, раздвинула тяжёлые шторы. Уртика сказала, что Дею полезно солнце, поэтому его и поселили в этой башне как в самом солнечном месте замка. Но смысл? За окнами такой туман, что и не понять, день сейчас или вечер. Даже земли не видно, словно башня, в которой они находились, висела в воздухе. Или медленно проваливалась в моркетский мрак.
Фрея резко отвернулась от окна, отгоняя неприятные мысли. Это всё сон. Мерзкий, тревожный сон. Кошмар, в котором она бежала по улицам серого, похожего на лабиринт города, и искала кого-то. Кого? Она не знала. Но знала другое — что-то безликое, бесконечное и могущественное шло за ней по пятам. Как только она сворачивала, невидимое нечто поглощало оставленную позади улицу. И так каждый раз. С каждым поворотом город становился всё меньше или, наоборот, расширялся всё сильнее — Фрее казалось, что одновременно происходит и то и другое. А ещё ей казалось, что она никогда не найдёт того, кого ищет, и будет вечно блуждать по бесконечному городу-лабиринту, играя в догонялки с тем, у чего нет ни лица, ни имени. Но она ошиблась.
У того, кого она искала, тоже не было ни лица, ни имени. Зато у него был свет, и весь он был светом. Но стоило только Фрее приблизиться, дотронуться до него…
Она сморщилась от фантомной боли и потёрла руку, на которой, судя по ощущениям из сна, должен был расползтись огромный ожог. И взбрело же ей из сна искать что-то столь опасное? Хотя, может, это был единственный способ спастись от тьмы? Сгореть?
Во сне боль ощутилась так ярко, что заставила проснуться, вскочив с кресла. Но, к счастью, это чувство быстро исчезло, но осталось другое. Чувство, будто что-то незримое стоит за твоей спиной.
Роскатт то ли тихонько тявкнул, то ли фыркнул, но это вывело Фрею из размышлений. Это и ощущение его взгляда. Только что он спокойно спал, свернувшись на груди у Дея, но теперь поднял острую мордочку и посмотрел на Фрею заспанным, но внимательным взглядом. Словно бы чувствовал, о чём она думает.
Осторожно присев на край широкой кровати, Фрея протянула руку и почесала роскатта за ухом. Он в ответ потёрся об её руку головой и издал тихий звук, очень похожий на мурчание. Это его умение до сих пор вводило Фрею в ступор. Сколько вообще черт разных животных намешано в этом странном звере?
Звук тихого голоса заставил Фрею снова вздрогнуть и, затаив дыхание, уставиться на Дея. Он что-то неразборчиво пробормотал во сне и снова замолк. Но раньше такого не было. Или она просто не слышала? Это хорошо или плохо? Может, ей вообще просто показалось?
Веки Дея дрогнули, и Фрее даже показалось, что он вот-вот откроет глаза. Она несколько минут просидела, сверля его взглядом, но ничего так и не произошло. Издав разочарованный вздох, Фрея повалилась на кровать. Она была настолько большой, что здесь бы поместилось ещё человека три-четыре, и между ними с Деем оставалось расстояние, как минимум вытянутой руки, но Фрея всё равно удивилась, что не испытывает и капли смущения. Ещё пара недель, и она начнёт воспринимать Дея как растение, требующее постоянного тщательного ухода. От этой мысли Фрею чуть не разобрал истерический смех, но она сдержалась. Только истерики ей сейчас не хватало.
Губы Дея вновь шевельнулись, на этот раз беззвучно. Но он явно что-то говорил, болезненно хмуря брови. Фрея даже попыталась прочесть по губам, но не вышло. Может, он говорил на своём родном языке? А какой у него родной язык? Откуда он вообще родом? Что если где-то там его всё-таки ждёт семья? Что если из-за них он никогда с ней не увидится? Дей как-то сказал, что они не ладили, но так и не сказал почему. Может, он опять всё преувеличил?
Почему-то только сейчас Фрею начали волновать эти вопросы. Точнее, волновать её начало то, что она не знает на них ответов. Дей ведь бесконечно о чём-то треплется. Неужели он ни разу об этом не рассказывал? Задумавшись, Фрея поняла, что он вообще почти ничего о себе не рассказывал. Это казалось странным. Но думать сейчас стоило явно не об этом.
Придвинувшись чуть ближе и приподнявшись на локте одной руки, другой Фрея потрогала лоб Дея. Не горячий. Значит, точно не бред. Наверно, тогда и волноваться нечего. Хотя, судя по выражению лица, ничего приятного Дею не снилось. А может, просто раны болели.
Фрея внутренне содрогнулась от одного лишь воспоминания о том, как выглядели раны Дея, когда Уртика только начинала его лечить. Глубокие, рваные. Кровь из них текла тёмная, почти чёрная, и даже кожа вокруг почернела, будто обуглилась. Не раны, а два разлома прямо в теле. Фрея уже видела подобные, но меньше, и знала, как болезненно их лечение, особенно первое время. А тут их ещё и две.
Операция, проведённая Уртикой, на второй день их пребывания здесь, уже трижды снилась Фрее в кошмарах. Нужно было вытащить тьму из тела, иначе всё лечение было бы бесполезно, она бы продолжала травить организм, но сделать это безболезненно невозможно. С магией камня немного проще, но всё равно… на Дея пришлось наложить заклятье немоты, чтобы он не сорвал себе голос. И от ощущения беззвучного крика, повисшего в воздухе, горло сдавливало удушливым спазмом, а руки била крупная дрожь. Руки Фреи, конечно. У Уртики руки не тряслись. Вообще ни один мускул на её лице не дрогнул. Будто ей не было страшно оттого, что пока она вытягивает проклятую тьму через раны, её пациента выгибает от боли. И так несколько часов. Хотя Фрее казалось, что успела пройти не одна жизнь. Уже после Уртика говорила, что это стоило сделать сразу же, но Дей бы этого, скорее всего, не пережил. Она и во время операции не была до конца уверена, но тянуть больше было нельзя.
