А потом я набросился на еду и искренне надеюсь, что при этом пользовался ножом и вилкой, тарелка опустела настолько быстро, что я начинал в этом сомневаться. Я и понять-то толком не успел, что ем — кажется, это было мясо с отварным картофелем — а оно уже кончилось. Единственное, что я запомнил, так это вкус еды, показавшийся просто восхитительным.

Еда вывела из оцепенения — или всё же сна — даже Анса. Он открыл глаза, несколько раз хлопнул белыми ресницами, словно удивляясь тому, откуда перед ним взялась тарелка, но быстро принял реальность такой, какая она есть, и приступил к трапезе. А мне тем временем заботливые руки Фреи вручили чашку с горячим чаем. Видимо, наш доблестный рыцарь решила взять на себя роль пастуха этого сонного стада. И не зря решила.

Чашка быстро пустела, одежда уже почти совсем высохла, дождь стремительно утихал. Всё было настолько хорошо и прекрасно, что я практически забыл и про морок, и про дурацкую игру в прятки от местной знати, да и вообще обо всём на свете. Но идиллия длилась всего несколько минут.

С улицы раздалось громкое возмущённое, прямо-таки показательно оскорблённое ржание. И я был уверен, что так жрать может только один чёртов конь на всём свете.

Почти одновременно с этим ржанием в таверну ворвался какой-то мужик и звучно крикнул:

— Хозяйка, там чьего-то коня уводят!

Крупная, светловолосая женщина, оказавшаяся хозяйкой, всплеснула руками, охнула и поспешила к выходу. Это я заметил только краем глаза, уже выбегая на улицу.

Потому что уводили не чьего-то, а моего коня!

Чуть не сшибив мужика, так и застывшего в дверях, я выскочил на улицу. Уличная свежесть окончательно вышибла из меня всю прежнюю сонливость и расслабленность, и я готов был собственноручно прибить того, кто осмелился покуситься на Беса. Но резко вывернув из-за угла таверны, я увидел, что волноваться особо не о чём.

Бес не был бы Бесом, если бы не устроил из собственного похищения целый спектакль. Конокрад — на вид достаточно крепкий мужик средних лет — со всей своей силы вцепился в поводья и отчаянно тянул за них. Бес же в свою очередь истошно ржал и отходил в противоположную сторону. Я б на месте конокрада бросил это заведомо проигрышное дело, но он, видимо, был из породы тупых, но упорных и очень уверенных в себе.

Созерцать сие действо было забавно, так что вскоре из-за поворота выглядывало уже несколько любопытных, а я всерьёз размышлял, стоит ли вмешиваться. Конокрад настолько отдался процессу, что не замечал, что стал объектом всеобщего внимания. А вот от глаз Беса это не укрылось.

Гнедая тварь сообразила, что оказалась посреди мнимой сцены, и принялась играть на публику. Копыта коня как бы невзначай заскользили по мокрой брусчатке, будто он ну никак не мог противостоять силе конокрада. В довершение картины Бес вскинул голову к небесам и душераздирающе заржал. Судя по интонации, это значило примерно: «Боги, ну неужели никто меня не спасёт?». Никогда бы не подумал, что это демоническое отродье может издавать столь жалобные звуки.

Конокрад возликовал и потянул поводья с новой силой. Я лишь коротко хмыкнул.

— Вы не собираетесь вмешаться? — спросила хозяйка трактира, на удивление ловко протиснувшись между небольшой толпой зевак.

— Не-а, — ответил я, ухмыляясь. Шоу явно было ещё впереди.

Поняв, что его игра не произвела должного эффекта, Бес бросил на меня короткий, но очень обиженный взгляд — ой, аукнется мне это потом — и смиренно склонил голову перед конокрадом, показывая, что полностью подчиняется его воле.

Ага, как же. Знаем мы его трюки. Чем дольше знаю Беса, тем больше уверяюсь в мысли, что в его роду не обошлось без келпи. Этой твари очень подошло бы людей на дно утаскивать и съедать.

А конокрад тем временем, окончательно уверовав в свою победу, подошёл ближе, то ли желая поудобнее перехватить поводья, поближе к морде, то ли вовсе сесть на коня верхом. Но не тут-то было. Как только конокрад протянул руку вперёд, Бес сделал почти молниеносное движение мордой, вцепившись в ладонь зубами. Причём, судя по оглушительному крику конокрада, хорошо так вцепился. Даже пожевал немного. Кожаная перчатка, видимо, конокраду не особо помогла.

И какие тут ещё нужны доказательства? Ну вылитый келпи, разве что без рыбьего хвоста.

Конокрад кое-как, но всё же вырвался и отпрянул на несколько шагов, хотя перчатка так и осталась в зубах коня. Бес её очень демонстративно и насмешливо выплюнул. И это стало последней каплей.

Даже с расстояния в несколько метров, даже несмотря на то, что конокрад стоял ко мне полубоком, я увидел, как выражение его туповатого лица меняется. Он посмотрел на Беса со жгучей ненавистью, эта ненависть отдалась в голове короткой вспышкой боли.

Вот теперь действительно пора было вмешаться.

Конокрад потянулся к чему-то, закреплённому на поясе, но скривился от боли в правой руке, и повторил движение уже левой, но этой заминки мне хватило, чтобы преодолеть расстояние между нами.

Удар пришёлся ему точно в живот, кажется, я ударил даже сильнее, чем планировал. Его согнуло пополам в приступе кашля, и разгибаться конокрад в ближайшее время, видимо, не планировал. Что ж, спасибо адским тренировкам в замке.

Бес рядом одобрительно всхрапнул, как бы говоря: «Давно бы так». Я потрепал коня по тёмной гриве, уже и забыв о каком-то там конокраде. Как оказалось, рано расслабился.

Лезвие сверкнуло в считанных сантиметрах от моего горла, но я успел рефлекторно отшатнуться назад. Но конокрад не растерялся, поудобнее перехватил нож левой рукой и сделал новый выпад, на этот раз метя в живот. И стоило мне отпрянуть в сторону, как он повторил моё движение, нанося удар с разворота. Двигался он неожиданно быстро и даже грациозно, будто это был уже кто-то совсем другой.

Удар, ещё удар. Я всё отступал, но в один момент неудачно поставил ногу, и она заскользила по мокрой брусчатке. Чудом удалось удержать равновесие, но на это ушло слишком много драгоценных секунд. Боковым зрением я заметил, как то-то бросился мне на помощь, но было уже поздно. Остриё ножа летело мне точно в сердце, и всё, что я успел сделать — заслониться рукой.

Ожидая вспышки боли, я не успел даже зажмуриться. Руку обожгло, но не болью, а теплом, будто от сердца и до кончиков пальцев пробежал поток горячего воздуха. А потом время словно замедлилось.

Что-то сломалось. Я ничего не увидел и не услышал, но отчётливо ощутил, что что-то сдерживавшее меня и душившее, исчезло. И в эту же секунду лезвие ножа, едва коснувшись моей ладони, расплавилось. Оно оплывало, таяло, словно зажжённая свеча, и капало на землю раскалённым железом.

Взвыв, конокрад отбросил нож в сторону, и тот продолжил с шипением и паром таять уже на земле. Сам нападавший тоже зашипел от боли и злости и отпрянул назад, поджимая сильно покрасневшую руку. А я стоял, не чувствуя ни удивления, ни страха, вообще ничего кроме жара и покалывания в руках. Кажется, от ладоней даже исходило едва заметное свечение, но я не был в этом уверен. Подняв взгляд на конокрада, я понял, что он тоже смотрит на меня. Смотрит зло и нагло, с немым вызовом, растягивая губы в кривой ухмылке, будто сейчас должен начаться второй раунд нашей битвы.

Мне показалось, что сейчас он опять на меня бросится, достанет откуда-нибудь второй нож или вовсе окажется магом и метнёт в меня огненный шар. Но вместо этого он вдруг оглянулся, только сейчас заметив собравшихся зрителей, а потом снова посмотрел на меня, но не как раньше, а взглядом, полным непонимания и страха, почти как у потерявшегося ребёнка. Ещё мгновение — и он бросился бежать прямо в толпу. Видимо, ему было без разницы куда, лишь бы подальше от меня.

Правда далеко конокрад не убежал, кто-то из толпы перехватил его на бегу и скрутил, а хозяйка трактира с размаху дала по голове увесистой скалкой, и он безвольно обвис в чьих-то руках. Но мне было не до него. Тепло в руках не ослабевало, оно не жгло, лишь приятно согревало немного немеющие пальцы. Честно говоря, мне не хотелось, чтобы оно исчезало.